Часть первая.
Как написал классик для затравки сюжета перед тем как пристроить свою главную героиню под колеса паровоза, все счастливые семьи счастливы одинаково, все несчастные – по разному. За точность цитаты не ручаюсь, но смысл я запомнил таким.
Чуть переиначив бородатого гения литературы, выведу следующий афоризм – «Все умные умны одинаково, все идиоты ебануты по своему».
До недавнего времени я не отнес бы эту сентенцию к себе, но после моего позавчерашнего анабазиса в страну Востока, я понял, что идиотами не рождаются.

Так, по принципам классики затравка сделана, можно переходить к сути.
Позавчера зигзаг судьбы занес меня в спорт-бар, где я бывал ранее всего один раз.
Лет десять назад.
Тогда я совершенно нечаянно там сломал пару столов, разбив при этом половину сервировки, подрался с халдеями, затем дал достойный отпор стулом нагрянувшей охране с дубинками в камуфляже, затем через запертую дверь туалета, куда я ретировался, размахивая никелированной стойкой от барного стола, я добился почетного перемирия. В качестве контрибуции мне пришлось выложить приличную сумму за понесенные заведением убытки. На выходе мне разок дружески уебали по почкам, зато обезъянника и судебных издержек удалось избежать.
Правда, спортивно-свадебное застолье им пришлось перенести на пару часов. И плюс в тот торжественный день жениху и мужчинам пришлось пользоваться женским туалетом, так как я в сердцах расхерачил в мужском писсуары и унитазы.
Сами понимаете, этих неприятных минут хватило, чтобы я навсегда вычеркнул это недружелюбное учреждение общепита из своей культурной программы. И они наверняка не занесли меня в анналы почетных посетителей.
А позавчера черт занес меня в этот вертеп футбола, пьянства и вандализма. Просто, выйдя из гостей, я понял, что надо добавить, а эта точка оказалась ближайшей на пути.
Едва переступив порог зала, я решил, что меня здесь вспомнили, но оказалось, что это орала торсида нашей футбольной команды четвертой лиги пятой зоны тринадцатого дивизиона.
Я, честно говоря, как каждый патриот, болею за все местное - за родину, за водку, за простоквашу, в том числе и за городской футбольный клуб. И, когда есть время, и позволяет состояние души, всегда посещаю городской стадион в дни футбольных баталий. И честно болею за своих, под какими бы названиями они не выступали. Честно. Но без фанатизма. А к своим фанатам отношусь с грустным юмором, как к безобидному идиоту, пускающему слюни и громко пукающему в общественных местах.
А тут колебания волн наших пьяных мозгов совпали, и я помимо своей воли оказался втянутым в круговерть фанатского застолья. А затем оказался в поезде, несущемся в соседний город, где завтрашним полднем должна состояться эпохальная встреча наших могучих грандов с ихними отстойными засранцами за седьмое место.
По приезду во вражеский стан наши доблестные фанаты первым делом дружно обоссали фасад местного вокзала и двинулись в сторону арены сражения. Я же в силу воспитания и врожденной интеллигентности к этому коллективному мочеиспусканию не присоединился, хотя никого за это и не осудил- надо ж пометить территорию. А так как ссать с санитарной зоны хотелось зверски, я поотстал и завернул в подворотню, чтобы там культурно опорожнить раздутый, как дирижабль, мочевой пузырь на строение заведомо не представляющее культурной ценности.
Когда я вернулся на проспект, шумная толпа с флагами испарилась, как сквозь землю. Я прислушался, но кроме шелеста листьев и шарканья муравья, тянущего в свою нору травину, ничего не услышал. В какую сторону надо правильно идти я сомневался. Толп фланирующих мещан в это раннее воскресное утро не наблюдалось, и спросить, где находится нофелет…тьфу, стадион было решительно не у кого.
До матча, конечно, еще было до хрена времени, и стадион можно было найти, просто прочесав город вдоль и поперек. Но одиночество сжало мое сердце костлявой рукой. Я почувствовал себя, как Федор Филиппович Конюхов посреди Сахары.
И тут я узрел в близлежащем скверу даму с собачкой. Пока видение не исчезло с моих глаз, я кинулся к этим живым существам заплетающимся аллюром. От внезапности моего появления дама отшатнулась и посерела лицом, а собачка просто посерела, жидким высером.
Такое бывает только в кино и в плохих романах.
