Проснувшись рано утром, Виктория Петровна не сразу поняла, отчего ей как-то не по себе. Спала, конечно, неважно – с боку на бок, но этому она давно перестала удивляться. Знала грешок за собой: как соблазнится в ужин жареной картошкой с малосольной селёдкой, так потом всю ночь напролёт во рту «сушняк». Обязательно надо несколько раз за ночь дотянуться на ощупь до чашки с водой, стоящей на тумбочке, и жадно сделать хоть несколько глотков. Ругала себя за эту «слабину» насчёт селёдки, но ничего поделать с собой не могла. Солила её сама да с приправами всякими, так что получалось – пальчики оближешь! Вкуснота! В присест, за милую душу, целую селёдку могла «уговорить».
Но с чего бы с селёдки всякие дурацкие сны начали сниться? Хотя, если уж на то пошло, может, вовсе и не дурацкие? А вовсе даже и ничего…
Виктория Петровна вдруг ощутила, как подзабывшееся уже чувство сладкого томления накатило в самом низу живота и призывно толкнулось сквозь жировые складки. Невольно дотронулась до живота, почувствовала, как тот студенисто заколыхался. «Фу, ты, квашня какая! – поморщилась невольно. – Всего-ничего – 58 «стукнуло», с лица ещё за пенсионерку никто и не принимает, иной раз и девушкой назовут, а брюхо отрастила… Дурища! Лень заняться собой!».
Откинула на сторону одеяло, вяловато покрутила ногами «велосипед». Затем попыталась приподняться без помощи рук, заставляя поработать пресс, но тот эту «заявку» не одобрил. Не вытянула себя. Плюхнулась на подушку, расслабилась.
«Ну, и ладно. Хорошенького помаленьку», – усмехнулась, расслабившись. Ещё немного полежала, закрыв глаза. Вставать не хотелось. После выхода на пенсию любила утром поваляться в постели.
Тут-то память и подсунула опять воспоминание о последнем сне. Да в подробностях. И приснится же! Увидела себя такой, какой была лет двадцать назад: с длинными волосами ниже лопаток (а ведь давно уж короткую стрижку стала делать). И платье длинное с оборками – из тех же времён. Ходит, значит, по рынку и выбирает свежие ягоды. Одна торговка, чернявая такая, на цыганку похожая, стала уговаривать купить садовую клубнику:
– Гляньте, дамочка, какая виктория! Утром только собрала. Себе бы оставила, да людям добрым продать хочется. Как специально для вас растила – объеденье!
А клубника и впрямь отборная: ягоды – одна к одной!
– Уж так и для меня, – невольно улыбнулась Виктория Петровна.
– А для кого же ещё?! – как само собой разумеющееся, произнесла торговка. – Ягода к ягоде тянется. Виктория же!
– Виктория… А знаете, меня ведь тоже Викторией зовут, – невольно удивилась совпадению.
– Вот! И я о том же. А берите-ка всё ведёрко. Почти даром отдаю. Прям, с ведром и берите.
От такого напора покупательница даже растерялась, отступила на шаг, но торговка чуть ли не силой стала совать ей в руки ведёрко с ягодами. От толчка ведро накренилось, ягоды рассыпались. Бросилась собирать, и неожиданно рука столкнула ещё с чьей-то рукой. Мужской! В помощники кто-то вызвался.
От неловкости ситуации даже жаром окатило, а взгляд на незнакомца поднять почему-то не смеет. Собирают и оба молчат. А руки сталкиваются, сплетаются… Уж и не до ягод!..
