- Если вы следуете принципам нравственности и морали, но, при этом, не верите в воздаяние в следующей, загробной жизни, тогда вы обречены на депрессию и преждевременную смерть,- рубила я сетевой воздух примитивизмом и категоричностью

- Мадам, Ваша осведомлённость об устройстве жизни после смерти вызывает недоумение, - ухмылялся ты.

- Просто быть! Быть не как это или то, а, помимо, невзирая на любое как. Это избавит вас не только от самой мысли о следующем рождении, но и позволит постичь, что вы не рождались даже в этой, настоящей жизни. А, разве, может умереть то, что не рождалось?

Что послужило началу этого спора? Возможно, твоя просьба привести в Камбоджу икону? Или твое участие в строительстве православного храма в Сиануквиле?

- Пожалуйста, привезите с собой икону - это будет очень хорошей, доброй, мудрой жертвой на строительство нашего храма. Разумеется, я не прошу Вас привозить какие-то старинные или антикварные иконы. Прошу вас купить и подарить нашей общине самый обычный новодел, недорогие иконы, изготовленные по канонам русской православной церкви. Я обращаюсь со своей просьбой к самым простым людям, которые едут к нам в отпуск. Потому что я убежден, что только тот храм, который будет построен на пожертвования самых простых и небогатых верующих людей, будет стоять долго и крепко. А всё остальное ветер унесёт.

Я восторгалась твоей просьбе, обещала привезти, прощалась и уходила в сон. А ты возвращался в сеть.

Удаленные разновременьем Южного и Северного полушарий, незнакомые в реальной жизни мужчина и женщина. Мы даже не знали внешней оболочки друг друга, не мечтали о встрече, и не знали, что когда-то кто-то из нас станет наваждением другого.

Я засыпала и видела во сне твою Николь. Жесткие волосы, фыркающие ноздри, мощный круп и остро бьющие землю ноги. Она напоминала лошадь. Породистую своенравную кобылу. Николета Мунтеану. Украденная тобой у бухарестского сутенера шестнадцатилетняя проститутка, твоя румынская жена, твоя любовь и твое поражение.

«Она была родом из деревни на границе с Бесарабией. Этим летом ее подружки придумали, что ей следует зарабатывать проституцией и отправили ее в Бухарест с каким-то родственником, который был сведущ в этом бизнесе. Во времена диктатуры отец ее был шахтером и неплохо зарабатывал, но потом мины закрыли, они продали дом и переселились всей семьей в городок Роман, в «блок» - цыганскую коммуналку. Образования у Николеты было восемь классов, училась она скверно, иностранных языков никаких не знала, если не принимать в расчет два десятка турецких и английских словечек, которых она нахваталась за полгода работы в столице. Из школьных дисциплин очень любила археологию и географию, знала, например, что Лондон находится во Франции, а Китай – в океане. Мечтала стать адвокатом. Курила с двенадцати лет. Души не чаяла в детях, в семье ей поручали присматривать за маленькой девочкой Лореданой; когда пришло время уезжать в Бухарест, Николета с горя вытравила серными спичками имя девочки у себя на левом локте. Это было больно, и духу хватило только на шесть первых букв».

Ты вырезал ей из бумаги цветы и зверюшек, она скроила для тебя бумажный фотоаппарат. Ты покупал для нее сыр и вино, она кормила тебя смесью халвы и пыльных вафель. Ты тревожился о ней, как о ребенке и боялся выпускать из виду.

«Никогда до встречи с ней не подумал бы, что дети арделианских цыган бывают столь беззащитны. Я попросту боялся отпускать ее одну из дома, на улице она была не более расторопна, чем подраненный кенгуренок – не окажись меня рядом, первый же автомобиль покалечил бы ее. Во многих вопросах Николета была абсолютно невежественна. Не умела, например, обращаться с холодильником. Соглашалась платить таксистам столько, сколько запросят. Не знала, что бабочки вылупляются из шелковых коконов. Однажды ночью специально растолкала меня, дабы я полюбовался кометой за окном. Спросонья я никак не мог взять в толк, что же такое особенное она узрела в черном небе над городом. Оказалось, кометой она называла самолет, взлетающий с Отопени и мигающий импульсными лампами. Верила в существование призраков – бабау. Рассказывала про домашних безвредных змей, которые живут в погребах и курятниках. Больше всего на свете змеи эти любят молоко, стоит только налить немного молока в блюдце, как отовсюду приползают змеи и выпивают молоко до дна. Домашнюю змею можно разрезать ножом на четыре части и она не умрет, главное не повредить ей глаза. Николета училась семь с половиной классов, ей нравилась учеба, но в ночь на праздник табака деревянное здание школы сожрали черви-трескачи и все деревенское образование рухнуло. Говорила, что умеет приманивать и ловить голыми руками зайцев, а вот ежей терпеть не могла, считала, что ежи - это обычные крысы с иголками. Ужасно боялась газовых плит, у нее там какая-то ненормальная родственница по неосторожности сначала задохнулась, а потом взорвалась от газового баллона.

По воскресеньям мы иногда ходили в кино или отправлялись в парк Херестроу, где развлекались многократным катанием на убогих аттракционах. Любимым делом было ходить по магазинам. В книжной лавке она выбирала стихи и басни. В галантерейной – игрушки. В супермаркете «Фикус» ее интересовал только шоколад. На рынке хотела купить попугая, но я ее отговорил. Я был ровно вдвое старше Николеты и она сказала, что это очень хорошо, и я с этим полностью согласен. У нее была идея устроиться на работу – продавщицей, посудомойкой, уборщицей – ей было все равно, но это не получалось, как минимум, требовался паспорт, а все документы у нее остались в Романе. Приближалось Рождество, на бульваре Магеру в витринах выставили набивных Мош-Кречунов и моя фетица размечталась о елке и новогоднем празднике со мной – «Мы нарядим у нас дома елку, пригласим гостей и еще надо будет купить маленький кассетофон (ну, пожалуйста!) и записи Эмиля Кыпки!». Увы, это было невозможно. За ужином я объявил ей, что на рождественские каникулы я должен лететь в Индию и вернусь только через две недели.

Она почему-то решила, что я задумал ее бросить и уезжаю навсегда. Я клялся, что это не так и обещал оставить ей в залог половину своих вещей, но она не верила. Говорила, что за две недели без меня в Бухаресте она сойдет с ума или умрет. Наконец, мы договорились, что на время моего отсутствия она поедет к родителям в Роман, а заодно заберет оттуда свой паспорт".