Дюжо измок, - обложной-то долог!
Сохнуть к печи садись.
Ась? Кто есть званием? А-рни-то-лак?
Учисся в знатцы птиц?
Весь-ка сюды свой бушлат проплешный,
Будет к утру сухим.
Эва, с рубахи - анчутков тешит
Медный кромешник, - КИМ.
Дельно я нонеча спёк ковригу,
Накиселил овса!
Да не тушуйся, соплом не шмыгай -
Гость ты, хотя комса.
Лоб, вон, не крестишь, еврейчик чисто -
Выбрить бы пол-башки!
Видел я эдаких сицилистов,
Вместе этапом шли.
И на турме повидал прохвостов,
Вдоль их и поперёк. . .
Ась? Не расслухал, чево принёс-то?
Рыковки пузырёк?!
. . .Смолоду был я горяч и резов -
Каин во всей красе:
Из-за блядушки дружка зарезал
И на семёрку сел.
Жухли присяжные в душном зале, -
Вышли суду труды
В год, как скубенты царя порвали
Бонбою в лоскуты.
Знатно я спробовал скус плипорций -
Нерчинка, самый сок -
В строгое царствие Миротворца
Претерпевая срок.
Сперву всё бешного веретенил -
Мазался на отказ.
Но щелбануло меня виденьем
В карцере как-то раз. . .
Дало - как молоньёй в лоб из тучи!
Тихий с тех пор ходил,
Честь по печатному был выучен
И превзошёл Псалтирь.
Брызнул Господь Иордана воду,
Душеньку мне омыл!
В храме централа четыре года
Я выпевал псалмы, -
Батюшко ажно обнял за плечи,
Как я прощал турму!
Сослан сюды поселеньем вечным,
Скоро - конец ему.
Что ж пёс Пужицкер пожёг церквуху?!
Хмурисси? Не серчай.
Лучше, чево расскажу, послухай, -
Вспомнил один случай. . .
На поселеньи год-два, как чалясь,
Я нагулял мяса.
И учредило, чудя, начальство
Остров переписать:
Чтоб - как один - варнаки, да ходи
Были при нумерках, -
Тихо приехал на параходе
Писчик с материка.
Там шибко грамотный укумекал,
Выхитрил изворот:
Писчику в пашпорт занесть, что лекарь, -
Не калгашить народ;
Де, островник-то мозгою скуден,
Знаем их, недотёп -
Вздумают, что начертанье будет
На руку и на лоб. . .
Токмо народишко наш - варавва,
Каторгами учён.
Стукнул по сёлам набат гунявый:
«Тухлый мутняк - с врачом.
Кажинный день, при любой погоде, -
Ажно разов по сто -
В двери скребётся, к людям заходит
С толстой стопой листов, -
Назадавает вопросцев склизких,
Нюхом в бамагу - нырь
И сатанинскою самопиской
В ей цифиряет, хмырь.
Не доглядишь - морову-то язву,
Ну-ко, сыпнёт в корма?
Прётся в дома не за добрым, ясно.
Ясно, не задарма.»
Мало - молитвенных и опрятных:
В ставенку постучав,
Определил господин урядник
Мне на постой врача.
Разулыбал за усами губки
Язвенный кровосос:
«Вот-с вам изба прошлогодней рубки, -
Новая-с, без клопов-с»,
Без перерыву сурло набычил,
Мерина матеря
И укатил на рессорной бричке
В сумерок сентября.
Не улыбались моргалки гостя. . .
Вдваивалось в лицо,
Сев стрекозицей на переносье,
Цепкое стеклецо
И - задавив узелком навечно
Взлётный её позыв -
Падал снурок по скуле, - с колечка
В крылушке стрекозы.
Вовсе стемнело. Зажёг лучину,
Налил томлёных щей,
Для ширины обе лавки сдвинул,
Сенник подбил толщей,
Новый тулупчик (ни дни не ношен!) -
Гость чтоб не колодел -
Сверху поклал: «Господин хороший,
Завтра воскрёсный день,
Так что лежи-почивай безбедно,
Тёплость - способа сну.
А не расслухаешь звон к обедне,
Дык - за плечо трясну.»
Он, колупая капусту взглядом,
Будто узря возгрю:
«Нет, - отвечает - будить не надо, -
Выдохся, отосплюсь».
Щи, сиротясь, простывали в миске
(Рыбные, не бурда!).
- Э, да ты, часом, не итиист ли?
- Как? Итиист? Ну да.
Где ж вы узнали такое слово?
- Знание есмь печаль:
Ох, как немало голов бедовых
Я на турме встречал. . .
Был и такой. Ажно - зявки пучил,
Мудрственностью ретив;
Всё не желал «доходить до ручки» -
К исповеди иттить.
Знай, бушевал: «Я один здесь - зрячий!
Ладан - туманит ум!»
А отсчитали полста горячих -
Первый побёг к попу.
- Что ли - раздумчиво заключил он -
Жопу себе посечь?. .
Я промолчал, поменял лучину,
Да и полез на печь.
Заполночь слышу (неужт зазябнул?) -
Охнул, на лавке сел.
- А подскажите-ка мне, хозяин,
Как здесь насчёт гусей?
- Не повечерял, теперь мечтаешь:
«С голоду - дай гуся!»
Разная птица была, так в мае ж -
Переколела вся.
Восемь несух с топтуном в закуте
Схохлились, как с тоски.
И на селе - где теперь те ути,
Кокоши, гусаки?
Всех положило манжурной дрожью -
Квёлостью, злой зело.
Ажно голубчика - птичку божью,
Начисто извело.
Кура ведь что? С ей - бульёнцу нежность;
В гусе челебность - жир;
А голубков забубёнец держит
Для широты души, -
Для гулеванной, раздольной шири,
Чтоб - сквозь двуперстый свист -
Видеть, как сизый табун кружит и
Звонко взмывает ввысь!
