Егор не завидовал своему шефу – Василию Петровичу Фурманчуку пятидесяти лет отроду. Не завидовал ни его богатству, ни его пиджаку в красную клетку. Пиджак был старый и длинный, висел на сутулом плече и издалека был похож на фрак из шотландского кильта. Такому пиджаку не позавидуешь.
И даже не уважал его за манеру бубнить под нос, за то, что тот всегда пытался прикрыть рот рукой. Может, только чуть-чуть уважал, за пухлые бульдожьи щечки, за настоящее пивное пузо, снизу подкованное короткими ногами. Но Егор не был уверен, стоит ли вообще человека уважать за это? Ведь уважать хочется за поступки, а пузо и щечки – это данность.
Также было непонятно, что испытывал Василий Петрович к Егору.
Однако все поменялось после одного случая.

Шеф попросил ранним утром перед началом рабочего дня, встретить его в машине, и помочь пронести в офис что-то, что сам он не мог дотащить.
Странно, думал Егор, на творческого человека он не похож, значит, вряд ли это будет пианино. Впрочем, увидим скоро.
- Привет, – пробурчал шеф в окно, открыл дверь, и после нескольких движений пузом, слегка подмяв полы пиджака, будто баба, перед тем как войти в вброд, сел в машину.
- Вот они! – Василий Петрович вплотную приблизил раскрытый целлофановый мешок к лицу Егора, как обычно рыбаки демонстрируют друг другу смачных карасей.
Лицо шефа стало то сиять, то мерцать, щечки залились счастливым румянцем. Обычно беззвучная и постная гримаса начальника вдруг преобразилась, становясь то по-свинячьи довольной, то по-жабьи выразительной, уж больно натурально раздувался его второй подбородок. 
- Вот они! – повторил он и залился беззвучным смехом, направленным внутрь себя, - почти два миллиона!
Егор посмотрел в пакет, там перемешались пачки купюр. Они выглядели очень соблазнительно, перетянутые резинками, не новые, видавшие виды купюры, кучками, в двойном целлофановом мешочке.
- Ты что это, Василий Петрович, - мотаешься пешком по городу с такими деньгами?
- Так я, это, в метро. Кто ж подумает?
Тут он деловито подбоченился, признаки счастья стали отступать, только нездоровый блеск в глазах напоминал о недавнем выбросе эндорфина. Он начал тыкать в живот Егора тыльной стороной ладони, будто хотел нежно выпихнуть его из машины, брови его расправились и он пояснил:
- Помнишь? Это… Ну, я тебе говорил. Получилось! - Он опять засмеялся беззвучным смехом, - Подрядчики постарались. Почти два миллиона. Я намекнул, что могу помочь, так вот результат. Понимаешь? Только обналичил. Помоги пронести в офис.
Он передал Егору половину содержимого пакета, товарищи распихали пачки по карманам пиджаков, после чего оба хлопнули дверьми автомобиля и скрылись за стеклянными дверями офиса, где тянули свою службу.
Надо сказать, что картина эта разворачивалась перед большим серым домом, на входе в который стояли люди с угрюмыми подбородками. Этот дом был полон важных работников в серых мятых костюмах. Работники с утра до вечера дискутировали о национальных вопросах, тряся сигаретами над дорогими пепельницами.
Василий Петрович служил начальником одного из управлений, а Егор Алексеевич (просто Егор, в силу молодости) был его замом. В их подчинении было больше сотни людей, разумеется, попроще во взглядах и умениях.
Оба они работали недавно, и только-только, можно сказать, акклиматизировались к новым порядкам, привыкли к бесконечным видеокамерам, в которые по замыслу их установщиком должны непременно попадать недобросовестные сотрудники, с жадной ухмылкой воровавшие деньги у страны.
После того, как пачки с деньгами перекочевали в желтый саквояж шефа, Егор вернулся к себе в кабинет, сел за массивный стол, размером с бильярдный, загрустил от чего-то, и стал вспоминать, все, чему учил его шеф.
Вспомнилось, как в первые дни после устройства на работу (Василий Петрович выманил Егора со строительных объектов, облачил в серый и еще не мятый костюм),  они гуляли по улице под видом перекура. Шеф, неизменно тыкая тыльной стороной ладони в бок, рассказывал о немыслимых возможностях, открывшихся перед ними.
