Три следующих дня генеральша решила употребить себе. Был прекрасный летний день с отличной видимостью. Ее родовое имение «дель Нуэво», находилось в ста пятидесяти километрах от Чиуауа, туда вела железная дорога. Я летел на высоте восемьсот метров ввиду дороги. Генеральша была одета цивильно. На голове шляпа, очки, кофта, длинная юбка и сапоги со шпорами. Через полтора часа я сел. Встречали генеральшу всем миром. Огромный двор, двухэтажные витражи палаццо «дель Нуэво», впереди управляющий в черном костюме, белых чулках с поклоном принимает хозяйку. Многочисленная челядь, стоя на коленях, молитвенно простирает к ней руки. Она двигалась, как Мадонна, благословляя  своих подданных. Я часа полтора просидел у самолета, как вдруг прибежал мальчишка и повел меня за собой. Первым делом мне предложили раздеться и пожаловать в баню. За мной незримо выросла кармелитка. Баней оказался огромный чан с горячей водой, куда надо было влезть абсолютно голым. Напротив меня в такой же бане сидела генеральша. Я не сильно-то приглядывался к ней, но ее усмешка, с которой она меня изучала, заставила меня вспыхнуть. Хуже всего, что у меня встал, да так мощно, я не знал, как его прикрыть. Кармелитка засмеялась, засмеялась и генеральша. Я совсем покраснел. Дальше меня мылили и полоскали, я сидел с опущенной головой, а генеральша убрала свои тяжелые волосы, покинула чан и предстала передо мной – тонкая талия, широкие бедра, стоячие сиси. Она улыбнулась мне и стала одеваться. Я держался за воздух. Потом стали вытаскивать меня, укутывать-закутывать и увели со стоячим в какую-то залу. Тут было прохладно и я смог перевести дух.

В зал вкатили столик, чего там только не было, зашла госпожа генеральша, прихорашивая волосы,  в богатом пеньюаре, запах парфюма необычайный. Она уселась напротив меня и, посмеиваясь, стала предлагать мне блюда, о которых я не слыхал. Я не смел поднять глаз, а мой член стоял. Так всегда бывает – хозяин еще не может разобраться, а он уже чует свою добычу. Чтобы хоть как-то выйти из положения, я заметил у стенки рояль и подсел к нему. Хозяйка со вниманием стала прислушиваться ко мне. Кроме рэгтайма я пустил в ход  «La Paloma». До чего красивая вещь. У хозяйки сразу в руках появилось банджо. Еще немного, и мы запели. Она женскую партию на своем, я на своем. Дальше «Buona Sera». Запах ее волос пьянил меня, вот она уже за моей спиной и ее горячие руки ложатся мне на плечи, потом на грудь. Она наклоняется ко мне и мы смыкаем губы. Мы занимались любовью на полу. Потом  весело смеялись. Она восторгалась мной: «Какая у тебя белая кожа, голубые глаза, какой ты сильный. У меня уже шесть лет не было мужчины, хочу еще». Я держал ее красивую голову в своих руках. Мексиканская страсть креолки горячая, но очень ровная. Она горит долго, не в пример белым. Три дня, которые она себе выделила, мы занимались любовью. Она была страстной, послушной любовницей. Мы облизывали друг-друга, как веселые котята. Кушали, непрерывно музицировали, пели,танцевали. Она одевала самый красивый сексуальный костюм, чтобы мне показаться. Я был голоден, она тоже. На третий день в постели она мне сказала, что это последняя наша ночь, больше не будет. «У тебя большое будущее, а я мать двоих детей. Старший учится в Вест-Пойнте,  младший в кадетском корпусе. Тебе найдут подходящую женщину, но это не я».

Грустно мне было это осознавать, но по-другому и быть не могло. На следующий день вылет и вот мы снова в штабе республиканцев. Генеральша в кабинете у командующего. Я в приемной пишу заявление. Но вот заводят и меня. Командующий улыбается:

- Мы тут решили с вашей хозяйкой, что будете капитаном в нашей армии. И будете заведывать авиацией всей республики. Дайте сюда ваше заявление. Сегодня же будет приказ.

Я козыряю, оборот через левое плечо и выхожу. Больше ничего у меня с генеральшей не было.

На наши позиции прилетел «фарман». У республиканцев есть, оказывается, пара самолетов. Пилот раскидывает над нашими позициями листовки. Тут появляюсь я. Шестьдесят пять километров против ста пятидесяти – я гоню этот «фарман», издеваясь над ним. Вижу бледное лицо молодого пилота, достаю револьвер, он шарахается от меня.

Итак, я начальник авиации республики Мексика. Обращаюсь к начальнику штаба генералу Моралесу – веселый, улыбчивый генерал.

- А мне-то что делать? -  Генерал улыбается. – А что вы делали вчера?...Я ничего не делал…Вот и сегодня ничего не делайте… Зачем же я нужен?.. Начальство сообразит. Вот возьмем Мехико, тогда придумаем. А пока отдыхайте.

Я смотрю на офицерское собрание. Тут кого только нет. Командующий – француз, начальник штаба – немец, у всех изменены фамилии. Есть  мексиканцы, испанцы – это и есть новая волна. Старые офицеры, бароны, латифундисты из республиканской давно выжиты. Молодые самозванцы стремятся занять хлебные места.

Фронт подходит к Мехико. Город в окружении. Я летаю над городом, разбрасываю листовки. В листовках хорошая жизнь. Призыв сдаться без боя. В республиканскую завозят много мяса, в тех самых банках «Скотопрома», где я работал, и все монархисты записываются в очередь к нам. Генералы -монархисты сдаются «Во избежание напрасного кровопролития» и т. д. Теперь балы. Бал у губернатора – я не попал. Бал у командующего – я не попал. Зато попал в дворянские собрания. Это очень подозрительные собрания – дамы полусвета, такие же офицеры – все говорили о дворянстве, но по-моему мало у кого оно было. Мне, однако, там шепнули, что у меня должно быть дворянство. А пока, что развлечения. Я в цветнике, я тапер, вокруг меня дамы - белые, креолки. Все утопают в кружевах, милые личики. Я играю по заказу, дамы цветут. Кое-кто даже поет. Я поддерживаю дам своим тенором. Потом все головы в кучу, я гадаю какой-нибудь даме на картах таро. Дама вскрикивает, закрывает глазки, меня едят глазами. Напрасно господа офицеры тянут меня за собой. Им хочется сыграть со мной в покер, постучать в биллиард, но этого не будет. Меня просто не выпустят из  этого цветника.

Вечер уже поздний. Я изысканно и галантно провожаю дам, целую им ручки и скорей на плаза дель  Метро. Я снимаю крутобедрую подружку и отвожу с ней душу.

Так проходит восемнадцатый год.