Я всегда старался быть лучшим. В конце концов, ведь каждый хочет получать все самое лакомое? Но для этого надо много работать, быть сильным и бесстрашным. И я старался таким быть. Я не из тех, кто витает в облаках, верит в сказки и думает, что небеса внезапно могут тщедушного неудачника одарить всеми возможными благами. Нет, меня воспитали твердо стоящим на земле – на своей, черной, жирной, пахнущей свежестью и силой земле - трудолюбивым и равнодушным ко праздным мудрствованиям. Кто-то рождается принцем, кто-то – охотником. Но и принц, и охотник должны прилежно исполнять свои обязанности. И я, клянусь, никогда не давал слабину. Я отличный охотник – кто посмеет сказать иное? В моем доме никогда не переведется еда, и в рыночный день я первый, к кому подходят люди. Даже бургомистр не брезгует моими фазанами, пусть тысячу раз король лютует в борьбе против браконьеров. Гастон всегда желанный гость в любом, самом богатом доме. Ведь кто, если не Гастон, поставит к господскому столу пестрых жирных перепелок? Кто, как не ваш покорный слуга, принесет откормленных, нежных кроликов? А эти винторогие олени, сочащиеся жиром утки, упругие, сочные зайцы, раскормленные желудями хряки?
Я знаю, что я завидный жених, и не вижу причины, чтобы это скрывать. Моя сестра вышла за местного лавочника, пузатого и заикающегося – порой не весел женский удел. Но я же не таков! Я хорош собой, крепок и весьма приятен. Я знаю, что буду хорошим мужем – таким же хорошим, как и охотником. Сваты со всей деревни только и обивают мои пороги. Но, увы, угораздило же меня влюбиться в Белль.

Ох, Белль. Она, безусловно, прекраснее всех девушек деревни. Красавица она дивная, стан стройный, волосы как грива у породистой лошадки, кожа белая, как снег, и нежная, как дорогой шелк, глаза яркие, словно самоцветы, двигается, будто танцует, а голос певучий и звонкий, как весенний ручеек. Меня с детства учили не бояться роботы, потому и руки у меня грубы и похожи на кувалды. Но, клянусь, мои руки будут мягче перины, если Белль позволит к себе прикоснуться. Какая же она воздушная, неземная!
Правда, Белль меня не очень любит. Не могу понять, отчего? Я же не какая-то пьянь или голь перекатная. Женушку свою на руках носить буду. Охотники же они всегда нужны, а уж такой, как я, что птицу на лету слышит, и вовсе на вес золота. Костьми лягу, но жена и дети голодать не будут. Да и собою не урод, не должно неприязнь ко мне, как к мужу испытывать. Но Белль все мало.

Чудная она, книги любит читать, ну то еще ладно, невинные причуды хорошенькую девушку только красят. Вот только мечты у нее странные. Вроде и не дворянка же, а думки у нее – все о дворцах, о путешествиях, о приключениях… Порой заговоришь с ней, кажется, говоришь гладко, как священник на проповеди, а она лишь смотрит своими ясными глазами, улыбается, и чувствуешь себя неотесанным мужланом. Так ведь мужчина и не словам, а делами красен, разве нет? Но кто скажет, что в прелестной головке Белль… Нет, чудная, чудная, но тем еще больше хочется покорить эту норовистую, хорошенькую кобылку.

А недавно и вовсе пропала. Отец ее говорит, будто чудовище какое-то грозит, что либо старик умрет, либо Белль с ним останется. Да что за чертовщина? Хоть и учили меня стариков уважать, но как может мужчина вот так взять и дитя свое чудовищу отдать? Да и есть ли оно, то чудовище? Святой отец говорит, что черти сами по себе не пакостят, в людей вселяются слабых духом, да через них зло творят. Видно, запугал кто-то несчастного старика, свел с ума, беднягу, теперь святые братья за ним ухаживают, пусть Господь вернет свет его потемневшему разуму.
Но Белль, моя Белль, она же и вовсе осталась без защиты! Ее бедный отец потерял разум, а она заперта где-то то ли с демоном, посланным Адом уничтожать христианские души, то ли с безумным, которого покинул Бог. В один ужасный день она возвращается – хвала Господу нашему! – и показывает бесовское зеркало, где видно Чудовище, которое ее удерживает. О, оно коварно, очаровало сердце Белль лживой лестью, блеском серебра и злата, чудесами бесовской силы, но я не виню ее: у нее простая, чистая душа, она во всех видит лишь хорошее. Она не осознает, как Чудовище опутало ее ядовитыми узами, как заперло ее, угрожая расправою ее несчастному старику-отцу, как пытается купить невинную душу богатством и угодливостью слуг. Моя милая Белль! Ты же всегда была так разумна, как же ты так просто поверила этому лжецу! Этому слуге Дьявола!

Да, да, Дьявола! Я богобоязненный христианин, и, клянусь, то чудовище, что я увидел в зеркале, порождение Ада, о котором говорил священник на воскресной проповеди. Его нельзя не узнать. Все волосы на моем теле шевелятся от ужаса, когда я думаю о нем, и мои колени, твердые как камень, когда я стоял против волка, теперь трясутся, как сережки у кокетки, когда я думаю об этом дьявольском отродье. Но я рожден мужчиной, и оставить свою возлюбленную в лапах черта - лучше сразу утопиться от стыда!
Мне хочется сквозь землю провалиться, но приходиться признать, что я не сразу решился идти против чудовища. Я много говорил с нашим священником, и он долго поднимал мой дух и вселял в меня мужество, достойное воина Христова. И я вооружился, не только огнем и железом, но прежде всего верой, и отправился спасать мою милую Белль от порождения Ада. И все богобоязненные люди деревни пошли со мной – чтобы спасти невинную душу Белль, чтобы уничтожить зверя, сведшего с ума несчастного старика, чтобы выполнить долг каждого благочестивого христианина – уничтожить слугу Люцифера, врага Господа нашего.

Как жуток был тот замок, и как ужасно было то чудовище! Воистину, лишь дьявол способен породить такую мерзость, противную любому христианину. Я дрался с ним, как волк, как верный крестоносец, как достойный сын Христов. Но это адское отродье было так сильно. Я ранил его, но, видно, все силы Ада питали это чудовище. Гастон встретил зверя, которого не смог убить… Тяжелый удар когтистой, сильной лапой, и я лечу с крыши навстречу концу моей жизни. Я вижу небо, стремительно уходящее ввысь. Через мгновение я умру. Белль, моя Белль, прости, я не смог спасти тебя.