- 4 -

                                      Московская область. Деревня Хрясь.
                                      Фамильный замок Максима Галковского.
                                      Суббота. Утро.

  «Если любишь его по-настоящему - до нервного истощения, до помутнения рассудка, до утробного звериного рыка, то - отпусти, не преследуй.
  Когда он нагуляется и осознает, что истинное человеческое счастье - не в мелькании лиц «селебрити» в контакт-листе «Вотс-Ап» и не в ежедневной смене обнаженных тел в ночном бассейне на крыше «Марина Бэй», а в - понимании, доверии и абсолютном принятии себя любящим человеком, то вернется к тебе сам - прилетит, приползет и бросится к твоим ногам, дорогая Кристель. Сейчас, когда я смотрю в его глаза - на самой первой из тех фото, что ты прислала мне после своего возвращения из Монреаля, я вижу в них подлинное мужское благородство - то глубокое и воистину бесценное качество, какое так редко, увы, встретишь у современных мужчин...»
  Немного подумав, знаменитый телеведущий и пародист Максим Галковский добавил к своему сообщению грустный «смайлик» и нажал «Отправить». На этом он собирался закончить чат, однако уже через несколько секунд «скайп» чуть слышно хлюпнул в ответ:
  «О, добрая моя Мессалина! Ты утешаешь меня, словно свою младшую сестру, а ведь мы знакомы всего несколько дней! Я с нетерпением жду, когда твой деспот ослабит контроль, и мы сможем нормально созвониться и встретиться. Я приготовила для тебя сюрприз...»
  Максим сдержанно усмехнулся.
  «У меня тоже есть для тебя сюрприз, солнышко», - подумал он, представляя её шок от их возможной, в будущем, встречи, однако в чат написал иное:
  «Милая Кристель! Мне пора бежать - муженек мой, кажется, просыпается. Пока-пока, и до вечера!»
  Максим переключил «скайп» в режим «оффлайн», и аккуратно, чтобы потолочные видеокамеры не засекли его резких движений, задвинул «планшетник» под лежащий на соседней подушке журнал. Порядок!
  Общение в чате с очередной гламурной дурой из высшего общества, конечно же, не заменит ему встречу с реальной женщиной, однако он, тем не менее, считал, что коллекцию своих потенциальных «секси-чикс» нужно регулярно пополнять и ухаживать за ней - на тот случай, если «деспот» действительно, хотя бы ненадолго, но «ослабит контроль».
- Да-а-а...
  Галковский мечтательно потянулся, вспоминая последний свой адюльтер, так кстати случившийся уже почти три месяца назад - на именинах Саши Гуйнова. Бабуля тогда напилась больше обычного и вырубилась прямо там, за столом среди гостей, и он смог, наконец, улизнуть наверх в личный кабинет Гуйнова, где добрый и всегда всё понимающий Саша предусмотрительно оставил для него томную красавицу Лизу - секретаршу сопровождения из своего пресс-центра... О, это было так прекрасно, просто незабываемо!
  Обычно за пределами замка (а зачастую - и внутри) Максим был вынужден носить «Кинг-Скаут» - изысканный и беспощадный пояс мужской верности с электронным замком, выписанный для него бабулей за немалые деньги из Бельгии. Однако в тот памятный - прохладный, но очаровательный мартовский вечер, они приехали к Гуйновым без «Скаута»: супруга, как это часто случалось, оказалась настолько увлечена подбором парика и накладных бровей во время сборов, что просто упустила пикантный момент из вида.
  Воспоминания, воспоминания...
  Дверь спальни приоткрылась, и в комнату - как и положено, без стука - вошла домработница, смуглая пожилая филиппинка в светлой униформе. Не обращая никакого внимания на лежащего в постели Максима, она собрала его разбросанную по полу одежду, сложила её в пакет для стирки, и оставив на прикроватном столике свежий для него халат, бесшумно удалилась.
  «Как же всё-таки жестоко и несправедливо устроена жизнь», - уже привычно, без эмоций подумал Галковский. – «Даже горничная - бесправное и бессловесное существо, живущее здесь словно тень, и та - может в любую минуту сбежать из этого жуткого дома. Я же обречен пребывать в нем вечно...»