На том и проснулась. Полдня навязчивый сон не выходил из головы. Вновь и вновь пропускала через себя воспоминание о тех руках. И даже как-то странно тосковала по ним – прикосновения были приятны, возбуждающи. «Зацепили» её эти прикосновения! Пыталась понять, отчего не решилась взглянуть в лицо того мужчины? Может, в жизни есть он где-то рядом, ходит мимо, и не узнаешь, что это ОН – тот, чьи руки способны всколыхнуть такое…
А ТАКОГО в жизни Виктории Петровны уж, почитай, лет десять не было. Как схоронила мужа, так от других мужчин как отворотило. С Николаем, бывшим мужем, хоть и прожили вместе почти двадцать лет, а особых радостей и не испытала. Пить любил, зараза! Никакие вожжи не могли удержать: хоть скандаль, хоть грози, хоть плачь. По пьянке ещё и «взбрыкивался», гонор так и пёр наружу! Надоел до смерти со своими «номерами». И умер нехорошо – шёл пьяный из забегаловки. Ноги, что ли, заплелись, но упал и затылком крепко «приложился» к дорожному бордюру. И до больницы довезти не успели.
«Царствие Небесное…» – невольно подумала Виктория Петровна, вспомнив мужа. За давностью лет зла на него не держала. Наоборот, жалела, что сгубило его пакостное пристрастие в самом расцвете лет. И чего не жилось?.. По трезвому-то нормальный мужик был…
Однако в этот день предаваться воспоминаниям особо некогда было. Подруга Татьяна, с которой некогда вместе работали в магазине, пригласила на юбилей. Была она на пару лет постарше Виктории, но такая свойская, душевная. Из всех былых и нынешних подруг к ней душа больше всего расположена была. Так что собиралась на её торжество с удовольствием. А кто ещё в её жизни теперь дороже подруг? Детей с Николаем так и не нажили. Некогда всё было, да он и не настаивал…
Компания собралась в кафе «Встреча». Небольшое, уютное помещение располагало к приятному отдыху. Для них столы сдвинули и накрыли в одном углу, а в противоположном стояло несколько столиков для отдельных посетителей, но там сидело всего несколько человек. В середине было оставлено место для танцев.
Когда включили музыку, вся юбилейная тусовка дружно поднялась поразмяться. У Виктории настроение, что называется, задалось. Бывает такое – хочется «расплеснуться», сбросить грузик годиков. Лучше, чем танцы, для этого не придумать. Вот и она с лёгкостью и желанием встала в общий круг. Задорно стучали каблучки новых туфель, игриво завивался вокруг ног подол платья. Разгорячилась в танцах и даже почувствовала сожаление, когда зазвучала медленная мелодия.
Только, было, собралась вернуться за стол, как кто-то тронул её под локоток и произнёс:
– Разрешите пригласить Вас?
Как обожгло: мужская рука – к её руке… как в том сне…
Чуть более резко, чем надо, обернулась к сказавшему это и встретилась взглядом с мужчиной: скорее, пожилым, чем среднего возраста, с коротко стриженым ёжиком седых волос, седоватыми усами, плотного телосложения и с приятно тёплыми карими глазами – глазами, вызывающими доверие. До этого она не приглядывалась к тем, кто сидел за отдельными столиками, но, вероятно, он был одним из них.
– Так Вы позволите? – ещё раз спросил он, слегка улыбнувшись. Виктория Петровна сама не понимала, что происходило с ней, но у неё появилось ощущение СОБЫТИЯ. Вместо ответа мягко кивнула, левую руку положила ему на плечо, правую – в его ладонь. И – как короткое замыкание произошло, но от этого вдруг стало так хорошо…
Потанцевали раз, другой, познакомились. Новый знакомый назвался Борисом Григорьевичем. Татьяна, да и другие гости из их компании уже стали заинтересованно поглядывать на парочку, но это было совсем не важно. Потом, уже поздно вечером, Виктория позволила кавалеру проводить её домой. Тогда и разговорились, ведь под азартно гремящую музыку толком и не пообщаешься. И как-то естественно, с обоюдного согласия, вскоре перешли на «ты».
Борис, по его словам, оказался в кафе случайно – зашёл перекусить. На Викторию сразу обратил внимание, понравилась. Как сказал, она принадлежит к тому редкому, на его взгляд, типу женщин, которыми хочется любоваться, которые с годами только хорошеют в своей зрелой женственности.