Эх-ма, могильник домовой птице, -
Всю дрянный ров сжевал.
Дикая крепше: орёт, гнездится,
Сколь ни на есть - жива.
Вона, у кекура, по-над бухтой,
Ихный шумной базар:
Яйцы сбираешь, терзает слух-то
Ор топорков, гагар. . .
Дык, на вершинной, с шесток, лужайке -
Обозревая дол -
Угнездовалась ручная чайка
(Ёйный, то бишь, кобёл).
Перед скончаньем Иван-Смотрило -
Летось в своих сенцах -
Мелкую рыбку сувая в рыло,
Выпестовал птенца;
А старожители-каторжане
Жига, Гультяй, Корней -
Опогремушили Дятлом Ваней
В память о пахане.
(Сам-то вдруг сверзнулся с колокольни -
Вёл сизокрылкам счёт.
Блызнул, кликуху для птахи вольной
Не догадав ещё. . .
Пятый венец мы тесать зачали,
Слышим, у церквы - шмяк!
Ну, заодно, и армяк-дощаник
Сплотничали, коль так.)
Всё по понятьям в душе невинной:
Впал махолёт в печаль, -
Вихрем кружился над домовиной,
Жалисно верещал
И - вслед за чайкой - вздыхая тяжко,
Кажный варнак грустил:
«Достопочтеннейший был папашка,
Волость держал в горсти.»
С тех похорон - по утряной рдяни,
Только взойдёт заря -
Выкормыш крест-намогильник дятлит,
Мёртвенькова зовя;
После уходит - позвав-постукав -
На круговой облёт,
А - Дя-я-ятел Ва-а-аня-а! - шумнёшь, - под руку
Сринет и рыбки ждёт.
Что ты! Ён аж в ураган-падеру
К кладбищу парусит!
Слаб на одно: знай, харчит не в меру
Прелую иваси.
Наша-то - вашей сельдюхи хлеще!
Лакомей, чем залом!
Гля, от луны - чешуями блещет
В кадочке под столом. . .
Свежепросоленная - пожиже,
Чюйственность в ей не та.
А засмердится - персты оближешь,
Скусная, что беда:
Оконоплянить стервянку маслом,
Кинуть лучку - колец. . .
Но нет лутшей - душноватой, квасной -
Для утомлённых щец:
Доброй крошонке придав сельдинок
(Фунта на два - пяток) -
Сунь старопрежний горшок из глины
(Токмо не чугунок!)
Утренной топкой, подале устья,
В самую глубь печи;
Пусть за заслонкой, мягчась и густясь,
Изопревают щи.
Снову взогрей их вечерним жаром
(Лишь не до пузырей)
И - благодатных парным наваром -
В мису мечи скорей!
Стылых - ни-ни. За такую ересь -
Махом меж глаз печать! . .
- Что же, я с вашим рецептом сверюсь.
Впрочем, давайте спать.
Как уходил, - он сопаткой хрюпал,
Словно подсвин в копне.
Вдарили благовест - лишь тулупом
Кунпол укрыл плотней.
Печь, распотешась, дышкантом пела, -
Колокол бил - бася. . .
Перед обеднею, ясно дело,
Щец не хлебнул, - нельзя.
. . .Сыпал трезвон - заводной и звонкий:
Чуть не пускаясь в пляс,
Пёр я обратно к своей избёнке
Тайнами причастясь.
Сивер вдали и за шкиркой шарил,
Но - утепляя Всё -
Ждал под божницей воскрёсный шкалик,
С пятницы припасён.
По дерговищу стеги излуку
Я скоротил рысцом,
Чтоб - перепрянув через приступку,
Вскинувшись на крыльцо -
Вдруг осадиться, гладь лба морщиня:
Шиворотом к углу,
С чаячьим белым пером в овчине -
Спал на полу тулуп.
Длинные полы обмякли плоско,
На бахтарме подсох
(Но дошибал ветерком до носа),
Скапавшийся рассол
И - вопрошающе рот разинув,
Крик в немоту сорвав -
Солёноглазая ивасина
Лезла из рукава.
Тут мне причудилось: взрезан пузом,
Писчик в избе лежит. . .
- Батюшки-светы, неужт - хунхузы
Взяли врача в ножи?!
Трудно отняв пятерни с балясин,
Выдохнув посильней,
Тронул я, крепко перекрестяся,
Скриплую дверь сеней,
Та - распахнулась. Вихрь перьев драных. . .
Взмахи аршинных крыл. . .
Чайку по имени Дятел Ваня -
Гостюшко петушил.
Мне и доныне тот день не спрятать
За томнотою дрём:
Вот - ускользает летец пернатый
В яркий дверной проём;
Вот - над погостом, крича как пьяный,
Вьётся, не смеет сесть
(Чтоб, вишь, могилку не оподлянить,
Не подзашкварить крест);
Вот - он поднялся, печаль помыкав,
К солнцу; на миг повис,
Мятые крылья сложил, без крику
Камнем понёсся вниз
И, только я, да в слепящий колер
Вычищеный пятак, -
Слышат у смолкнувшей колокольни -
Тихий, тошнотный шмяк.
. . .Ентот съезжал - улыбался, сволочь,
Синенькую подал:
«Малая мзда за тулупчик ловчий, -
Перепятнал, балда!»
Из-под стекляшек смеялись зырки. . .
Выжила стрекоза:
Мог я по ей шибануть запиркой,
А - бамажонку взял.
Вот и рассвет. Дождичок - отсеял,
Хмарь - в окиян ушла.
Всё, арнитолак, вали отселе,
Высохнул твой бушлат.