Солнце словно застыло в зените – жарило, но тугой бриз  освежал и  доносил до расположившейся у кромки воды пары, прохладную морось сорванную с веселых волн. Судя по радостным воплям и нечленораздельным угы, гыгы, кууааа – за невысокими развесистыми пальмочками-бонсай, окаймлявшими пляж,  резвился на травке ребенок лет трех.
– Вот все у тебя через жопу, прости господи…
– Ну перестань, родная. Посмотри лучше, красота-то какая! – мужчина миролюбиво указал блестящей ластой на красоту.
– Я головастика в воду не пущу! Хрен его знает что там. А ты лезь, глядишь сожрут тебя придурка!
– Да никого там нет, – глубины-то…– он указал себе пониже белого-белого брюха – А если есть, сами от него разбегутся.
– И вообще, что за дурь? – она пожала плечами. – Приглашают в гости, а самим куда-то уходят. Я и провизии не захватила. Сколько еще ждать их?  Че жрать-то будем?!
– Ой, я тебя прошу, мать! Я старый космический турист. Есть можно все.  Я  вон за кустами здоровенный муравейник видел.
– Может они ядовитые?
– Хорошие они, желтенькие такие. Есть и черненьки, они кусачее, но и мясистее.
  Она  лукаво уставилась на него зелеными, выпуклыми глазами – ну очень красивыми, несмотря на признаки базеды.
– Помнишь как в походе, ты мне их на красапузку ночью насыпал, потом доолга вычесывали, ага…
  Он рассмеялся и вдруг очутился подле нее одним ловким прыжком, и обхватил за объемную талию:
– Оближемся? Ну иди, иди сюда, я те икру-то заделаю…
– Ну нет, нет… – неуверенно освобождалась от цепких объятий. – Ты что?! В гостях же. Сейчас заявятся, а мы тут  этажеркой…
  Раздался пронзительный рев. Подпрыгивая и покачиваясь, спешил к ним неся на отлете руку, плача и слизывая с губ и ноздрей  красное, малыш.
– Аа! – взвизгнула мать. – Ты чего уже  нажрался?!  Где?! Что болит?!
  Покрутила его как кулек и схватился за руку.
– Поцарапал  ручку. Бо-бо, бо-бо. Дай я подую.
  Она прижала ребенка к себе и немедля накинулась на мужа.
– А ты куда смотришь?! Чего он наелся?! Ты знаешь?! Гостит, гости… Чтоб ты красапузкой дряблой  накрылся, мудак холодный!
– Да мурашей, чего еще! Не истери, вон глянь! – мужчина высмотрел нескольких одиноких, неловко спешащих удрать муравьев, и кинул в рот. В пасти нежно захрустело и губы  заблестели. –  Сладко-кисленькие  суки. Прям конфетки.


  – Вот что, красапузь по-быстрому и сожги  муравейник, пока он себе там ноги не переломал,  а я пока с ним побуду – спать захотел…
  Она прикрыла разморенного  ребенка от солнца.
– Хорошо.
    Мужчина нехотя поднялся и, почесываясь, побрел спалить муравейник.
– Только насобирай сперва побольше. Жрать уже хочется.
– Ладно, знаю.
– Канистра-то знаешь где?
– Да знаю, отстань!
  Она улеглась рядом с малышом, приобняла его нежно и прикрыла надутые веки. Давно перевалило за полдень. Бриз совсем сник, море затихло и жирно поблескивало под солнечными лучами. Глаза сами закрывались.
  Мужчина брякнул мятую канистру наземь и испуганные мураши спотыкаясь, неуклюже кинулись по норам. Муравейник был огромный, белый, изрезанный проходами, по которым сновали толпы разноцветных, пиздадельных мурашей.
  – Не пуганые видать.
  Сняв с плеча котомку, он  принялся горстями кидать попискивающих насекомых внутрь.
– Мягонькие сука. Вишь, сок так и брызжет. Так и брызжет… –приговаривал он, горстями хватая неуклюжих насекомых и то и дело облизывая липкую, сладкую ладонь.
    Котомка отяжелела и покрылась алыми пятнами, словно жадно набитая спелой сочной  земляникой, из нее беспрестанно доносился смешной писк.
  Отвинтив крышку, он принялся поливать муравейник, обходя его по кругу. Когда канистра опустела, подпалил и отскочил от взметнувшегося вверх пламени.
– Вобла-вобля. Заодно и жареных попробуем. – довольно наблюдал он, как белый муравейник весь стал багряным в пламени. Сгорали многочисленные башенки, купола, строения удивительно правильной формы. Пошел веселый треск – смешно лопались со вспышками какие-то маленькие разноцветные…головастики, не головастики, – такие, с четырьмя круглыми плавничками.  Вскоре сытно запахло, но нечего было и думать соваться в огонь, – гореть видимо будет долго.


