В армию все по-разному попадают. Кто не косит, конечно, и кто годным признаётся. Кто-то радуется, что плоскостопие обнаружили, а кто-то наоборот, даже таблицу Головина-Сивцева наизусть учит, чтобы не забраковали по зрению.
Саушкин по жизни инертным был. С самого детства. Ленивец. Поэтому, даже поступив после школы в ВУЗ, «закончил» его гораздо скорей и совсем не экстерном. А элементарно вылетев. В первую же сессию. Зимнюю.
Ну не всем же руководить, кто-то и за станком работать должен, и за конвейером стоять, и за рулём сидеть.
Он не унывал, на каверзные вопросы: «Ну что, учишься?», отшучивался фразой: «Я уже всё умею», и продолжал бездельничать в ожидании повестки из военкомата.
Она не заставила себя долго ждать, и ранней весной в дверь позвонили. На пороге красовалась грозная грузная немолодая тётка с непреклонным видом и бумажкой в руках. Вручив Саушкину повестку, она шумно выдохнула, удовлетворённо высморкалась и, развернувшись, засеменила восвояси.
Саушкин, как человек, не привыкший заморачиваться на частностях, и пофигист в целом, и тут не стал даже задумываться о том, чтобы откосить. Не, ну может и задумался, но так как ни жены с двумя малолетними детьми, ни машины (чтобы продать и дать кому надо взятку) у него не было даже в проекте, то быстро одумался.
Пройдя медкомиссию и будучи признанным годным к военной службе, он спокойно ждал назначенную дату.
За неделю до дня икс случилось ему пойти на день рождения друга. Погода с природой располагали и заманивали. Шашлыки жарились и сразу же поедались, спиртное лилось как не в себя. Изрядно напраздновавшись и, довольно скоро дойдя на практически летнем солнцепёке до безудержно-весёлого состояния, друзья решили, что настало время запечатлеть сии прекрасные моменты на память. Стандартность поз и композиций: с шампурами в руках и в зубах, с топориками над головой именинника, с бутылками и с банками, - быстро наскучила и, увидев валяющееся неподалёку бревно, Саушкин с другом вздумали изобразить некого небезызвестного дедушку на субботнике. Они ухватили бревно и подняли над головой. Фотограф медлил, неуклюже вылавливая непослушными руками композицию в объективе камеры. Алкоголь, вволю залитый в организмы, ослаблял мышцы. Руки у юных позёров дрогнули и бревно «поцеловало» Саушкина в темечко, рассадив кожу головы. Кровь хлынула ручьём…
Кое-как отмыв неудавшейся «модели» лицо, - до головы уже руки не дошли, - горе-отдыхающие отправились по домам. По прибытии Саушкин глянул на себя в зеркало - на голове из волос и засохшей крови образовался ужасающего вида панцирь. И, хотя, через неделю вся кровь была смыта, а что не отмылось – было сострижено вместе с волосами, из-за громадной болячки, очертаниями напоминающей букву «М» и как бы намекающей… - из призывного пункта его отправили домой на залечивание ушиба головы.
Весенний призыв к тому времени закончился, и лето открыло Саушкину свои жаркие беззаботные объятия.
К началу осеннего призыва он явился в военкомат, утомлённый трёхмесячным бездельем и практически абсолютно здоровый. Его так и определили – в Кремлёвский полк, правда, дали направление к ортопеду, - врач, приехавший с «отборочной комиссией» заподозрил что-то, – разглядел плоскостопие, на которое местные эскулапы при военкомате почему-то подзакрыли глаза. Кремль, это же так почётно, - думал Саушкин, - да и с ребятами уже познакомился, которых туда же отобрали приехавшие за «товаром» отцы-командиры. Даже захотелось Саушкину туда.
К сожалению, или к счастью, рассказы «бывалых» о многочасовой ежедневной строевой подготовке в том полку, притушили его пыл, примирив с уже нависшей очередной серией случайностей, финалом которых был отказ и ещё одна отсрочка отправки. На приёме у ортопеда произошло нечто странное, перечеркнувшее мечты Саушкина о службе на Красной Площади. На вопрос хирурга, – для каких целей осмотр, он не скрывая, не ожидая подвоха и ни на что не намекая ответил: «Для военкомата». Сердобольный местный Асклепий, взглянув в эти честные глаза и, наверное, пожалев бедолагу, подправил в описании к рентгеновскому снимку первую степень плоскостопия на 2-3-ю.
Вот так, как это у него всегда бывало, совершенно случайно, отправка на срочную службу отодвинулась ещё на какое-то время. Правда, ненадолго. Первая же волна осеннего призыва захлестнула потенциального новобранца. Накануне он наконец-то, впервые за всё это время, основательно отметил проводы. Наутро голова трещала, голос сипел, а бонусом к этому стандартному набору призывника приложилась температура под тридцать девять. И, явившись по повестке на следующее утро в назначенное время и место... был отправлен на долечивание домой.
Очередные «покупатели» не заставили долго ждать. Весьма неплохой экземпляр, в лице нашего героя, скрупулёзно проверенный чуть ли не до третьего колена для службы в Кремле, но неожиданно забракованный, пришёлся в самый раз для разведки. Там и отслужил Саушкин. Без особенных тягот и лишений, без приключений и опасностей, - хотя, возможно, про них он постеснялся откровенничать, - отсидел он на «узле связи» почти безвылазно весь свой срочный год.
Кто-то точно заметил – везение наступает после тщательной подготовки.