Конец пятнадцатого года превратился в позиционную войну. Наши войска сдали крепость Владимир-Волынск, Ковель, Луцк, Пинск. Наш авиаотряд стоял под Киевом. Обслуживала нас рота аэродромного базирования. Были свои машины, лошади, солдаты.

Однажды капитан собрал всех нас: « Во Владимире-Волынском объявилась немецкая пушка «Дора». Тянет ее паровоз. В три часа ночи она выезжает на позицию и делает три выстрела по Киеву с интервалом в двадцать минут. . Разрушения огромны. Она плюется полутонными снарядами. Пешая разведка донесла, что базируется пушка где-то в предместье. Командование поручило нам пушку уничтожить. Какие будут предложения»

Мы склонили головы над картой. Было решено меня в качестве разведчика послать на сопвиче, со мной тридцать шесть килограмм бомб, в двух минутах за мной четверка двухместных сопвичей, у каждого по сто килограмм. По вспышке я должен был найти пушку и отбомбиться, остальные за мной. Добить и уничтожить все живое.

Я принялся рассчитывать время и вот уже вторая ночь. Неожиданно где-то в пяти километрах вспышка, горизонт озаряется. Я делаю широкий круг, надо дождаться второго, и со снижением иду к цели. Но вот второй а-хх, я вижу длинный ствол, кучу немцев, налетаю, сбрасываю бомбы, слышу вопли и ухожу. Остальное доделают другие.

Нас поздравляют, везут в штаб, в Киев. Генерал Алексеев вешает нам кресты, мне четвертой степени. Потом фотографирование, корреспонденты.

- А что, господа, - предлагает  кадет Серегин. – Театр господина Бендицкого представляет оперетту «Сильва».  А не пойти ли нам. – И мы отправляемся в театр. С пяти до восьми с восторгом слушаем «Красотки, красотки, красотки кабаре. Вы созданы лишь для развлеченья». После восьми едем в ресторан, Мы сидели за столом веселые, взбудораженные, как кто-то толкнул меня. Я перенес свой взгдяд вглубь ресторана и вдруг увидел Вику и Милу. Они мило улыбались мне, такие красивые, скромные. У меня глаза раскрылись.

- Барышни, что вы тут делаете? – Бойкая Вика ответила, - Прибыли на театр военных действий. У нас рекомендательное письмо от нашей начальницы, будем сестрами милосердия… А как же ваши папенька, маменька. Как они вас отпустили?.. Мы уже взрослые, нам по девятнадцать лет…Где же вы остановились?.. Гостиница «Риц», четырнадцатый номер.

Меня потянули назад, за стол.

- Извините, ради бога! Надеюсь, еще увидимся.

За столом я сидел в напряжении, выпил всего две рюмки сухого. В одиннадцать стали прощаться.

- А теперь к мадам  Жозефине  в публичный дом.

Кое-как я отболтался, поймал извозчика и в гостиницу «Риц». Четырнадцатый номер на первом этаже. Я тихонько постучал. Меня уже ждали. Всю ночь я занимался изысканной любовью с двумя девушками. Они мне подарили свое первое чувство. Уходил я поутру через окно. В гостиницу нагрянул военный патруль. Поутру с помятой головой  вернулись на свой аэродром. Так прошел пятнадцатый год.

В шестнадцатом по весне объявились фоккеры. Немцы с нами решили поквитаться. За две недели сбили два самолета. Я летел с разведки на своем сопвиче, когда заметил в зеркальце заднего вида, что меня догоняет фоккер. Он уже на всех парах приближался ко мне. Ручку вправо и мой самолет, как козленок, делает вертикальный оборот. Немец проносится мимо. Вот он идет на разворот, я догоняю его короткая очередь из пулемета и немец втыкается в землю. Я прилетаю на аэродром и докладываю капитану. Тут же организуется машина, солдаты, к вечеру немца привозят. Через две недели новый случай – за мной уже двое, ведущий и ведомый. Я опять подпрыгиваю, немцы проносятся мимо, но вот пара идет на разворот. Я подлетаю в бочину ведомого и бью из пулемета. Ведущий в панике уносится от меня. Опять докладываю все капитану, тот говорит, что я должен все показать вживую. На другой день я демонстрирую это на своем сопвиче.

Меня вызывает капитан, на лице меланхолия. «Получен приказ, вас вызывают в штаб бригады». И вот я перед начальником штаба. «На вас очень хороший рапорт. Вы производитесь в подпоручики и получаете отпуск».