– Вы – женщина вечного бабьего лета, – сказал он, по-доброму заглядывая ей в глаза. – Не помню, кто сказал, но есть такая фраза: «В листке осеннем богаче краски». По-моему, это очень верно!
Она невольно зарделась от удовольствия и охотно взяла его под руку, когда он галантно ей это предложил.
Борис сказал, что ему стало приятно, когда понял, что она в этой компании без спутника.
– Рад, что появился шанс познакомиться с такой очаровательной женщиной, – произнёс он, и Виктория почувствовала, что нет в этих словах наигранности, фальши. Что-то в нём было очень притягательное, что снимало шоры условностей. Захотелось выговориться самой и узнать о нём побольше. Сама не заметила, как поведала новому знакомому всю свою нехитрую житейскую историю. Не жаловалась на жизнь, нет, делилась ею. Иной раз непонятно почему рождается ощущение доверительности, и никакого значения не имеет то, что человек совершенно случайный.
Борис, как ей показалось, тоже охотно, искренно открылся ей. Слушала его историю, и жалость всё больше пробирала – до самых потаённых уголков женской души.
Жил он прежде тут же, в Воронеже, в небольшом собственном доме на окраине города. Нормально жил, работал, семью поднимал. Дал единственной дочке Наталье возможность получить хорошее образование. Потом она вышла замуж и уехала на родину мужа в Тамбов. Жили вместе с его родителями, потом родили сына и дочку. Тогда остро встал вопрос о собственном жилье – тесно стало в двухкомнатной квартире. Нашли неплохой вариант с трёхкомнатной квартирой для молодых и однокомнатной – для его родителей. А где деньги взять? Ипотека – обуза на всю жизнь, а заработки в Тамбове отнюдь не велики.
Тогда и обратилась Наталья за помощью к отцу. Слёзно упрашивала продать дом и вложить деньги в их новую квартиру. Уговаривала переехать к ним. На тот момент жену он схоронил, остался в Воронеже один-одинёшенек.
– Ты, ведь, пап, уже не молодой. Живём в разных городах. Случись что, и водички некому будет подать. И мы по тебе скучаем. Внуки только здешних бабушку с дедушкой знают, а другой дед – будто не родной, – увещевала она отца.
Пораскинул он мозгами так и эдак, да и согласился. Впрямь, родне надо друг друга держаться, «кулачком», вместе поддерживать семейное тепло. Продал дом, съехался с дочкой.
Но семейная идиллия длилась недолго. Того самого заветного тепла, о котором мечтал, новый дом ему не подарил. Зять впрямую ничего не говорил, но по искоса бросаемым взглядам Борис Григорьевич чувствовал, что тесть тому в обузу: и рад бы куда-нибудь «сплавить», но вынужден терпеть присутствие как досадную неизбежность. У дочки на общение с отцом времени не хватало, а у подрастающих внуков назревали свои запросы: каждому хотелось иметь по отдельной комнате, а тут – дед. Уже было несколько случаев, когда и нагрубили.
– В общем, – вздохнул Борис Григорьевич, – стал я для них, как бельмо на глазу, которое мешает и вызывает одно только раздражение. Вот, понимаешь,  живу с таким чувством, будто не на земле стою, а в невесомости барахтаюсь. Как в фильме – чужой среди своих. Да и с деньгами туго – дочка большую часть пенсии на общие расходы забирает. Понимаю, что не должен нахлебником жить, но иной раз хочется чем-нибудь себя или внуков побаловать, а в кармане пусто.
Слушала его Виктория, и крутилась в голове мысль: «Ну, и правильно, что не родила. Сейчас бы, может, тоже мучилась с «заморочками» этих детей да внуков… Они ж всю душу вытряхнут и на место вернуть забудут…».