Дамой оказалась моя давняя знакомая, бывшая коллега по работе, с которой у нас была глубокая взаимная симпатия, и с которой мы почти на каждом корпоративе обжимались и сосались по углам, однако в силу непонятных причин до большей интимной близости дело так и не дошло.
Собачка была мне незнакома и симпатий у меня не вызывала. Так же, впрочем, как и я у нее, что она выказывала угрожающим рычанием.
Я смотрел на свою спасительницу с обожанием и надеждой, она - с радостью, что на нее в это безлюдное утро низвегся не маньяк, а пьяный,но знакомый мудак. И между нами промелькнула искра силой тока в триллион атмосфер.
«Танечка!» («И так она звалась Татьяна!»)
Подлая собачонка пыталась оторвать меня от хозяйки, дергая зубами за штанину, но я изящно отбросил ее пяткой на пять метров в стиле Ибрагимовича. Оторвав свои губы от моих, Танюша «фукнула» в сторону псины и снова вцепилась в меня жадным поцелуем.
Пятилетняя разлука показала, что мы где-то упустили энное количество лет жизни, и что нам срочно надо … как бы это сказать поинтелигентнее…но чтобы было предельно ясно…поебаться. Да и никак иначе!
«Подожди меня! Я сейчас Дусю домой заброшу и вернусь!» - выдохнула Татьяна.
Я мстительно представил, как она раскручивает невоспитанное животное за поводок и забрасывает на балкон пятого этажа, и заржал. Таня поняла мой смех, как импульсивное проявление радости от встречи и заторопилась.
Рассеяно ощупав через брюки член, я понял, насколько я рад встрече. Еще я понял, что у меня расстегнута ширинка. Хотелось думать, что это Танечка открыла своей шаловливой ручкой затвор узилища моей страсти - подумал, как списал у Сервантеса.
Хотя это мог быть банальный мой склероз.
Так минули пять бесконечных минут. Иди даже десять.
Она летела навстречу в распахнутом белом плаще, как летящая по волнам в одноименном романе А.Грина. Мое сердце билось, как паровой молот Джеймса не Смита мощностью двадцать тысяч килотонн.
«Куда пойдем?»
«Я думал, ты пригласишь меня домой» - организм в виде некоторых нетерпеливых органов требовал продолжения банкета.
«Домой нельзя. Дома муж. Спит.»
«Ко мне домой тоже нельзя» - пошутил я.
«Тоже муж?» - пошутила она.
«Хуже! У меня и дома-то нет!» - грустно пошутил я голосом кота Матроскина и подумал: «Кажется шутки заведут нас в тупик.»
Но Танюшка оказалась подготовленной ко всем случаям войны и мира. Мы зашли в какой-то грязный подъезд какого-то пятиэтажного блочного дома, поднялись на какой-то четвертый этаж, где вышедшая на требовательный трезвон какая-то лохматая седая ведьма протянула ключ и обрывок тетрадного листа в клетку.
Я догадался, что там написан адрес, но успел разглядеть только «22». При этом, по-моему, никто не перекинулся ни словом. Словом, шпионский детектив.
Танюша уверенно вела меня за руку к месту свидания, я на ходу пытался ее облапить, но она, смеясь, вырывалась и тащила дальше: «Подожди-подожди уже скоро!»
В подъезде мне все-таки удалось ее обхватить и обшарить по всем местам.
«Да подожди ты! Мы уже пришли»
Едва захлопнулась дверь, я, буквально одновременно действуя всеми руками и ногами, как шестирукая богиня Кали, сорвал плащ с Тани, куртку и рубаху с себя и, пытаясь сбросить на ходу спущенные брюки, потащил ее в комнату.
Танечка уселась на застеленную кровать, приспустила с меня трусы и осторожно поцеловала головку, в которую из верхней головы в некоторые моменты стекает мозг.
Мозг она не теряла: «Ты чистый?»
Я на секунду затормозил. Ага, только что из бани!
«А! Да! Да!» - выдохнул я и попытался пронзить ей голову своим горящим электродом, как сварщик-стахановец.
Дадакая, я был совершенно искренен и правдив, так как только неделю назад окончательно вылечил триппер и был исследован, как дрозофила в лаборатории Томаса Ханта Моргана.
«У тебя есть презерватив?» - без надежды в голосе спросила Танюшка, с надеждой заглядывая мне в глаза.
Конечно, бля, каждый фанат перед поездкой в чужой город под ватерлинию затаривается гандонами. Я не хочу обидеть фанатов, может быть, они так и делают. Но у меня презервативов с собой не было. Хотя последние левые поебушки должны были бы привить эту полезную привычку. Но как глубоко женатый человек, я не мог себе позволить носить в карманах такой компромат.
