Еду себе в поезде под Новый Год. Рядом странный усатый мужик, две пилотки лет восемнадцати, одна из них с типично крестьянским лицом, и иногда мимо проносится проводница лет сорока пяти, в укороченной юбке. Я лег на полку, укрывшись пальто (зажилил денег на постель), удостоился презрительных взглядов пилоток и стал наблюдать за стареющими толстячками, пытающимися заклеить проводницу. Пилотки заговорили между собой про учебу и я понял что они говорят за мой же ВУЗ, и вклинился в разговор, надеясь запикапить (курсом постарше, еба). Первые два часа я делал вид что мне охуеть как интересно слушать о том, что им времени на клуб не хватает, а сам обьяснял им смысл жизни с видом знатока, на самом деле думая как мой хуец закрыл бы им рты. И тут на станции зашла (про себя я сразу окрестил ее «мамкой») довольно-таки милая женщина лет 35-ти. Эта сука мгновенно вклинилась в разговор, мне лишь изредка удавалось вставить свои пять копеек. Ситуацию усугубило, что ее мать училась там же, где и мы .Несчастные пилотки и вовсе выпали из разговора, из вежливости делая вид что напряженно слушают. Так прошло еще три часа, все легли спать, усатый пидор уже сьебал из вагона на своей станции .Свет выключили, обстановка ниибически романтическая- Новый Год приближается, за окном метель. А эта мамка все трещит и трещит. То про домашних животных и их защиту, то про врачей-убийц. Я уже час как перестал поощрять ее к дальнейшему разговору, так дико хотел ссать, а просто сьебать с криком «заткнись нахуй, отлить надо!» воспитание не позволяло. Наконец, улучив момент, я сказал «Ну пора спать уже» пошел быстрым шагом в сортир рядом с будкой проводницы. На ходу заметил что она ее не закрыла, видно ушла отнести чай старым казановам, в конец вагона. Вернулся, увидел что мамка уже легла на свою нижнюю полку, под которую я положил свою сумку(а выходить мне было через час-полтора).Направившись к ней, чтобы поднять с койки, я резко споткнулся об брошенную деревенской девкой сумку и приземлился аккурат на безмятежно лежащую мамку.Она раскрыла глаза и посмотрела каким-то удивительно спокойным взглядом. Тут меня словно заклинило-хоть я был красный как помидор стыда, но продолжал на ней лежать. И совсем я очумел, когда эта мамка проявила инициативу-замысловато поцеловав меня взасос. Я включился в процесс, пощупав ее за сиську. Окружающая публика как-то заворочалась, и мой вставший друг подсказал моему мозгу отвести ее в сортир, чтобы ибать без свидетелей .У дверей купе проводницы пришла совсем дикая мысль-занять ее любовью с комфортом, прямо в этом самом купе. Завалив мамку на мягкую койку, вставил хуец в вагину и с чавканьем и хлюпаньем начался процесс ебли. Она выгодно отличалась от моих уебищных ровесниц, к которым просто не влезало, которые обладали страшноватыми еблищами и страстностью и чувственностью как у Буратино(получше почему-то не велись на такого хуя, каким я был) .И когда я с лицом Андрея Стаханова давал стране угля, работая как отбойный молоток, в вагон зашла группа бухих долбоебов, во главе с дедом Морозом блядь. По долетавшим до моих ушей словам, я понял что они собираются поздравить в первую очередь проводницу. Самое лучшее что я придумал в тот момент-накинуть на даму китель проводницы, при этом не вынимая из нее аппарат. Мудаки открыли дверь, с ходу крича поздравление с Новым годом. Открывшаяся им картина их немного отрезвила, но ввела в замешательство. Я решил включить самца до конца, и рявкнув деду Морозу в лицо «вам того же!» захлопнул дверь. Ненадолго начав соображать, я еще и закрыл дверь на замок. Мамка заволновалась, но я убедил ее закончить дело вручную. И пока пришедшая на шум проводница стучала в дверь, я с воплем обильно обвафлил сарафан даме. От осознания наделанной хуйни стало стыдно. Решив что надо быть джентльменом, нашел в кармане пачку салфеток и протянул их совсем сникшей мамке…
Пробуждение было тяжелым. Тимофей, бомж с почти двадцатилетним стажем, очнулся весь мокрый от чужой мочи. На лице красовались свежие синяки. «И приснилось же, прямо как по телевизору молодость свою увидел»-подумал он вслух. Чертовы ублюдки не только по-приколу побили его, но и разбили драгоценные флаконы с боярышником. Его руки затряслись от гнева-именно сынок его обидчика с дружками регулярно подвергает его такой процедуре. Вот сволочи, еще и называют это «разминкой», подонки. Тимофея достала такая жизнь, а без допинга в виде настойки боярышника она и вовсе утратила привлекательность. «С меня хватит!»-подумал он. Может броситься под поезд? Нет, не так просто. Лучше погибнуть как гордый джигит-в схватке с этими уродами, может удастся кого-нибудь из них покалечить. Боятся за здоровье? Так его больше нет, последние два года Тимофей пил все, вплоть до спизженного с прилавка стеклоочистителя. Инстинкт самосохранения? А кого сохранять? Отвратительного бомжа, не мывшегося почти полгода, без семьи, без настоящего и будущего, с таким печальным прошлым? Прокрутив такие мысли в голове, Тимофей утвердился в своем порыве. С трудом поднявшись, он почувствовал тошноту, головная боль усилилась. «Наверное сотрясение» -подумал бомж, и решительно хоть и покачиваясь, направился к своей цели, погрузившись в воспоминания о том, как же он дошел до жизни такой…