Телефон зазвенел, когда я вылезал из душевой кабины. Я чуть не упал, пристукнув мокрой пяткой в кафель.

Привет. Как ты? Всё нормально? Слушай, мне деньги нужны. С мамой плохо.
Двести тысяч.
Рублей, не пугайся.

Я прекрасно знал этот голос, но не мог сообразить, чей он.  Поздоровался, сказал «Хорошо», слушал, но не понимал, с кем говорю.
Пока не посмотрел на дисплей.
«Страховой комиссар».
Вторая симка.
Ты зачем мне звонишь? – и перешёл на шёпот. -  Как ты узнала мой номер?
Про номер  – это круто. Ну ты приколист ваще, - хмыкнула Вика. – Мне к четвергу нужно.
И отключилась.
С кем это ты? – спросила Татьяна.
Да как всегда. Напортачат и начинают крайнего искать,  – преувеличенно раздражённо отмахнулся от жены я. Мой недопустимый и, безусловно, наказуемый тон свидетельствовал о полной выключенности из жизни семейной.
С утра погружен в рабочую проблематику и согнут под тяжким бременем обязанностей, сваленных на мои плечи недобросовестными коллегами.
И тут не до выбора интонаций.
Таким образом, пресекалось дальнейшее: «Кто это?», «Почему шёпотом?», «Покажи номер», «Перезвони при мне».
Производственная легенда была у меня наготове, но Татьяна промолчала. Решила, наверно, что много чести интересоваться подробностями. Довольно и того, что её солнцеликий папаша терпит меня в своей «РосИндустрии», регулярно повышая в должности.
От дежурного запаха свежесваренного кофе меня вдруг затошнило.

«Какая муха укусила Вику? - недоумевал я в машине.  – С похмела, что ли?
Нет, вроде.
Голос трезвый, рассудительный. И вообще - вменяемая спокойная девка. Никаких проблем за год не было. Да больше года уже.
Звоню за день, сообщаю время, слышу: «Хорошо» или «Окейчик». Только несколько раз просила передвинуть на час или полтора. И всё».

В офисном лифте снова зазвонил Страховой комиссар.
Ты рехнулась, что ли?! –  рявкнул я. – Что за фокусы? Ты почему мне звонишь? Тем более, когда…
Я тебе ссылочку скинула, - сказала она. – В четверг, короче.

И отключилась. Набрал, не снимает. Ещё раз, и ещё, и ещё. Не отвечает.
Открыл ссылку.
И похолодел. Или вспотел.
Мокрая спина и озноб – это как? Холодно или горячо?
Лёд или пламень?
Камень, ножницы, бумага? Курица или яйцо?
Лица видно не было, только спина и затылок. Свою спину я, конечно, не узнавал – спина как спина, но Камилу я перепутать ни с кем не мог.
И сиротские жёлтенькие обои в цветочек тоже узнал. Засаленное тёмное пятно в головах, торшер-колокольчик. Интерьер Викусиной съёмной квартирки за год выучил наизусть.
Да больше года уже.

Год и два месяца назад, блуждая по Интернету, я наконец-то наткнулся на «реалистичную секс-куклу Камилу».
Б/у куклу.
Поюзаную Камилу.
Всего тысяча долларов вместо безумной десятки за новую.

«Изготовленная из высококачественного медицинского силикона и обладающая различными возможностями, очаровательная кукла от DreamDoll внешне выглядит невероятно реалистично.
Это не просто кукла, а аппетитная чувственная красотка с соблазнительными формами и тёплой на ощупь кожей. Естественную амплитуду телодвижений обеспечивает внутренний алюминиевый скелет. Игрушка способна принимать любую желаемую позу.
Вы будете одинаково наслаждаться с ней в любом положении».

Лицо и фигура Камилы почти в точности повторяли Сальму Хайек. Один в один, наверно, нельзя. Засудят.

Камилу я знал по фотографиям Интернет-магазинов давно, уже лет пять. Она вместе с Сальмой Хайек исправно служила мне все эти годы, накладываясь на супружеские упражнения с Татьяной.
И на корпоративные случки, и на всех проституток в салонах-«колхозах».
Даже на индивидуалку Викторию.
Но десятка баксов!...