  За спиной уютно потрескивал, догорал муравейник, тянуло незнакомым, но ароматным и волнующим дымком, отсветы пламени уютно освещали идиллическую картину, раскинувшеюся на остывающем  песке под удивительно яркими звездами. Нежно шелестел невидимый прибой.
  Трое, обернутые пледами, тесно сидели вокруг шевелящейся котомки и то и дело запускали туда лапы, выуживая едва попискивающее лакомство. Губы, руки, ноздри их, были сплошь вымазаны липким соком. Они жадно хрустели лакомством и равнодушно наблюдали явление природы – стайку необыкновенных жуков, кружащих - жужжащих высоко над ними и отбрасывающих  иглы  света.
– О! Ха-ха! У меня опять черный!
– Даай, даай! –  заквакал малыш.
– Не, эти кусачие. – отстранил он его ручонку.
– Да дай ты ему! Щас разорется. Только очисти сперва.
  У ребенка уже поехали вкривь толстые губищи в пол лица.
–  Обожди,  голову  откушу…
–  В голове -то самый смак… – счастливо вздохнула жена. Вечер был тих и прекрасен.
  Перед ними, на песке, валялся ворох разноцветных шкурок: белых, черных, красных, –всяких.
– Вроде наших креветок, только сочней и костей много…
  Жена протяжно и раскатисто рыгнула: – Все, больше не могу. Губы жжет и в зубах кожуры  полно…
  Муж вскочил и убежал в темноту, – смешные жуки за ним.  Вернулся и вручил ей крошечный  белый зонтик на палочке.
– Их тут полно понатыкано. – деловито сказал он и принялся ковырять палочкой в зубах, сплевывать по сторонам.
– Давайте собираться?
– Обожди, посидим еще. Красота  такая…
– А хозяева наши так и не явились…
– Да насрать…
  Когда зарево костра  погасло, они собрали в темноте вещи, папаша вскинул на закорки сонного малыша и, грузно подпрыгивая,  они  выбрались  на лужайку. И обомлели.
– Аа! Это что ж такое? – вздохнула  женщина.
    Под звездным небом, вдали, всюду, куда хватало достать взору, были разбросаны  ореолами  светящиеся в ночи пятна.  Одни пятна были огромные и так ярко светили, что зарево полыхало над ними. Другие были совсем крошечные и тускло мерцали в ночи. Меж пятнами тянулись переплетения  странных тоненьких нитей, едва- едва светящихся, по ним словно пульсировал  свет – туда-сюда. Это было необычайно красиво и ни на что не похоже.
  Она протяжно застонала от восторга: – Дорогой, это же … просто сказка! Я никогда подобного не видела.
  Мужика  вдруг осенило.
– Да это же муравейники! Это сколько же их здесь! И строят они их поверху. Вот тупые насекомые.
  Восторженно ахающие, охающие они запрыгали к машине.
  Там взмыленный папаша ссадил с плеч ребенка и устало облизал длиннющим языком губы, нос, глаза, заодно и  взмокшую бурую  лысину. Встал, вылупился, уперев ласты в жирные бока – по-хозяйски оглядел волшебные  окрестности. Ловко плюнул в назойливых жуков. В один попал. Тот смолк, словно ему залепили жужжало слизью и  не раздумывая спикировал, – красиво вспыхнул  неподалеку.
  Жена восхищенно приговаривая укладывала пожитки.
– А  кто же тебе приглашение прислал? –  спросила она.
– Аа. Ха-ха! Тут  чуднАя история. Лежу я давеча в гамаке, мошек ловлю. Вдруг вижу – звезда падает, и прямо к нам на задний двор. Искал я ее, искал. Так бы и ползал, пока не догадался смотаться за увеличителем к профессору. Нашел. Крохотулечка какая-то. На зуб попробовал – твердая и холодная. Я опять к нему, может купит? Он же собирает всякое гавно с неба.
  Старый жаб ее разобрал под увеличителем, а там пластиночка блестящая, а на ней карта звездная и вроде приглашения записано, да еще с музыкой.
– Чудеса!
– Да. Я быстренько смекнул что к чему, пообещал хрычу мух подкинуть на зиму, но чтоб он ни гу-гу по болоту,  а сам забрал пластиночку и домой.
– А что ж это было?
– Он что-то мне травил-травил, но ты знаешь, я не силен в этих делах. Название только запомнил.
– Ну?
– Во…вояр. Не… А, во как – Вояджер один.
– А что это?
– Понятия не имею.
  С этими словами,  гигантские бородавчатые жабы, протяжно попердывая и урча,  полезли в исполинский космолет. Папаша рассадил по креслам команду и прежде чем задраить люк, высунулся наружу, с треском сморкнулся на триста писят земных метров, и громко проквакал, словно хотел чтобы  услыхали  неведомые, любезные до идиотизма, хозяева  этого сущего рая:
–  А мы дачу здесь захуярим!  И всем семейством на лето сюда. Да!