***
В гроте песчаном у самых подножий Олимпа
Жил вместе с нимфами горный козёл златорогий
Нимфы козла ублажали в часы вакханалий
В гриву вплетали ему разноцветные ленты
Солнечным утром спустился козёл к водопою
Где ручеёк средь олив протекал среброструйный
Не предначертано было в скрижалях напиться -
Цербер в то утро сыбалсо из царства Аида
Голод и ярость туманили разум щеночка
Видит - ничейный козёл семенит к водопою
Понял козёл: не сносить головы златорогой
Горе вам, нимфы, - уходит герой вакханалий!
Он призывает бессмертных богов на подмогу
Зевса он звал, Апполона и даже Гринписа...
Глухи остались к мольбам олимпийские боги
Пёс утолил и свирепость, и голод, и похоть
Горестно нимфы стенали, прощаясь с петомцем
Рвали, рыдаючи, волосы в зоне бикини
Чудо! Гефест их услышал седалищнорукий -
Он из рогов золотых им отлил самотыки.
***
Серая тень журавля на фоне заката.
Тлеет очаг в темноте.
Спит старуха.
Тёплый сакэ растекается жарко по телу.
В зарослях сакуры скрылся весёлый козёл.
Гроза впереди.
На горизонте курится дымок Фудзиямы.
Волк - самурай над свежей добычей склонился.
Пиршество здесь.
Розовый воздух наполнен цветением сакур.
Почва сырая удобрена тленом козлёнка.
Весна. Возрожденье.
***
Цвела весна. Её дыханье
Ласкало жарко чернозём
Изба стояла за лугами
Там жил у бабушки козёл
Его деньки текли беспечно,
Подобны тихому ручью,
Он ей стихи писал и песни
Чтоб нежность высказать свою
Однажды утром предрассветным,
Когда забылась бабка сном,
В леса он убыл незаметно,
Блеснув серебряным руном
Лишь чуть дыша, заре навстречу,
Он путь сквозь тернии искал,
Но чу! Но ша! Кругом заметил
Зубов белеющий оскал
- Ах пощадите, волчья стая!
Не троньте скромного козла!
Всё, поздно. Видно, неспроста я
Исторгнул горький шоколад...
И перед ликом верной смерти
Врубился блеющий урод:
Всё, что живёт на белом свете -
Всенепременнейше умрёт.
Едва лишь стон его последний
Поднявши птиц, угас вдали,
Уселись волки пообедать
И бабке мяса занесли
Всю ночь у бабушки в окне
Свеча горела
Сварился козлик в чугуне
Она поела.