  И, как всегда при упоминании вечности, он скосил глаза на большой настенный календарь из чистого золота, стилизованный под древний календарь майя. Ого! Пошел уже седьмой день... Почему же не приезжает Игорь?
  Максим нахмурился, бегло вспоминая предыдущий год. Да нет, всегда всё было нормально. Конечно, бывало, что Игорь задерживал на день или два, но так, чтобы на неделю - такого он не припомнил.
  «Интересно, что и бабуля помалкивает, будто воды в рот набрала, а ведь её-то, наверное, уже вовсю должно «плющить». Вчера, кстати, она швырнула в Дэлис чашкой с кипятком - только лишь за то, что Дэлис подала ей не ту пепельницу... Похоже, да, Буля - на взводе, сегодня на слуг бросается, завтра – «выпишет» и мне...»
  Максим закрыл глаза и прислушался к ощущениям в теле. Нет, пока вроде всё хорошо, и сердце, и дыхание, и легкость внутри головы...
- Масяня! - внезапно ожил встроенный в ухо микродинамик, и Галковский вздрогнул от неожиданности.
  «Ну надо же, стоило только вспомнить», - с досадой подумал он. – «И вот оно тут как тут. Проснулось...»
- Доброе утро, Булечка! - насколько мог нежно ответил он и улыбнулся в висящую над кроватью камеру. - Как раз думаю о тебе, любимая...
- Быстро подорвался и бегом сюда, - прогудел динамик низким прокуренным голосом бабули. - Ты мне нужен.
- Так срочно? - он приподнялся на локтях, изображая заинтересованность. - А намекни - зачем?
- Я сказала - быстро! - рявкнула она и отключилась.
  Максим поспешно выбрался из кровати. После такого начала шутить с любимой не стоило.
  Накинув халат, он вышел из спальни, спустился по винтовой лестнице на два этажа вниз - на четвертый, и на ходу отмечая непривычную в доме тишину, торопливо зашагал в принадлежащую супруге половину замка.
  Собственно, ей принадлежал весь замок целиком, и если бы она только захотела, то он жил бы сейчас вместе с прислугой - в тесных комнатах цокольного этажа или в домиках снаружи, однако её собственные традиции требовали соблюдения этикета.
  «Сегодня - суббота, а значит, детей в доме нет», - соображал по дороге Максим. – «Слуг тоже не видать - возможно, она велела запереть их в подвале. Но зачем? Неужели - для... романтики?»
  Впрочем, мелькнувшую было мысль об исполнении супружеских обязанностей он отверг сразу. Бабуля давным-давно не нуждалась ни в нём, ни в ком бы то ни было: возраст есть возраст. Помнится, ещё Маха рассказывал про «бабушкины очки» примадонны. А ведь это было не вчера... 
  Наконец, Максим достиг дверей её комнаты и, как всегда, инстинктивно зажмурившись, слегка стукнул костяшками пальцем по дверной мозаике. Выждал положенные три секунды - вот теперь позволено открывать.
- Любимая? - Галковский бережно отодвинул тяжелую деревянную створку и мягко вошел в опочивальню супруги. - Я здесь, Булечка.

- Явился...
  Она стояла к нему спиной - возле окна, абсолютно голая, но в рыжем лохматом парике - и смотрела вниз, на оранжерею. Её местами обвисшее, в крупных складках грузное тело уже давно не вызывало у Максима ни отвращения ни брезгливости, как, разумеется, не вызывало и желания - даже после многих дней ношения пояса верности...
  Он был абсолютно равнодушен к формам своей супруги, как и к её лицу, и только голос её - великий и божественный низкий голос! - всегда оставался тем, что было способно вывести Галковского из состояния перманентного сна или, вернее - того перманентного кошмара, в котором он пребывал все последние годы своей сумасшедшей жизни.
- Мы с тобой должны сейчас же поехать к Игорю, - глухо сказала примадонна, не оборачиваясь. - Собирайся. Возьмём машину няни, она самая неприметная. Ты поведешь.
