* * *
Он оглянулся и замер, прижимаясь к стене и восстанавливая сбившееся дыхание. Пули пролетали где-то поблизости, то глухо чмокая в бревенчатых стенах, то высекая искры из мостовой. Густо кладут, подумал Грек.
Полный антракт – похоже, музыканты не шутят.
Ниша в стене имела очертания двери. Да это и есть дверь!
Вывеска на узенькой латунной табличке содержала только одно слово:
«Anastazia». Анестейша, недоумённо прочёл про себя Грек.
Что здесь, аптека? Анестезия? Или, может…
.
Стрельба затихла – надо думать, поцыки его потеряли.
Времени на раздумья не было, и Грек, навалившись всем телом, толкнул запоры и рухнул внутрь, сорвав с петель узкую сводчатую дверь. А петельки-то у нас хлипковаты, невольно подумал гость, падая животом прямо в мягкую пыльную темноту крошечного коридора.
Тихий испуганный голос спросил у него – казалось, над ухом:
– Кто тут?
И Грек задумался над ответом.
.
Единственное, что он сообщал до сих пор о себе девчатам с Пересыпи: у меня по возрасту – перебор! Совсем недавно ему сравнялось двадцать два года. К этому времени Грек, изрядная пройда, успел попробовать себя во всём, кроме повседневной работы. Сухой и чернявый, он был недолго подавалой в трактире, где и заработал своё прозвище, сводником, помощником мясника, карманником и каталой. Игра в карты удавалась Греку необыкновенно! Однако сегодня ночью полиция накрыла катран у Соньки-Сухоручки, и Грек едва успел сделать ноги. Правда, по дороге он крепко сунул в ухо самому господину уряднику, и спуску шулеру решено было не давать.
.
Продолжая хранить молчание, Грек встал и придвинулся, мягко ступая по половицам, к мерцавшему поодаль от него белому силуэту. Девушка с маленькой керосинкой в руке, горячая и заспанная, с ужасом вглядывалась в Грека, не понимая, зачем он сюда ворвался.
– Я Грек, – нехотя выдавил Грек.
– А я – румынская танцовщица! Но я ведь этим не хвастаюсь! – раздражённо сказала девушка. Она была маленькой и сухощавой, но весьма грациозной, из спутанных чёрных волос проглядывали огромные карие глаза с поволокой.
– За мной полиция гонится! – пришлось сознаться Греку. – Затихнут поцыки, и сразу же уйду.
– Поставьте немедленно дверь на место! – грозно сказала девушка. – Или я тоже буду за вами гнаться, вместе с полицией.
Грек хмыкнул, но подчинился.
К его немалому удивлению, девушка зажгла свечу, подошла поближе и чёткими, уверенными движениями помогла ему восстановить дверной статус-кво. Раздался нетерпеливый стук, как будто снаружи того и ждали:
– Откройте, полиция! Мы ловим опаснейшего преступника.
– Не открывайте! – взмолился Грек – Моментально пристрелят. А я всего-то дал уряднику подзатыльник!
Девушка ахнула, но знаками предложила Греку укрыться в закутке, который ему пришлось разделить с двумя облезлыми швабрами и помойным ведром. И распахнула дверь настежь.
.
– Анестэйша, кр-расавица! – проревел почти над ухом у Грека хриплый дискант урядника, известного всей округе полнотелого и краснолицего Антона Григорьича, любителя оперетки и доступных мамзелек. – Навеки твой, моя Марго... Не укрываешь ли ты беглого преступника?
– Разумеется, укрываю! – ответила хозяйка квартиры.
Грек обмер. Крупные капли пота прокатились по его длинному носу с горбинкой и канули в помойное ведро с неясными остатками жизни.
– А вот сейчас посмотрим, посмотрим, посмотрим, – игриво пропел урядник.
.
Грохоча сапогами и разнося нестерпимый запах сапожной ваксы, он прошёл в узенькую гостиную, выполнявшую, впрочем, все функции будуара. Ухнули пружины кровати, взвизгнула танцовщица, и всё на минуту затихло. Грек попытался выбраться наружу, но ведро предательски громыхнуло. Антон Григорьевич мигом оказался в двух шагах от шулера, цапая на ходу кобуру. Но девушка оказалась проворней: полуобняв урядника, она выцепила из кобуры револьвер и, сходу взведя курок, дважды выстрелила в спину.
– Нельзя мне под арест, понимаешь? – жарко шепнула танцовщица прямо в ухо замершего от ужаса Грека. – У меня свой хабар сам Шпицель держит!
.
Из огня да в полымя, подумал Грек.
Шпицель был известной уголовной фигурой, наводящей ужас на владельцев мелких лавок, мясников, ювелиров и прочую торговую сошку.
Потеря воровской добычи дорого могла обойтись!
Стараясь не смотреть на агонизирующего урядника, плавающего у двери в луже собственной крови, новоявленные сообщники продолжали яростно совещаться. Решено было немедля бежать: в порту как раз стоял под парами турецкий пароход, уходивший в Соединенные Штаты Америки. Переплатили за билеты немало, но всё же как-то устроились.