Вторую половину шестнадцатого года я встретил в Кронштадте, в авиаотряде гидролодок. Мы ходили над рижским заливом, ставя мины, радиобуи, выслеживая подводные лодки противника. У нас появился прекрасный эсминец «Витязь». Он был собран на Балтийском заводе и был лучшим по тем временам. Прекрасное вооружение, торпедные аппараты, свои зенитки, своя рация. Но самое главное – у него была своя гидролодка, а в ней я. К тому времени у меня были еще два немецких самолета и я слыл авторитетом.

В марте семнадцатого отречение царя от престола. И в марте семнадцатого потопление «Лузитании», госпитального судна, шедшего из Швеции с красным крестом на борту. Шестьсот человек как не бывало. «Витязь», как раз, в море. И тут приходит сообщение – найти и уничтожить. Подводная лодка не может погрузиться и идет в надводном плавании в базу своих лодок. У немцев волчья тактика – топить всех без исключения. Двое суток я и офицер-наблюдатель болтаемся в море на высоте четыреста метров. Лодка М-5 имеет на вооружении сто килограммов бомб, пулемет и рацию. Море свинцово-темное, всегда сумерки. Напрягаем глаза. Неожиданно наблюдатель указывает мне - по ходу слева вижу немецкую лодку, идет в надводном плавании. Тут же офицер сообщает на «Витязь», я разворачиваю машину, захожу прямо на лодку. Молотит в меня зенитный пулемет, чувствую, как пули рвут гидроткань, прохожу над лодкой, сбрасываю бомбы. Дальше доделает «Витязь». Матросы, командиры в полном восторге – убили гадину. По зтому поводу прием и награждение. Я уже поручик и награжден георгием третьей степени.

Мы в кают-кампании. Офицеры болтают, рассказывают историю. «На Сомме, господа, был курьезный случай. Германские аэропланы сбросили на французские позиции листовки, а в них задача для господ офицеров. В банк привезли десять мешков монет, но один из них фальшивый. Не хватало одного грамма. Как за одно взвешивание найти фальшивый мешок?.. Все артиллерийские офицеры ломали головы над задачей, в траншее, в окопах, в штабах. А пока они ломали, немцы начали наступление… Ну и как?… А задачку, господа, решила Французская Академия наук. Надо было пронумеровать мешки, взять из каждого по номеру – итого пятьдесят пять монет и на весы. Если у вас не хватало восемь грамм, стало быть, восьмой мешок.»… Читает юный гардемарин: «Кузьма Крючков заколол лично одиннадцать немцев. По Высочайшему повелению награжден золотым георгием первой степени…Екатерина Изотова, санитарка, вынесла с поля боя офицера и трех солдат… По Высочайшему повелению представлена… Старую газету читаете, гардемарин, - подает голос один. В стране Временное правительство, конституцией пахнет… Да, - подает голос другой, есть и другие письма… Гардемарин читает и удивляется. Это письмо обошло все фронты. Пишут соседи какому-то Тюхе-Матюхе: «А землицу твою  банк изъял. А дед твой ходит по огороду в валенках и собирает лебеду. А мать твоя лежит не вставая. А детки твои умерли с голоду, а жена твоя, Аксинья, с горя утопилась»… Что это, откуда?.. Что спрашивать. Помещик разоряется. Вся деревня на фронте. Помещик берет кредиты в банке, возвратить их не может, вот и закладывает общинные земли. А банк изымает их и сгоняет всех с земли… Безобразие, куда власть смотрит, - возмущается молодежь, старшие поджимают губы… А что будет…

Я выхожу на палубу. Что будет, я уже знаю. В городе злая матросня, смотрит на офицеров свирепо. В Питере тысячи солдат-дезертиров. Все с винтовками. На душе отчаянно плохо и я начинаю думать про десятый, одиннадцатый, двенадцатый год. Как хорошо все было. И поневоле начинаю улыбаться.

Уже июнь. Докатились до ручки. В Кронштадте пьяная матросня избивает офицеров и сдирает с них погоны. На углу Невского и Садового устроили расстрел мирной демонстрации. Внутренний голос шепчет мне: «А чем ты можешь  помочь России?.. Второй ему отвечает, - А ничем. Но у тебя есть чековая книжка и двадцать тысяч золотом во Французском банке. Подумай про них».

А события все нарастают. Империя стремительно рушится. Я покупаю гражданский костюм, шлю последнее письмо домой, укладываю чемодан. В тот же вечер приезжаю на аэродром, выбираю самолет, приказываю заправить. Первая посадка в Турку, вторая в Стокгольме. Я лечу в Швецию.