Люди повсеместно закрывают дачный сезон! У самих трёхэтажные дома. Кладка такой циклопической мощи, что Троя - это просто гараж, сторожка для мётел. Подвалы. В подвалах этих есть всё. Одних тяжёлых дверей в подвалах пять-семь штук. За дальней дверью кто-то кричит, слабея: "Нет! Я буду, буду использовать знаки препинания! И всё такое! Я больше не буду грабить и убивать!" Мешки, кули, бочки трёх видов, самогонный аппарат протёртый: одной меди четыре кило, консервы для торопливого перекуса ещё французские, три ящика и вон на полках сверху, ягнятина там альпийская, паштеты из уток трёх сортов, ветчина в особом желе. Здоровенная. Две банки семипалатинской двумя зэками среди них, стоят в углу спиной к стене, как тут не зачуханиться смотрят. В Версале, глядь, этом. Масло оливковое. Здоровенное. Четыре банки анчоусов всяких, ничего особенного. Десять банок тунца. Здоровенные. Банка улиток - это даже говорить ничего не надо. Крупы какой-то три мешка, давно не заглядывали. Мочёных яблок две с половиной оцинкованные ванны. Каждое яблоко с газком таким лежит только для тебя и готово на многое. Откусил половину, утёрся ладонью, дальше смотри. Алкоголь. Ал-ко-голь. Наливки из наколотой смородины, на вишне, тягучая, на абрикосовой косточке, это для любителя. И из абрикосов же четыре литра стоят просто нагнанного на аппарате. Все бутылки пыльные, но захватаны, конечно, пальцами. Видно, что люди живут не совсем равнодушные в этом доме, волнуются люди, переживают. В другой части подвала набор для выживания: капуста всякая, помидоры и огурцы в банках. Последнее поколение, которое этим делом промышляет, смотрит на нас в зеркале. Какой-то религиозный процесс, ритуал, помидорная ортопраксия. Кажется, что когда тускнеющее солнце отразится в последний раз в мутных глазах моего поколения, всё - тела помидоров и огурцов никогда не будут подвергать посмертным египетским ритуалам засолки фараона. Что-то важное уйдёт из жизни. Ну и бог с ним, понятно. В банках помидоры чувствуют себя неуверенно. Они мечутся в банках, если поднести банку к лампочке. Непонятно.Огурцы лежат спокойно. Огурцы - стоики. Помидоры - эпикурейцы. Стоицизм при похмелье. Эпикурейство при соблазнении.
Ещё есть чистое конфуцианство баночное - засахарившееся яблочное повидло. Почтение к старости коричневого цвета с белым налётом благородно проступившей сладости. Морализм таится в вареньях. Кому этот морализм нужен? Просто изводим сахар, но признаться в этом или начать жрать варенье никто не готов. Поэтому морализм вечерних чаепитий и протяжных вздохов над пороками мира у нас востребован слабо. Как и везде. Мы следим, не думайте. Как и везде, морализм не востребован. Но самогонный аппарат ждёт терпеливо и конфуцианство, и морализм. Аппарат - это символ всепобеждающей силы прогресса, он и не такую мудрость превратит в синьку и горький дурман.
Что ещё у людей в подвале? Да всё у них тут. Кресел с советских времён четыре штуки: из комплекта "Румыния" и из комплекта "Жилая комната" тоже румынского. Диван. Странный телевизор. "Горизонт" с японской трубкой" Люди не выкидывают Горизонт с японской трубкой из-за суеверного ужаса. И ещё потому, что помнят, как в очереди за горизонтом с японской трубкой одному из людей ребро треснули.
Уютно. Сиди в креслах, смотри на банки, жди появления представителей союзного командования. Есть гитара, кстати. Можно в ожидании весело поиграть, хитро и одиноко поглядывая в тёмные углы.
А люди продолжают закрывать дачный сезон вместо этого! Прощания какие-то устраивают. Люди вон целый финал "Вишнёвого сада" вчера разыгрывали. Я едва не разрыдался, когда меня на репетиции забыли и заколачивали снаружи. Зачем? Тут же можно интересно и остро жить всей улицей. Одичать маленько на морозе, не без этого. Ну и что? Кому это повредит, если мы немного одичаем? Я решил тут оставаться. Всех соседей провожу, потрясу после их отъезда запоры на соседских дачах, вдруг кто забыл чего или подарок мне оставил. И начну дичать. Буду бегать по участкам. К весне смогу перепрыгивать через заборы, мастерить ловушки для зайцев, пробивать ударом кулака лёд на запруде. А жру я и так, не жуя и всё. Меня до лета ловить будут. Обложат сетями, погонят в них те, кого я считал друзьями. Или с вертолёта усыпительными стрелами будут мне в шкуру целить. Зарычу мохнатый в березняке, когда крутить начнут. Одного - туда. Другого - сюда. Потом повалят, наверное. И очнусь в клетке на поселковой площади. Нормально.