Всю дорогу парочка сидела, забившись в каюте, и только перед самым Нью-Йорком решено было отпраздновать удачный побег в ресторане.
.
Ресторан впечатлял бронзовыми лампионами, полыханием красных свеч и разливом панбархата.
Как в благородном борделе, мимоходом подумал Грек.
Судя по задумчивой улыбке танцовщицы, она подумала то же самое.
– Разрешите пригласить вашу даму? – раздался приторный голос, говорящий на гортанном английском. У столика стоял, покачиваясь, человек в котелке: усики щёточкой, блестящая английская обувь, чёрный смокинг с белой манишкой, белая бабочка в жёлтый горошек. Незнакомец был чрезвычайно худ и высок, жёсткий ёжик серых волос и красные воспалённые глаза совершенно не гармонировали со светским нарядом.
– Я с незнакомцами не танцую! – отчеканила танцовщица.
– Damned… представьте меня вашей даме! – повернулся приставала к Греку.
– Позвольте представить, – безучастно отозвался Грек. – Как вас там?
– Грэг Симмонс, – промямлил верзила.
Прежде чем Грек успел открыть рот, танцовщица улыбнулась верзиле и промолвила мягким, почти кошачьим контральто:
– Меня зовут Анестэйша. Я балерина из Лондона, а это – мой импресарио, мистер… Базарофф!
.
Девушка небрежно кивнула в сторону оторопевшего Грека.
И понеслась с незнакомцем на тур летящего кек-уока – благо пароходный джаз-банд, глумливо выкрашенный под негров, старался вовсю.
Грек отвернулся, продолжая безучастно ковырять вилкой жёсткую отбивную.
Что ему делать в Штатах? Язык он знает, но слабо. Работать… Грек даже поморщился. Сутенером к Анестэйше пойти? А тебя возьмут, слабо усмехнулся Грек – одними губами.
.
Пароходный роман Анестэйши и Грэга Симмонса развивался чрезвычайно успешно. ПО приезду в Нью=Йорк Грэг помог Анестэйше снять поблизости от него недорогие, но приличные меблированные комнаты. Парочка, казалось, не знала устали, без конца слоняясь по театрам, ресторанам и дансингам, а Грек всё никак не мог найти себя в новой жизни. Из номера он почти не выходил, изредка выпрашивая у коридорного бульварный листок с объявлениями.
.
Прошло две недели.
Вдоволь набегавшись по танцулькам, Анэстейша и Грэг объявили о своей помолвке.
И через месяц сыграли свадьбу. Церемония была очень скромной. Грэг, мелкий банковский клерк, ни на что особенное не претендовал, но был, казалось, вне себя от счастья.
По лицу Анестэйши бродили неясные тени.
В качестве медового месяца молодожёны решили отправиться в Майями, и от нечего делать Грек поплёлся за ними. Оказалось, что Грэг – отъявленный кокаинист, и Анестэйша, что чрезвычайно удивляло Грека, определённо потворствовала этому увлечению. В один из вечеров жена уговорила Грэга арендовать небольшую яхту для морской прогулки, с которой Анестэйша вернулась одна, вся в слезах:
– Как я несчастна! Мой муж, увлекшись шампанским, внезапно свалился за борт…
.
Но Греку она шепнула, что новобрачный просто-напросто был под кайфом.
Прошёл ещё месяц, и Анестэйша предложила Греку стать её мужем.
В ответ на его удивлённые междометия она пояснила, что теперь она натурализована, а он, став её официальным супругом, тоже станет стопроцентным американцем.
– И что? – поинтересовался Грек.
– А то, что Шпицель нас по-прежнему усиленно ищет, – грустно ответила Анестэйша. – И спрятаться можно либо в мексиканской глубинке, либо поиграв немного в Лас-Вегасе и попытавшись сделать новые паспорта.
Так и сделали. После двух особенно крупных выигрышей Грек понял, что Лас-Вегас – тот самый рай на Земле, который создан для игроков. Он занят был особенно сложной карточной комбинацией, когда не покидавшая его ни на минуту Анестэйша вдруг побледнела и показала локтем в угол огромного зала:
– Шпицель!
.
Прервав игру, парочка встала и вышла.
Грек с сожалением окинул взглядом кучку фишек, но делать было нечего. Примчавшись в номер, супруги Гримстайн, так назывались теперь Анестэйша и Грек, бросились паковать чемоданы. Грек уже топтался возле дверей в номер, когда Анестэйша остановилась возле огромных штор, и лицо её вновь поблёкло:
– Я вижу его под окнами! Мы пропали…
Не раздумывая ни минуты, Грек выхватил крохотный револьвер и выстрелил ей в лицо:
– Прости, любимая! Нет времени на анестезию… нужны кардинальные меры.
Он уже садился в такси, когда огромная лапа сжала его плечо, и тихий бас пророкотал на полузабытом южнорусском:
– Куда спешим, мосье Грек? Ты ведь передашь господину Шпицелю пламенный привет от покойницы?
Не раздумывая, Грек снова выстрелил, но тут же в голове его что-то взорвалось, и он утратил всякую связь с Лас-Вегасом, Шпицелем и Анестэйшей.