С Камилой б/у всё сложилось за полдня.
Так легко и просто, как будто я готовил эту операцию несколько месяцев.
От продавца-хозяина-любовника Камилы я прятал глаза, но он сказал мне буднично и почти что дружески, как заводчик породистого щенка:
Воды не боится, купать и мыть легко. И это… лучше с резинкой. Вычищать замучаешься. 
Он открыл багажник и откинул клапаны большой коробки.
Спина с проступающими позвонками, свесившиеся тёмные волосы, узенькая майка-бикини с двумя пятнышками, плотные белые трусы. Сидит, сложившись вдвое, прижав голову к коленям.
Я осторожно взял её за виски, приподнял и повернул голову к себе. На вес, на ощупь, на поворот она не отличалась от обычной женской.
Камила-Сальма. Налитая грудь как будто колыхнулась в вырезе бикини, у меня сразу встал.

Я перенёс коробку из багажника в багажник, и поехал к Вике.
– Да без проблем,  – сказала она. – Только пятьсот – это ни о чём. Я же всё равно буду к дому привязана.
Сошлись на полутора.
На третий или четвёртый раз она ушла в магазин, оставив меня с Камилой вдвоём, но это испортило какой-то механизм. 
Почему-то было необходимо, чтобы Вика сидела на кухне, втыкала в планшет, тихо бубнила по мобильному.  “Часик – четыре, ночь – пятнадцать. Классика, орал…”

Камила не вякала в самый ответственный момент, не говорила “Так не надо”, не отводила мою руку, не строила брезгливых гримас, сжимая губы.
И ей нравился мой размер.
Нравился везде. Во рту, на лице, спереди, сзади, сверху, снизу, между.
Камила переворачивалась на живот, ложилась на бок, вставала на четвереньки, садилась на пол.
И с ней у меня всегда стоял.
Вика на кухне, я с Камилой на кровати.
Больше года уже.

– Всё дорожает. Полторы маловато. Две.
– Ладно.
Два часика – три.
Три с половиной.
– Ладно.

И вот шантаж.  Никаких денег, конечно, давать нельзя.
“С мамой плохо”.
Какая, на хер, мама, к свиньям собачьим.
Дашь один раз, через месяц захочет ещё и ещё. Надо припугнуть её как следует.
Сучка хохляцкая. Деньги ей, считай, просто так капают – в неделю два раза точно езжу… иногда три…
Двадцать тысяч в месяц минимум.
Квартира отбивается практически.
Ничего не давать и припугнуть как следует.
А  видео?
А что – видео?
Какая-то спина с какой-то куклой. Лица-то не видно.
Я засмеялся.
Сообразила, где камеру воткнуть – на потолке. Овца тупая.

Звук “Бьющееся стекло”. Ещё одна ссылка.
На этот раз фотки. Нарезка.
С лицом, с подробностями, с крупным планом.
Крупные планы, разные планы, чёткие планы. Несколько камер, видать.
Камила у меня на лице, Камила с пристегнутым фаллосом, я на коленях перед сидящей Камилой.

На клавиатуру упали крупные капли, я вытер. Упали ещё и ещё.
Пот заливал глаза, волосы были мокрые, рубашка была мокрой и невыносимо жала под мышками.
В комнате пахло раздевалкой школьного спортзала.

Развод, увольнение.
Пресветлый тестюшка, глава госкорпорации, особа, приближенная к императору, ни дня не потерпит такого зятя и сотрудничка.
Из дома выгонят, “Ауди”, может, оставят. Она на меня записана. На одном автоналоге разоришься.
В суд идти, пол-дома отсудить, как совместно нажитое? Растопчут они меня в суде. Или до него.
Надо было после ФинАкадемии в налоговую идти с Генкой. Стрёмно, но сам себе хозяин. Ну, хоть как-то, по крайней мере.

Надо отдать. Лимит по карте – как раз двести.
Отдать и поговорить.
Объяснить, что двести – это всё. Что больше в принципе нету и быть не может.
В конце концов, она за это время в два раза больше на мне заработала.
Четверг – это послезавтра. Дедлайн.
Я промокнул лицо, пошёл в туалет и, сняв промокшую рубашку, вытерся салфетками.
Надо отдать. Отдать и поговорить.

