Круг его живота был тесен. Короткими мускулистыми руками он прижимал к рельефному торсу сына, мать да жену. Женщинам было скверно в узких объятиях. Они злословили, пихались жопами, плевались губьями, а сынок висел на шее сладким грузом праведного искупления.

Этот вибрирующий, злобный круг символизировал его семью. Этому, трескающемуся от напряжения обручу  он позволял собой пользоваться, ему служил и повиновался.

Иногда. Повиновался иногда. А большую часть времени ненавидел.

Круг его живота был тесен. Короткими мускулистыми руками он прижимал к рельефному торсу сына, мать да жену. Женщинам было скверно в узких объятиях. Они злословили, пихались жопами, плевались губьями, а сынок висел на шее сладким грузом праведного искупления.

Этот вибрирующий, злобный круг символизировал его семью. Этому, трескающемуся от напряжения обручу, он позволял собой пользоваться, ему служил и повиновался.

Иногда. Повиновался иногда. А большую часть времени ненавидел.

За спиной этого честного человека жила свобода. Она не требовала служения, повиновения и не создавала четких геометрических форм. Свобода умиляла встречей со смешливой проституткой, удручала излишней преданностью друзей и заставляла думать о смысле жизни. Свобода была бесконечной и никак не вписывалась в круг его живота. С годами глаза его стали косить. Человек упрямо вертел шеей и все норовил посмотреть свободе в лицо, искоса.

Так он и жил. Впереди замкнутый круг, а позади раздольная свобода.

Ускользал изредка. Уходил в поля. Собирал укроп, кормил собак, поил вином красивых женщин. Забывал о друзьях.
Но в полях косоглазие тоже не проходило. Круг его живота вздрагивал, чуял неладное и бежал следом. Косоглазом по бескрайнему полю свободы.
- Выплюнь каку, сына,- заботливо верещала мама.
- Прекрати меня предавать,- бубнила жена.
- Я люблю тебя, папа,- лучезарил сын.

И кружили, кружили. По полю. Хватали за руки, миловали, целовали, приникали к пузу. Увлекали. Пальцы Косоглаза безвольно соединялись, круг его живота возобновлялся, и свобода весело хохотала, глядя в его честный лысый затылок.

Однажды парень этот не выдержал. Плюнул через левое плечо, глянул через правое и пошел на войну . И оторвало ему на войне руки. И нечем стало собирать укроп. Мускулистые предплечья смирно лежали вдоль рьяного тела, а пальцы лениво смЫкали огуречную ботву. Косоглазие прошло. Ни к чему стало. Свобода пялилась в лицо круглыми глазьями, скалилась миндальными зубьями. Игралась. Щелкала резинкой трусов по обнищавшему животу . Целовала теплую впадинку на груди.
Скулили дети, плакали женщины.
По раненому полю бегали волонтеры и подавали горячий чай.
- Так вот ты какая… Вящая. - Подумал парень и умер.
Кончилось лето.