  Он нервно сглотнул и, обхватив себя руками, переступил с ноги на ногу.
- Что-нибудь случилось?
- Игорь повредил обе ноги. Попал в аварию, - продолжала смотреть вниз Буля. - Поэтому нам придется ехать к нему самим, и желательно побыстрее: для каждого он выделил специальное время.
- Хорошо, - кивнул Максим, отступая к дверям. - Через сорок минут я буду готов...
- Пятнадцать.
- Что?
- Максимум пятнадцать минут! Ты понял?
  Она, наконец, обернулась, и он увидел её широко раскрытые слезящиеся глаза и дрожащую, словно в лихорадке, нижнюю губу.
- Ступай, Масяня... Поторопись, родной... Собирайся, не мучай свою Булечку.

  *    *    *

  Вскоре на скромном «фольксвагене» Оксаны, их третьей няни, чьё возвращение из Кесарии ожидалось только завтра, они - через запасные ворота - покинули замок.
  «Фольксваген», как и подобает автомобилю прислуги Галковского, был наглухо затонирован, и поэтому «звездная» чета могла передвигаться на нем спокойно, не опасаясь камер папарацци. Тем не менее, прима, в огромных черных очках, ряженная по случаю в серый старушечий платок и длинный плащ с капюшоном, предпочла устроиться на заднем сидении - во многом из-за своей привычки к лимузинам.
- Дорогу помнишь? - спросила она, закуривая.
- Да, конечно, - Галковский отрешенно смотрел вперед. - К тому же, здесь есть навигатор...
- Отключи его. Чтобы не осталось в памяти.
- Хорошо, Буль...
  В отличие от многих других, с этим маршрутом Галковскому повезло. Дом Игоря находился всего в полутора часах езды от их замка, и путь их лежал по мало оживленной в выходные дни трассе, что делало поездку относительно приятной. Если, конечно, не считать тошнотворного запаха бабулиных сигарет и общего тревожного настроения бабули.
  Впрочем, по мере удаления от замка, а значит - и приближения к Вечному, тревоги примадонны начали понемногу развеиваться. Велев Максиму включить негромкую музыку, она некоторое время молча смотрела в окно, а потом даже стала тихонько подпевать.
- Знаешь, сегодня утром мне позвонил Стас, - заговорила она, внезапно прервавшись. - Рассказал, среди прочего, что Катя Гортон, если помнишь такую, пыталась покончить с собой. Вчера вечером, после премьеры «Золотого Паяца». Никогда бы не подумала...
- Катя Гортон? - отозвался Максим рассеяно. - А кто это?
- Ну, как же, Мася... Это бывшая жена Саши Гортона, телеведущего. Ещё анекдот ходил про член Саши - мол, это самое умное, что приходило ей в голову, помнишь?
- Ах, да, точно, - сделал вид, что вспоминает, Галковский. - И что с ней случилось?
- Эта Катя Гортон, как известно, без памяти влюблена в нашу Ксюшу... Да, я - про Ксюшу Сапчак, про кого же ещё. Стас говорит, Катя последний год совершенно не давала ей проходу, умоляла, письма писала, цветами забрасывала. Но ты же понимаешь, Мась, Ксюша - птица совсем другого полета. У неё таких, как Катя - вагон и маленькая тележка, я имею в виду поклонников и фанатов - тот же Володя Соловьевский, к примеру, или князь Михалкин, ты, наверное, в курсе...
- Конечно, Буля, - кивнул Маским, продолжая отрешенно глядеть на дорогу. - Все это знают...
- Ну, и вот. А вчера, на премьере «Паяца» Ксюша была среди конферансье, и Катя решилась снова. Пригласила её в «приват рум», на колени упала, стала признаваться, плакала... Сапчак постояла, выслушала всё молча да удалилась. Что она могла ответить этой замарашке? В итоге Катя - в истерике, наелась каких-то таблеток, запила их водкой... Когда «скорая» приехала, она почти не дышала. В реанимации сейчас находится. Такая вот любовь бывает, Масечка, не дай Бог никому...