…да что я, не человек, что ли?  – обиделась Вика.  – Ты меня два года знаешь, что я тебе плохого сделала? Просто с мамой беда, операция нужна срочно. Прости меня, если что не так сказала, ночь не спала, истерика была.  Еле утра дождалась. А камеры… да забудь ты. Подруги посоветовали.
Сказали  – так, мол, не даст. Ну, я и…
Дура, что там. Самой стыдно. Надо было к тебе по-хорошему обратиться.
Вот именно. Обратилась бы нормально. Конечно, дал бы.
Ну. Да растерялась я. Прости уж. Спасибо тебе, короче, - Вика опустила конверт в карман и мотнула головой в сторону кровати:
Останешься?
Камила лежала на боку, с головой накрытая пледом. Из-под пледа высовывались скрещенные ножки в белых чулочках.

С ума сошла? После всего, что…
Да ладно тебе. Камеры сняла, они и не мои были. Если не веришь, шторы вон задёрни, вообще темно будет. Денег не надо никаких, я виноватая.
Я в темноте не могу… не люблю, - буркнул я в спину уходящей на кухню Вике.

Позвонила она в следующий четверг.
Присмотрела квартирку, сколько можно по съёмным мотаться, не девочка уже.
Пять миллионов.
Я даже ухом не повёл. Сумма была невероятной и переживать по этому поводу было невозможно.
Ты головой ударилась? Откуда такие деньги? И потом – мы же с тобой договорились.
“Откуда”… В “РосИндустрии” по десятке гринов получают в месяц. Кредит возьми, машину заложи.
В “РосИндустрии”? – переспросил я. – Ты откуда…
И замолчал. Удостоверение, права и пропуск в кармане плаща, пальто, куртки. Одежда в коридоре, Вика на кухне, я с Камилой в комнате.
“Чо он говорит?”  – услышал я в трубке тихий гортанный мужской голос.  – “Неделю сроку дай ему. Про видео скажи, и вяжи базарить”.
Короче, через неделю чтоб деньги были. А то кино начну в сеть выкладывать, все сорок серий.
За неделю не успею, - непонятно как вырвалось у меня.
После паузы я услышал:
 – Хорошо, две. Через неделю аванс принесёшь – двушник, потом остальное.

Совру, если скажу, что не ждал такого.
Ждал, но не такой суммы. Не такой суммы и не так быстро. Но кавказский голос всё поставил на своё место. Меня подсчитали, взвесили, и нашли лёгким. Если так запросто отдал двести, отдаст и больше.
Кредит, конечно, мне дадут. Большая белая зарплата, могучая госкорпорация. Продать машину  – тоже не проблема.
Другое дело, что возвращать кредит втайне от жены не получится, с машиной тоже будет скандал, но Викусе-то с абреком какое дело?
Вернее, абреку с Викусей.

Всю прошедшую неделю я перебирал варианты, ничего не придумал и сейчас просто сидел, опустив руки между колен.
В позе «усталого кучера» по аутотренингу.
Упрашивать их бесполезно, уезжать некуда и не на что.  Отпереться, объявив видео жене и тестю фейком и подделкой, не получится.
Пару дней я мусолил тему убийства Вики, но чисто для самоуспокоения.
Для гимнастики мозга.
          Как раз сама по себе  картинка “убить Вику” никакого отторжения и ужаса у меня не вызывала. Наоборот – нож, петля и молоток представлялись мне прекрасным и необходимейшим инвентарём для этой гниды.
Я просто знал, что не справлюсь, и буду пойман.
Не моё это.
Следы крови, камера у подъезда, жильцы дома, биллинги, отпечатки пальцев.
И бессмысленно. Даже, если я найду файл или флешку с видео, нет никакой гарантии, что не осталось копии.
А теперь ещё и Ахмет-Магомет.
Или Руслан.
Или Заур.
Или все они вместе.