– А последний случай меня совсем доконал, – продолжал меж тем свой рассказ Борис Григорьевич. – Неделю назад начал выговаривать внуку за то, что бардак в зале устроил. Привёл целую кодлу дружков, врубили музыку так, что весь дом затрясся. Раз спокойно сделал им замечание, два, и тут он, представляешь, заявляет мне: «А не пошёл бы ты, дед… Тут НАША квартира. Что хочу, то и делаю». Меня, как кувалдой по лбу, огрело: квартира ИХ, а я тут кто?! Аж сердце заныло. На другой день и собрался в Воронеж съездить: сходить на могилку жены, «поговорить» с ней. Больше-то, выходит, не с кем…
– Так ведь твоего-то дома здесь уже нет…
– Да у друга давнишнего на время остановился. Но долго не разгостишься – там своя семья. Теперь вот и не знаю, как обратно в Тамбов возвращаться. Камень на сердце лежит. Давит…   
– Может, всё ещё образуется? – попыталась успокоить его Виктория. – Не надо уж так убиваться. Что с молодёжи нынешней взять? Глупые они, добро ценить не умеют.
– Это точно… Спасибо тебе, Вика, за понимание, – приобнял он её. –  Очень рад, что познакомился с тобой.
– И я… рада…
Следующие четыре дня пролетели для Виктории Петровны, как одно мгновение, и за эти дни, к её удивлению и, что сказать, – к радости, так раскрылась её душа навстречу Борису, что поняла: позволь она ему уехать – потеряет навсегда. Видать, не случайной оказалась эта встреча в кафе «Встреча», судьба сама всё решила за них. Вдовые да одинокие, не растеряли они в житейских невзгодах желание и возможность не просто жить-прозябать, а быть нужным кому-то.
Им интересно было общаться, и по дому у неё он кое-что успел подмастерить. С удовольствием кормила его обедами. Нахваливал её стряпню, что ей как хозяйке было приятно. Особо отметил ту самую селёдочку. Последний раз и ночевать остался. И было ей всё равно: ела перед сном селёдку или нет…
Наутро Борис предложил ей пожениться. Такая радость накатила, что расплакалась, уткнувшись ему в крепкое плечо. А он только по голове её гладил…
Для самой себя она не сразу нашла слово, чтобы передать состояние их отношений, а потом вдруг поняла: всё у них ГАР-МО-НИЧ-НО. Так, как и надо бы всем людям жить друг с другом. Тогда и появляется ощущение полноты счастья.
Со свадьбой решили не тянуть. Сходили в ЗАГС, договорились, что распишут их побыстрей, без всякой там свадебной мишуры в виде шариков-фонариков и фейерверков. Оказалось, правда, что денег у Бориса – только на обратный билет в Тамбов, но при слове «Тамбов» у неё разом всё внутри встало на дыбы. Сняла со счёта деньги, в универмаге подобрали жениху всё самое лучшее – костюм, рубашку, туфли, галстук. Только бельё, платочек, носочки он как порядочный мужчина взял на себя. И такая из них ладная пара получилась! Загляденье! «В листке осеннем богаче краски…» – не раз  вспоминала она запавшую в душу фразу и только счастливо вздыхала… 
Тамбовскую родню на свадьбу приглашать не стали. Борис, чувствуя неловкость, сказал, что дочка может не одобрить такого его скоропалительного решения, к тому же тошно будет наблюдать за плохо скрываемым ликованием зятя («тесть с возу…»). Так что в том же судьбоносном кафе вскоре собрались подруги Вики во главе с Татьяной и славненько погуляли. Татьяна, правда, улучив момент, когда Борис вышел на крыльцо покурить, высказала подруге начистоту всё, что думает о таких, с неба свалившихся, женихах, их лопоухих невестах и лапше, вешаемой на уши, но в ответ Виктория лишь легкомысленно рассмеялась, будучи в тот момент  не в состоянии адекватно реагировать на всякие бабьи домыслы.
