- А ты вот сам - возьми и прислушайся, - говорил Роме плохо одетый, какой-то весь помятый и грязноватый старичок, - Слово-то сейчас мало кто может породить-придумать, да в свет пустить. То самое Слово, понимаешь? Чтобы оно с тобой и в огонь, и в воду. Чтобы по пятам за тобой ходило, и помогало когда там, при случае.
Солнце садилось в красные облака, распростертые по всему горизонту, и Роме начало казаться, что из тех самых облаков само Слово должно и вылезти, прозвучать, хотя он и не представлял себе никакого громового гласа, раскалывающего небеса. Вечер был знойный и тихий, совершенно безветренный. Дед открутил пробку у бутылки с плохой водкой, которую он во время разговора все время крутил в руках, и аккуратно разлил в пластмассовые стаканчики грамм по пятьдесят.

- Иные и слов простых, обычных не ценят, бросаются ими как ни попадя, а вот если даже и обычное слово-то взять, да использовать с толком, то польза великая от него будет.

Стаканчики беззвучно чокнулись, и водка кислотой обожгла и без того проспиртованное за сегодня горло, а ей навстречу поднялся уже давно таившийся в желудке неудержимый рвотный спазм.

- Твою мать, - сказал Рома, отдышавшись после излития недр желудка на пыльную землю у скамейки, на которой они сидели.
Старичок искоса посмотрел на него, помолчал и спокойно изрек:
- Оно вот так всегда и получается, мил человек, не к месту да и не вовремя - что-то ты вот мне говорил, а только лишь воздух сотрясал - оттого и водочка не пошла, - он вдруг хитро подмигнул морщинистым лицом в красных прожилках.
Рома готов был поклясться, что в течение часа беседы с дедом он не произнес и десятка слов подряд, однако спорить не хотелось. Хотелось идти домой и увидеть Нину, потому что за весь день он успел по ней здорово соскучиться.

- Я пошел, - сказал он, поднялся со скамейки, и его тут же довольно ощутимо зашатало, - ты, дедушка, водку-то сам допивай, будь здоров.
- Ну что ж, иди, - сказал старик и опять хитро на него посмотрел, - иди и рожай свое Слово. Смотри только, чтобы толк был от него, не цепляй на себя что попало.

Уже совсем стемнело, но компанию молодых людей в беседке во дворе Рома увидел только вблизи, потому что все пять или шесть человек сидели на расположенных кругом скамейках абсолютно молча. Молча и уставившись перед собой. В воздухе витал знакомый и неповторимый, щекочущий ноздри сладковатый аромат. Молодые люди были Роме знакомы, потому что жили в одном с ним доме, однако вместо рукопожатия один из них молча протянул ему сделанное из пластиковых бутылок приспособление, из которого Рома немедленно втянул гулявший там аппетитный дым. Чтобы собраться с мыслями и вновь подумать о Слове, Рома присел рядом с ними и также начал молчать. Помолчав минуты две, он заговорил, однако никто не повернул к нему головы, хотя он прекрасно знал, что все его внимательно слушают.

- Господа! С точки зрения семантики, любое слово, являясь также частью знаковой системы для обмена информации, может существовать не только в виде колебаний воздуха, разнящихся по частоте вибраций, которые мы называем звуком. В случае отсутствия вибраций, либо отсутствия в них частоты, воспринимаемой наших ухом, слово может трансформироваться в визуальный, осязаемый, иногда и обоняемый образ, вся совокупность признаков которого, исходя из его лексического значения, может служить определенным материальным объектом, который…
Он посмотрел на свою руку, которая под действием луча от фонаря у подъезда сразу же увеличилась и искривилась в пространственно-временном континууме, и заметил деловито ползущую по ней двухвостку. Двухвостка была большая и толстая, однако на ее морде было написано такое же хитрое выражение старичка-прохвоста, с которым он пил водку не более часа назад.
Она подмигнула Роме и заклацала мощными челюстями, но Рома ее опередил, стряхнув энергичным взмахом руки.

- Подумать только, какая же бывает хуйня! - в сердцах громко сказал Рома и тяжело вздохнул.
- Ня…. ня… ня…., - зконко прошлось по каменных лицам его молчащих собеседников эхо, - ня!!!…ня!!!…ня!!!…, - не утихло оно, обойдя всех по кругу и пошло на второй круг.

Дойдя до Ромы, оно вдруг развернуло свое первоначальное звучание и громко и четко сказало ему в ухо:
- ХУЙНЯ!!!

Чтобы проверить, Рома посидел с молчаливыми истуканами еще пару минут, за которые хуйня описала еще кругов десять, свободно мечась от одного к другому, а затем встал и пошел. Хуйня немедленно перестала метаться и полетела за ним.

Войдя в квартиру, он первым делом увидел Нину, которая тут же оскалилась и что-то радостно промычала, увидев его; струйка желтоватой слюны поползла у нее вниз по подбородку. Хуйня немедленно подлетела к ее лицу, однако слюну вытирать не стала, только ее коснулась и, видимо, каким-то тоненьким микроскопическим хоботком попробовала ее на вкус. Нина продолжала монотонно раскачиваться, стоя посреди комнаты, и что-то тараторила еле слышно, пела а свою бесконечную песню, и слова небольшими продолговатыми и полупрозрачными облачками вырывались из ее слюнявого рта, однако завидев Хуйню, все как один пугливо жались по стенам и в конце концов вывались в открытое окно.