- Да уж, не дай Бог, - машинально согласился он, думая о своем. - Ты как всегда права, любимая...
  Максим вдруг вспомнил, как недавно на одном из интернет-форумов его сравнили с Карликом Носом. Персонаж известной сказки, прекрасный юноша был похищен колдуньей и заточен в её замке, чтобы готовить для неё яства и угождать во многом, среди прочей свиты.
  «Наверное, так оно и выглядит со стороны», - невесело усмехнулся он. – «Толпа думает, что всё дело в деньгах, замках, известности... Дурачьё. Злобное завистливое дурачьё и лицемеры. Ни за какие деньги мира я не стал бы жить так, как живу сейчас, ибо никакие миллиарды не способны заменить человеку полноценную и нормальную жизнь - с по-настоящему любимой: молодой, сексуальной и любящей женщиной».
  «На кой черт мне сдался этот замок, если я не свободен? Если я - раб, не имеющий права не только встречаться с кем хочу, но даже и говорить с кем хочу, думать о ком хочу? Бесполый и безмолвный лакей Её Величества, я вынужден терпеть всех этих напудренных и мерзотных одноклеточных, из которых состоит её окружение, постепенно превращаясь в одного из них, исполнять какие-то сумасшедшие прихоти, от чесания старухе пяток и выноса её ночного горшка - до танцев с её бывшими любовниками, причем делать это со счастливой улыбкой на лице, а ещё - будучи молодым и привлекательным страдать от бесконечного воздержания и полного отсутствия секса, постоянно унижаться, лебезить и изображать слабоумного - и всё это из-за каких-то денег?! Да вы с ума сошли, идиоты, грязные завистники, журналишки, толпа, смердящие своим убожеством плебеи!!!
  О, если бы! Если б вы только знали мою тайну, то выстроились бы сейчас в одну большую очередь и плакали, умоляя меня поделиться с вами всего лишь одной каплей из того, чем владею я отныне по полному праву своему и теперь пожизненно - блаженной и величественной частью Вечного...»

  Через полчаса их «фольксваген» свернул с трассы и оказался на проселочной «двухсторонке» - почти незаметной, но добротной и прямой как стрела дороге, ведущей к Ново-Бердяевке.

  *    *    *

  Вскоре показалась и сама деревня, а немного левее, в стороне от неё - скромный двухэтажный каменный особняк Игоря. Обнесенный высокой стеной, с уже привычной «колючкой» по периметру и видеокамерами слежения на каждой из квадратных стальных опор неприступного забора, он не выглядел, впрочем, чем-то инородным в этом унылом, почти заброшенном селении периода упадка «суверенной демократии».
- Ворота открыты, - отметил вслух Максим, сворачивая на узкий, вымощенный булыжником подъем к особняку. - Поджидает...
- Говорят, он здесь родился, - задумчиво отозвалась супруга. - Иначе бы не приезжал сюда, за сотню верст от Москвы. Таких-то домиков сейчас везде навалом...
- Куда парковаться?
- Правь прямо к дому и вставай напротив крыльца.
  «Фольксваген» влетел на территорию, и стальные ворота тотчас начали медленно затворяться, управляемые невидимым механизмом. Максим сбросил скорость и плавно подкатил на широкую парковку, уложенную ровными квадратами серо-желтой плитки. Приехали.
  Покинув тесный и душный салон автомобиля, «звездные» супруги выбралась наружу и неторопливо, разминая ноги, поднялись по высоким мраморным ступеням парадной. Ведущие внутрь двери были гостеприимно распахнуты. Вокруг - ни души.
- Дозволь нам, Вечностью ведомым! - негромко произнесла ритуальную фразу примадонна, остановившись в дверях.
- Прибудьте же, повелеваю, - донесся изнутри приглушенный мужской голос, и совсем просто добавил:
- Заходите, люди добрые.