Самое лучшее, что мне пришло в голову – взять кредит, продать машину  и уехать. Подальше от Татьяны, её папаши, от Викуси, Ахмета-Магомета, Руслана-Заура. И от Камилы.
Ото всех.
Будут искать, конечно. Пускай ищут.
Загран у меня есть, забуриться на Гоа или Тай какой-нибудь, открыть кафешку и сидеть на попе тихо.
Давно пора. Десять лет женат, восемь лет в «РосИндустрии», а кажется, что сорок восемь.
Если и найдут, то не сразу.
Да и искать особо не будут. Татьяне похер, папаше ни к чему,  банк разве что.
Банк сам искать не будет, отправит бумагу в ментовку, те, в свою очередь…
Ментовка. Стоп. А если Генку попросить?!
Генку?
Генку!!!
Он же из налоговой инспекции ушёл в УБЭП, а потом в Московское Управление и здорово там поднялся.
Точно.
Попытка – не пытка. Как-нибудь нажмёт на тварей этих. У них есть методы, он рассказывал.
И, главное, ему можно всё рассказать. Как есть – про видео, про камеры, про Викулю-мышулю, про Ахмета-Магомета. Генка поймёт, отжигали мы с ним в Финакадемии дай бог.
А про Камилу промолчу. Узнает – если файлы увидит, а увидит – если поможет. А если поможет – то пусть и узнает.
Поржём вместе.
Генка!!!
Я взял мобильный.

Ты… это… ну, короче, ничего такого. Ничего не надо, никаких денег,  –  Викин голос шуршал слабо и блёкло, как вырезанный из папиросной бумаги.  – Извини. Я пьяная была, сама не помню, что говорила. Нет-нет, ни я, ни кто другой. Никто вообще. Сто пудов. Прости. Эту, свою забери. Или можешь приходить. Бесплатно. Всё, извини, пожалуйста, ещё раз. До свидания.
----------------------------------------------------------------   

Геныч, у меня слов нет. Вот, просто нет слов! Как же так удалось?! Так быстро?! Давай ещё по одной.
Ну, есть методы. Оперативные секреты не разглашаются, - похохатывал Генка.
Нет, ну всё же? А то сейчас сказала: “Прости”, а через месяц или полгода Ахмет-Магомет вылезет и всё по новой.
Не боись. Работаем с гарантией. – Генка снова хохотнул.  –Парни к ней в адрес приехали, абреков выдернули, закошмарили по самые небритые не могу.
Они как “Отче наш” заучили  –  если когда-нибудь где-нибудь как-нибудь эта тема всплывёт – их закроют сразу. Всё, что нужно, на диктофон наговорили.
Подписано, задокументировано. Файлы мы изъяли, копий они не сделали.
Есть такая прога, оказывается, чтоб файлы проверять – копировали или нет. А я и не знал, что такие есть. – Генка беззащитно развёл руками.  – Но! Если вдруг чего – звони сразу. Говорю ж тебе – с гарантией.
Ген!!... ты меня просто спас! Вот, возьми, в пакете «Макаллан файн», 15 лет. Пять бутылок - тебе и ребятам твоим.
Вот спасибо. Приятно, что помнишь. Да ладно тебе. Ты ж тоже меня с дурью на втором курсе вытащил – помнишь? Загремел бы я тогда из академии в пол-пинка. Кто нам  будет помогать-то ещё? Кто, если не мы? Никто лучше нас.
Ген!!... ты не представляешь…
Всё, проехали. И, это… про неделю они загнули, конечно. Что ты от них хочешь, там лобио холодное вместо мозгов.
Двадцать дней занимайся, чтоб не дёргаться, не суетиться. Сегодня пятое? Вот, до двадцать пятого спокойно занимайся.
Пять не нужно, конечно, мы ж не отморозки. Три. По-дружески.
Ну, и парням пол-единички. За хлопоты, из уважения. Они ж рисковали, сам понимаешь. На чужой земле, без заявления, без ничего. Им я из своих отдал, ты мне поскорей верни. Послезавтра.
А остальное – двадцать пятого утром.
С машиной я тебе помогу, пацаны в салоне сразу рассчитаются, в банк тоже вместе съездим. У тебя же наликом такой суммы нет? Кредит будешь брать? Деньги большие, от греха подальше сразу приму. И бегать никуда не бегай, ты на «сторожке» стоишь. Дороже выйдет.

Гена улыбнулся ещё шире, набил на смартфоне  даты, тройку с шестью нулями, +“500 000”,  и приблизил ко мне почти вплотную. Подержал несколько секунд и переключил на заставку.
Во весь большой экран улыбалась Камила, сидящая у меня на лице.
 – Слушай, как на Сальму Хайек похожа, обалдеть! Дашь поюзать потом? Ну, я побежал, дел полно.