Рома заметил, как снизу из-под ее халата вырвалась одинокая ярко-красная капля и упала на пол.
"Сейчас, наверно, будет и вторая, - с наслаждением подумал Рома, смотря на радостно втягивающую каплю Хуйню, - однако Хуйне этой я ее не дам".
- Нет, не дам! - вслух сказал он и подставил ладонь, куда скатилась вторая капля, - понимаешь, - обратился он к Хуйне, ты уж не обессудь, не для того она вот тут весь день стоит и раскачивается, и как сегодня началось, так он все копит и копит!

Он скосил взгляд на Хуйню, которая все оставалась таким же прозрачным облачком, однако она и виду не подала, что обиделась - подплыла к креслу и уютно на нем расположилась. Через минуту у нее обозначилось некое подобие рук и ног.

На следующий вечер Рома возвращался домой, без Хуйни: она, видимо, осталась с Ниной, по крайней мере утром он ее не видел, и у него не было времени ее искать.

"Странное, даже я бы сказал, роковое стечение обстоятельств - ты приобретаешь милое и симпатичное существо - домашнего любимца, который готов уже стать членом семьи, стать еще одной преданной тебе сущностью, проявлять о тебе заботу, следовать за тобой по пятам, возможно, даже через некоторое время подносить тебе тапочки, научиться радостно лаять при твоем возвращении, в то же время не гадить и не досаждать соседям, прогуливаясь по траве и газонам, и вот теперь ты не уверен - а увидишь ли ты эту прелесть через день, прижилась ли она, как себя ведет, пьет ли она сейчас из блюдечка молоко, играет ли с Ниной…"
Он пару раз звонил Нине домой, однако все те же невнятные белесые облачка, вырывавшиеся из телефонной трубки, никак не прояснили ситуацию с Хуйней, а Рома как назло не мог прийти домой пораньше.

Волновался он ужасно и сначала даже особо не обратил внимание, когда метров за десять у подъезда нечто, высунувшееся из кустов нежно коснулось его плеча, а когда он наконец вынырнул из своих мыслей и повернул голову, ее и сверху, и сбоку, и спереди и сзади обволокла мягкая и слизистая тяжелая масса; сразу запахло озоном с каким-то слабым душком тронутой тлением рыбы. Она тут же сползла с него, и он почувствовал, как от слизи тяжело намокли футболка и джинсы. Она переместилась немного назад, отчего на асфальте остался мокрый след, и с видимым усилием чавкающим звуком обозначила свой рот. Сначала маленький, потом все больше и больше, он, наконец, разросся до такого размера, когда она сочла возможным говорить.

- Ну вот, я ждала тебя весь день. Я обиделась на тебя за нее. Я ревнивая, в отличие от некоторых. Теперь она… ушла. Теперь мы с тобой будем вместе. Всегда.

У нее изо рта выпал черный клубок, и Рома, приглядевшись и дрожа от непонятного возбуждения, разглядел резво расползающихся двухвосток.

- Домой мы пока не пойдем, потому что мы поищем себе вскоре новое обиталище, а пока я хочу, чтобы ты взял меня прямо здесь, - почти нежно проворковала она, и Рома почувствовал пробуждающуюся эрекцию.
- Возьми меня милый!!! - исторгла она крик на самой высокой ноте и вдруг серая масса заколыхалась и приняла форму женщины. С широкими бедрами и длинными ногами, однако с каким-то смазанным лицом, - однако смотри, бери меня нежно! Я люблю, когда это происходит нежно…

Сначала она опустилась и долго делала ему минет, а когда опять выпрямилась и Рома, еле сдерживая подступающий оргазм, стал совершать медленные и нежные движения, она стала краснеть.
Через две минуты она стала быстро увеличиваться и терять свою женскую форму - вновь сливалась с телом голова, теряли очертания плечи, срастались ноги, прирастали к телу руки; она страшно чмокала и плевалась насекомыми, однако для Ромы это не было главным - главное было в безудержном экстазе, который должен был вот-вот наступить.

И в тот самый долгожданный момент, когда Ромины фрикции превратились в резкие и сильные учащенные толчки, раздался звук, подобный звуку падения в воду тяжелого тела, и только пришедший в себя после сильнейшего оргазма Рома сел на мокрый асфальт и громко и тяжко с завываниями заплакал, потому что она лопнула.
Тысячи тараканов, мокриц, жуков и двухвосток разбегались или роились вокруг него, а он, обливаясь слезами ползал по склизкой жиже, пытался собрать то, что осталось от его любимой - хватая насекомых, он пригоршнями запихивал их к себе в рот и жадно жевал; большая часть из них уже исчезла, однако оставалось еще довольно много, а он хотел взять как можно больше любви, и поэтому продолжал упрямо черпать рукой завязших в слизи и ловить пальцами самых быстрых, убегающих.

- Я тебя люблю!!! - кричал Рома на весь двор.
- Я без тебя не могу!!! - громко вторил он с набитым ртом, не переставая жевать насекомых.

Подняв глаза, он увидел людей. Их было немного, но они стояли и смотрели на него - ползущего на четвереньках, давящегося и рыдающего.

Они стояли и молчали, и чтобы объяснить им, что происходит, он сказал:

- Я ем свою Хуйню. Потому что я ее очень люблю!!!