  Полковник Игорь Иванович Грачев, дважды герой России, начальник оперативного отдела Службы Внешней Разведки, а по совместительству - Великий Магистр и верховный распорядитель российского анклава Ордена Вечности, возлежал, покрытый шерстяным пледом, на широкой деревянной кровати - в самом центре огромного гостевого холла.
  Смуглое худое лицо, по-татарски раскосые черные глаза, «тевтонский» крючковатый нос и аккуратная острая бородка - всё это делало пятидесятилетнего полковника похожим на средневекового колдуна, какими их обычно изображают в голливудских фильмах - хитроумного и злопамятного.
- Здравствуй, Алла, - негромко сказал он, улыбнувшись примадонне, и только потом посмотрел на Максима:
- Здравствуй и ты, Куколка.
- Здравствуйте, Игорь Иваныч, - поклонился Галковский. - Как здоровье ваше?
- Что случилось, Игореша? - прима медленно приблизилась к постели Магистра и опустилась на колени у изголовья. - Рассказывай. Я знаю, ты попал в аварию...
- Ну да, в аварию, - усмехнулся тот, чуть пошевелившись. - На моей работе иногда случаются аварии. Особенно в дальних командировках... Лучше расскажите, как у вас дела, дорогие мои? Приходят ли осознания? Разделяете ли участие? Благодарны ли Грядущему?
- Дозволь же... Дни и ночи проводим в поисках осознания, Магистр Великий наш, слава Вечности, - торопливо, словно молитву, забормотала, прикрыв глаза, примадонна. - Разделяем зло общее и даруем силу зла изначального, зла Вечного...
- Ну, а ты, Куколка? - строго посмотрел Магистр на Максима. - Осознаешь ли центр внутри себя - дыхание малого пока, но зла первородного?
- Дозволь же, - склонил голову Галковский. - Грядущее вижу как сквозь воду прозрачную, и лучи зла помогают мне, воздают энергию потраченную...
- Хорошо, понял, - кивнул Магистр. - Будем считать, с ритуалами на сегодня покончили.
  Он чуть откинул плед и, взяв лежащий на своей груди тяжелый, на цепи медальон в форме черепа рептилии, поднес его к губам.
- Да прибудет с нами жизнь Вечная.
  Наступила тишина.
- О'кей, как говорят наши английские друзья, - снова заговорил полковник. - Олл из о'кей. Примерно через полчаса здесь будут Лёня с Машей, затем - Филипп, а там, глядишь, и доктор мой появится - будет капельницу мне делать, с витаминами...
  Он негромко рассмеялся.
- Поэтому в этот раз затягивать не будем, просто возьмете «реагент» и поедете домой. Думаю, очень скоро мы с вами снова увидимся и уж тогда побеседуем основательно - впереди у меня ещё как минимум две недели постельного режима.
- Мы с Масечкой испечем тебе наш фирменный пирог с ежевикой, - пообещала прима, подымаясь с колен. - Теперь ты от него не отделаешься. И кстати...
  Она быстро взглянула на Максима и, нахмурившись, вновь склонилась над кроватью Магистра.
- Я знаю правила, Игорь... Но, может быть, в следующий раз, пока ты болеешь, мы пришлем за «реагентом» Левина? Журналишки пасут каждый мой шаг, а у Левина - спецназовский броневик с водителем. Он служит мне больше десяти лет, и я...
- Послушай, Алла, - Грачев сразу перестал улыбаться, и глаза его сделались ледяными. - Ты, похоже, забыла, чем чревато нарушение правил?
  Он приподнялся на локтях, и примадонна отпрянула от него как от ядовитой змеи.
- Хорошо, я поняла, Игорь. Прости меня...
- Нет, - прищурился Магистр, словно хотел испепелить её взглядом. - Ты не поняла. Ты, наверное, хочешь, чтобы я напомнил тебе - из чего делают наш «реагент», и в чем измеряется его ценность? Ты хочешь, чтобы я ещё раз рассказал тебе об этом?!
- Пожалуйста, Игорь... Пожалуйста, не надо, - срывающимся голосом заговорила прима. - Прости меня, я порой забываюсь, но я бы никогда...