– Ну-ну, смотри, мать, тебе жить, – только и сказала Татьяна, оценивающе поглядывая на Бориса  через открытую дверь кафе…
Прошёл месяц полного для Виктории счастья. Нет, Борис, конечно, не был абсолютным ангелом. По ночам такой храп выдавал, что и без селёдки возникал «сушняк». Потихоньку толкала его в бок, заставляла поворачиваться. С пенсией у него также были проблемы: переводили её ему на сберкнижку, и в другом городе снять деньги было не просто. Но это можно было решить со временем, Викиных денег пока хватало. Но однажды Борис сказал, что у него к ней серьёзный разговор. Заявил, что ему стыдно сидеть у неё на шее, что мужчина сам должен зарабатывать, чтобы содержать любимую женщину (при этих словах у Виктории будто елей по душе растёкся). Хочется ему и внукам, по мере возможности, помогать.
Короче, нашёл он себе работу. До пенсии вкалывал на стройке каменщиком, опыт в этом деле большой. Друг ищет напарника и уговаривает поехать в Москву на заработки. Кое-что приличное «наклёвывается». Обещают каждому по солидному «куску». Всего один сезон, несколько месяцев разлуки, и будут, как сыр в масле, кататься. Поедут на море – как раз настанет бархатный сезон. Вот только на первое время надо найти деньги, чтобы продержаться в Москве. Это не дешёвый город, но риск – дело благородное!
Озадачило это сообщение Викторию, даже в какой-то мере расстроило: только-только обогрели своё семейное «гнёздышко». Но в чём-то он прав – деньги лишними не бывают. К тому же представила себя и Бориса на море, прогулки под пальмами … кафе и ресторанчики… Только и вздохнула…
В общем, было ещё кое-что на книжке, сняла почти подчистую в расчёте на скорое перечисление пенсии, отдала Борису, набила ему новый чемодан всем необходимым, собрала отдельную сумку с продуктами, да и благословила на трудовой подвиг. Уехал.
Когда добрался до Москвы, позвонил, успокоил. Потом куда-то пропал: ни звонков, ни писем. Обзвонилась сама ему – бездушный телефонный голос только неизменно отвечал, что абонент недоступен. Недоумение сменилось тревогой, которая с течением времени становилась всё более невыносимой. В состоянии паники обратилась в полицию с заявлением о пропаже человека, но там ничем не обнадёжили: найти в Москве охотника за лёгкими заработками практически невозможно, т.к. большинство таких «залётных» живёт там без регистрации. Никаких точных сведений по предстоящей в Москве работе у заявительницы не было, так что посоветовали запастись терпением. Если жив, сам объявится.
Легко сказать – запастись терпением! В голову лезли самые страшные мысли: избит, ограблен, в больнице или бомжует с потерей памяти и без документов, убит… «Господи, только бы не самое страшное…» – твердила день и ночь. Исхудала, с лица сошла. Боялась встречаться с Татьяной, представляя, как та сразу выдаст: «А я о чём говорила?!». Дни тянулись мучительно.
Осенью, в разгар того самого бархатного сезона, пришло от Бориса заказное письмо с заявлением на развод. В конверт также была вложена небольшая записка, где муж без сантиментов, в скупых выражениях сообщил, что встретил и полюбил другую женщину. К ней, Виктории Петровне, претензий не имеет. В Воронеж не вернётся. Документы по разводу просит отправить на адрес почты «До востребования».
Поначалу, взяв в руки конверт, с облегчением вздохнула: «Жив…». После слов «…претензий не имеет» вскипело всё внутри. Потом остыло: говорила ж Татьяна, что нельзя быть безмозглой, доверчивой курицей. Не послушала, сама виновата. Поняла, что надо избавиться от мужа, а также от всего этого кошмара и позора. И побыстрей! Пошла и оформила развод. Всё, кстати, опять оплатила сама (больше – меньше… пропади оно всё пропадом!).
Однажды бессонной ночью, ворочаясь в постели, вспомнила тот давний сон – накануне знакомства с Борисом. Подумала, что не иначе как это он во всём виноват – тот дурацкий сон. Сон в руку…