Штирлиц насторожился. – «А ты чистая?»
Радистка Кэт уклонилась от ответа: «Нужен презик!»
Продолжение банкета откладывалось. Мой половой …друг малость приуныл и до колен свесил буйну голову.
Надо что-то делать!
«Слушай, ЛЮБИМЫЙ, тут за углом круглосуточный ларек! Сгоняй!»
После такого слова я готов был по-пластунски ползти на край Ойкумены за гандонами, орхидеями и прочими символами романтизма. Мигом приободрился и мой мужской хуй - как же все-таки в человеческом общении не хватает теплых звуков и слов!
Я выскочил в коридор, зачем-то первым делом обмотал вокруг шеи шарф ,поднял с полу рубашку, сорвал со спинки стула штаны, двумя прыжками влез в туфли, и стремительным домкратом бросился с лестницы, одеваясь на ходу – Гудини вздрогнул и на минуту перестал вертеться в гробу.
Я обошел дом. Никакого ларька не было. Я обошел дом в обратную сторону. Ларек не появился. Я обошел соседний дом…
Кто жил на Севере, знает, как опасно без компаса гулять по сопкам: перевалил через сопку, обернулся округ себя - и уже непонятно, куда идти – все сопки одинаковы. Так и я через пять минут осознал, что не знаю, куда мне возвращаться – все дома совершенно одинаковые облезлые хрущевки среди не менее облезлых двух- и трехэтажек архитектурно стиля «баракко».
Я начал искать дом номер 22. Но домов с таким номером в округе не было. Улиц, казалось, не было тоже, за домом номер 3 неожиданно следовал дом 178, а потом 6Б. Вдруг на одном доме мелькнуло обнадеживающее число 20. Но вместо номера 22 в одну сторону был дом 15А, а в обратную - 46, влево - 33, а вправо - 8Г. К градостроительству, видимо, приложил руку Роберт Браун, основатель броуновского движения.
Я все глубже погружался в пучину отчаяния.
«Телефон!» - Я хлопнул по карману: «Фууу! Слава джа, телефон в брюках, а не в куртке!» Оставалась мизерная несбыточная надежда, что Танюшка сохранила старый номер.
Я достал телефон… Опаньки! – непонятная старинная раскладушка, да еще и вся внутренность покрыта какой-то засохшей блевотиной. Чужой телефон… Такая блядь моторолла! Я стал стирать ногтем это мумиё и внезапно понял, что на мне не мои брюки от Кертиса, а линялые спортивки с вытянутыми коленками и генеральскими лампасами. Следом я понял, что и телефон не работает.
Но в полный ступор я не впал, в голову лезли хоть какие-то мысли и следом адекватные ответы на них.
«Позвонить в милицию!» - «И что сказать? Спасите?!»
«Орать под окнами «Танечка» - «Еще знать бы под какими…За это с утра и по репе выписать могут.»
«Прочесать все дома в округе и в каждом ломиться в квартиру 22. Вдруг 22 на бумажке - это не номер дома, а номер квартиры…» - «Ты забрел хер знает куда, даже не помнишь сколькоэтажный был дом. Шерлокс Холмс, бля! И за это, кстати, тоже могут выписать по тупой тыкве.»
«Позвонить в справочную и узнать адрес!» - «Ага, а потом разбудить мужа и спросить, на какой конспиративной квартире обычно трахается его жена. Да и бывают ли нынче справочные…»

Положение становилось отчаянным, как говорил капитан Гранд своим детям. Коитус отошел на второй план.

Эпилог.
Есть рассказ у Марка Твена, где случайная женщина переодетая мужчиной претендовала на трон и руку дочери почившего в бозе короля. При этом было два одинаково вредных и опасных «НО». По тамошним законам, если на трон присядет женщина - ей отрубят голову, а если эта баба, как жених-претендент, не сможет совершить супружеский долг – тоже отрубят голову. И тут Марк Твен с присущим ему юмором посылает заинтригованного читателя нахуй, мол, я сам не знаю, как выпутать мою героиню из этого пердимонокля.
У меня есть жгучее желание пойти по проторенному классиком американской и мировой литературы пути…
Желание-то поглумиться есть, но боюсь, не будет, ли повторение этого приема плагиатом…только поэтому продолжаю, а вернее заканчиваю, рассказ.

Xxx. Тока што (с фанацким преветом)