- Они плачут, Алла! - повысил Грачев голос. - А плачут они потому, что им очень больно, понимаешь? И для того, чтобы создать хотя бы грамм «реагента», тысячи мерзавцев по всему миру - самых настоящих монстров, бездушных палачей и изуверов, делают это с маленькими и беззащитными - только что родившимися детьми. Детьми, Алла! И пусть мы не убиваем их, пусть мы только берем у них люмбальную пункцию для центрифуги, но если «толпа» - те самые люди на улице, которых ты и твоя прокладка презрительно называете «быдлом», узнают о «реагенте», то никакая армия и никакой спецназ, прости Господи, не смогут сдержать их гнева! Вас просто разорвут, как нелюдей - так, как растерзали Тома Ривкина и как убили Каддафи... Люди, Алла, очень не любят тех, кто покупает себе блаженство и бессмертие за такую цену!
- Впрочем, - произнес он, успокаиваясь, - думаю, ещё раньше - задолго до того, как ваши многочисленные, со всей страны «поклонники», явятся и подожгут с четырех сторон ваш прекрасный замок - вас уничтожит Охранитель Ордена. Ибо нет тяжелее деяния, чем нарушение тайны Вечного... Куколка!
- Да, Магистр.
- Напомни-ка, как мы передаем «реагент»?
- Дозволь же, Магистр. Мы передаем Вечное скрыто - только лично, без посредников и свидетелей.
- Ну, вот молодец, - улыбнулся Грачев, опускаясь обратно на подушки. - Подойди. Прямо подо мной, под кроватью - контейнер. Достань его.
  Максим стремительно шагнул к кровати, присел на корточки и, осторожно сдвинув в сторону лежащий на полу пистолет Ярыгина с глушителем, выкатил цилиндрический портативный кейс «Доттлинг Гардиан» в белом кожаном чехле.
- Код - 343, - шепотом произнес Магистр. - Открывай.
  Замершая в отдалении прима молча наблюдала за происходящим. В глубине её глаз застыли слёзы.
  Дзынь! В считанные мгновенья Галковский управился с замком и аккуратно отвинтил крышку кейса.
- Готово.
- Ваши «гильзы» - самые верхние, - как ни в чем не бывало улыбнулся Грачев. - Срок хранения - неделя, но лучше «поставить» их сегодня. Хотя, чего я вам объясняю...
- Благодарю, Магистр, - благоговейно прошептал Максим, бережно, по одной вынимая капсулы из «держателя».
  Это были узкие, чуть изогнутые ректальные свечи бледно-розового цвета, каждая - с порядковым номером и маркировкой в виде черепа рептилии на прозрачной упаковке. Источник вечной жизни, блаженства и дара видеть Грядущее. Реагент, дарующий власть над миром. Абсолютное зло.
- Благодарю тебя, ведомый злом великого, - бормотал Максим. - И да прибудет с нами жизнь Вечная!
- И да прибудет с нами! - эхом откликалась его супруга, не сводя глаз с контейнера.

  Они уже выходили, когда полковник, вдруг вспомнив о чем-то важном, окликнул со своего ложа замешкавшегося в дверях Галковского:
- А, кстати, постой-ка! Одну минуту, Куколка.
- Да, Магистр.
- Мне тут на днях звонили... Некий человек, - слегка нахмурился Грачев. - Он сказал, что ты очень хочешь попасть на губернаторский приём - на следующей неделе, в Питере. Буквально одолел их своими заявками...
- Дозволь же, Магистр, - растерялся Галковский. - Но мне слили про гонорары. И я подумал...
- Ах, ну да, понимаю, - усмехнулся полковник. - Однако...
  Он тут же стал серьёзным.
- Тебе не стоит выступать на этом празднике, дорогой мой. На любом другом - пожалуйста, но только не на этом. Там будет слишком много... м-м-м... ненужных людей. Ты меня понял?
- Да, конечно, Магистр. Я понял.
- Ну, хорошо. Ступай. И береги супружницу. Без неё наш Орден был бы неполноценным.
  В очередной раз поклонившись, Максим вышел.