Дело было в поезде. Я на верхней койке, остальные три пустуют, зато на боковушке расположились две шлюхи. Вагоны наполнились потными людьми, и поезд тронулся из самого Петербурга в непонятные ебеня.
Я раскидал вещички, расстелил кровать и уселся почитать Гоголя, а шлюхи всё копошились и не переставали в своих беседах упоминать какого-то Диму.
Уже давно стало темнеть и большинство господ нашего вонючего вагона решили, что неплохо было бы поспасть. Признаться, я был солидарен с ними, так как с жуткого перепоя у меня изрядно побаливала голова, причём самым диким образом. В конечном итоге, свет во всём вагоне был выключен, Гоголь брошен на соседнюю койку, а я взбирался на свой лежак, одновременно закидываясь последними каплями бурбона.
Спустя десять минут, когда я уже не мог раскрыть век, а поезд нёсся, пронзая кромешную тьму, шлюхи начали паниковать. Их сил и роста не хватало на то, чтобы закинуть громоздкие чемоданы на верхние полки. И так как единственный джентльмен в вагоне перепил бурбона и не мог пошевелиться, дамам лёгкого поведения пришлось вопить, словно цыганкам потерявшим последнее золотое кольцо.
-Дима, Дима – подавляли своей писклявостью весь вагон их голоса.
Так продолжалось минуты две, за которые я успел трижды рыгнуть, дважды пёрднуть и прохрипеть что-то в стиле: «Дамы, закройте свои ебальники, а не то мне придётся вас ударить с пятки в нос» (стоит заметить, что я находился в выгодном для этого трюка положении). Естественно шлюхи замолкли, а я удовлетворённый своим мужественным поступком принялся храпеть.
Через минуту на горизонте, а точнее чуть выше уровня моих чёрных пяток, появилась голова светлого молодого юноши и уж точно не такого пьяного, как я, что выгодно выделяло его в обществе двух шлюх, галантного алкоголика и  нескольких поехавших старушек. Собственно, в нашем шестом вагоне была ещё и проводница, но её никто не видел и поговаривали, что она сумасшедшая. Но вернёмся к моим спутникам.
-Дима, закинь наши чемоданы! – восклицали девицы.
И жеребец в надежде, что в будущем перепадёт, живо выполнял приказ.
К слову, Димон действительно был хорош: высок, красив и ухожен, как дорогой панельный трансвестит. На пьяную усталую голову я даже грешным делом решил, что он симпатичная короткостриженая девица, принадлежащая к уродливой панк-культуре. Наутро, ясень хуй, расстроился. Но вернёмся к нашим трём баранам.
Когда мирские дела были улажены, шлюхи разразились диким смехом привокзальных гиен. Дима был шутник от бога: всевозможные интернет мемы в его исполнении звучали как что-то новое и доселе неслыханное. Я ему завидовал и от того меня тянуло блевать. В тот день меня тошнило от всего: и от слащавой морды трансвестита и от возмутительного факта, что шлюх пустили в поезд, но главным образом меня тошнило от количества выпитого спиртного.
Следующие полчаса картина была неизменна. Трансвестит Дима заигрывал со шлюхами, трогая их интимные места  (видел бы это сутенер. гы-гы), я же начал рыгать чаще и громче, попеременно стараясь не поддаваться перманентной тряске, чтоб не вырвало.
Ближе к ночи в наш плацкарт подвалили больные психически, но здоровые физически старушки. С собой они притащили граммофон, мешок огурцов и пять литров деревенского самогона. Заряженная рыжей бабкой пластинка играла немецкий гимн военных времён, а сами старухи пели калинку-малинку, отмечая каждую вспомнившуюся строчку кружкой деревенского вискаря. За первые пятнадцать минут бабки умудрились вспомнить всю песню и спеть её трижды, от чего совершенно опьянели и начали приставать ко мне.
-Спускайся, милок. У нас весело – мне в лицо скалилось пять гнилых челюстей.
-Извиняйте, бабульки. С меня хватит.
-Ну и слабак.
«Лучше быть слабаком, чем плавать в луже собственной рвоты», - подумал я и решил всё же поспать. Через час заигрываний с пятью литрами самогона бабки все поголовно вырубились и распластались на весь вагон, образуя своими телами своеобразный ковёр старости. Мне же так уснуть и не удалось.
Полумёртвые старухи храпят на заблёванном полу, внезапно появившаяся проводница действительно выжила из ума и непринуждённо прогуливалась по вагону, ступая по спинам старых дам. Картина маслом. Атмосфера пером лучших писателей 19 века. Воздух пахнет немытым бельём, заваренным в самогоне дошираком и моим бурбоном.
От такого зрелища можно и самому с ума сойти, к чему, я, кстати, был близок, но спустившаяся внезапно тишина успокоила мои, к тому времени отрезвевшие нервы. Словно балетный танцор, лёгким движением я спрыгнул вниз. «Одолжил» у спящих старух доширак, заварил и присел покушать. Горячая лапшичка обжигала губы, мои швырканья по мелодичности соперничали со старушечьим храпом, живот начинал буйствовать, а я окончательно приходил в себя и трезвел.
Минуло уже несколько строчек текста, а шлюхи и Дима почему-то внезапно выпали из общей канвы повествования. Извиняюсь. Примерно сейчас, когда оставалось, причмокивая, выпить острый бульон, я и вспомнил о шлюхах и трансвестите.
Они находились на койке слева от меня. В тот момент я не мог знать наверняка, но был уверен, что они втроём умудрились занять одну узенькую тахту. Внутри меня зародился непреодолимый интерес. Для смелости мною было решено опрокинуть пол-литра самогона. Сказать, что по итогу этого действа я охуел – ничего не сказать. Слова подобрать сложно, скажу лишь, что именно тот бабкин самогон (за тот, что варит ваш батька на чердаке, не ручаюсь) был ссаниной редкостной, причём горькой, острой и пиздецки пахучей.
Совладав с равновесием, я вытащил телефон, включил на нём фонарик и пошел на разведку. «Там где трезвый церемонится, пьяный действует». С этой, безусловно, глубокой мыслью, я грохнулся на пол, ободрав коленку. Моя голова приземлилась прямо на одеяло, под которым кто-то причмокивал и прихлюпывал. Поняв в чём дело, я решил сорвать занавес. На меня уставились удивлённые лица. Они были абсолютно обнажённые, потные и потерянные. Мне даже стало стыдно от того, что я стал препятствием на пути спонтанной железнодорожной группавушки. Но прежде чем я успел объясниться, поезд резко затормозил – какой-то мудила выскочил на рельсы, размазав свою тушку на весь первый вагон. Наши же дела обстояли сложнее – четыре лба в момент торможения со смачным звуком  ударились друг о друга, после чего у каждого из нас всё потемнело. Последнее что  помню я – это собственная блёва на лице Димона. Так и надо сраному трансвеститу.
Наутро, мы очнулись в отделении местной полиции: две голые шлюхи; голый и грязный трансвестит Дима; пять пьяных бабулек и благородный забулдыга с улыбкой на всё лицо.