Василий Петрович рассказывал о том, какую серьезную коллекцию пачек с купюрами ему удалось собрать, какие, эти пачки, все-таки восхитительные и симпатичные. Несмотря на то, что все они с виду одинаковые, у каждой из них есть своя душа, характер, можно сказать. И только истинный ценитель, который вечерами любовно перематывает резинками предметы своей коллекции, словно садовод, подвязывающий ростки в своем саду, может понять смысл государственной службы.
Егор слушал, и понимал, разумеется, куда шеф клонит. Коллекционеры все немножко «того», повернуты на предметах своего обожания. А шеф был очень опытным филателистом банкнот.
- Понимаешь, Егор, - бубнил куда-то вниз и вникуда Василий Петрович на прогулке вокруг серого дома, - вот я третьего дня гулял с женой по городу, смотрю, автомагазин. Стоят Хаммеры. Мы зашли, и я понимаю, что могу сейчас взять и купить этот Хаммер. Нет, конечно, я его не купил, у меня нормальная машина – Санг Йонг, а на работу я вообще на электричке езжу, мне так удобней. Но мог, если бы захотел!
Егор ходил рядом, нагибался и слушал шефа, это было неудобно, расшифровывать тихое бубнение, адресованное асфальту. Приходилось наклоняться. Но по-другому Василий Петрович не мог позволить себе разговаривать, ибо каждый день в обед выпивал водки, и вонять перегаром на рабочем месте в обязанности шефа не входило.
Надо сказать, что воодушевившись обеденной водкой шеф примерно на час становился похож на обычных людей. С лица исчезала плесень настороженности, короткие ноги, казалось, удлинялись сантиметров на пять - десять, и даже сутулое плечо немного распрямлялось.
- Конечно, я заработал эти деньги  уже давно. Но здесь непаханое поле! Если ты захочешь, у тебя тоже будет Хаммер! Ну, представь себе - едешь по городу на Хаммере!
Все это Егору напоминало сцену из детского фильма «Гостья из Будущего», где злодей, с созвучными интонациями предлагал главному герою «Жигули! Представляешь, такой маленький, а уже Жжжжигули!»
Молодой управленец сидел в кабинете и вспоминал эти разговоры. Как же это просто, думалось Егору. Нужно только заиметь такой вот несуразный сюртук, глаза навыкате, научится говорить без эмоций, будто ты со всем согласен. Вон шеф, прошел по лезвию бритвы перед опытным взором бдящей охраны, даже не прошел, а просеменил на коротких ножках, и пожалуйте – стал богаче на два миллиона.
А Егор до этого коллекционировал только память о бетонных плитах и технике, поглощенных голодной землей на стройках в Сибири. Он собирал воспоминания о тряске в вахтовках и кунгах по пути в еловые джунгли. Как искал, собирал и дарил друзьям пакетики от Аммонита после вскрытия парод на сопках. А тут, сидишь, ставишь закорючки на бумажках, которые приносят стопками специально обученные люди с рыбьими глазами, и вдруг бац! Два миллиона. Сразу и навсегда.
Размышления Егора прервал стук в дверь – тяжелый, настырный, не требующий ответа. Дверь немедленно распахнулась и на пороге появилась грузная женщина. За ней, даже не за ней, а как будто у нее за пазухой, еле различимо маячил худющий юноша с очками посреди прыщей, коими его лицо было богато испещрено.
Егор знал образ этой женщины. Уже больно он типичен для обитателей суровых мест, где ближайший магазин с приличной  косметикой в трех часах вертолетного хода.
- Здравствуйте! - заискивающе произнесла мадам, без предупреждения схватилась за спинку кресла, приставленного к переговорному столу, потянула на себя, положила в него перемотанный юбкой зад, и, наконец, замерла в какой-то заискивающей позе. Слегка замедленный сопровождавший ее юноша устроился в соседнем кресле.
Сейчас будет просить, подумал Егор.
- Здравствуйте, чем могу? – тем не менее, согласился Егор.
Обычно Егор не слушал их и отправлял к высокому руководству, сидевшему в кабинетах размером с актовый зал. Но утренняя сцена не отпускал Егора, он живо представил коллекцию пачек купюр, широкие колеса Хаммера. И решил не выгонять тетку. А, будь, что будет! - решил Егор. Конечно, в кабинете, где за ним наблюдают и слушают, особенно не пококетничаешь, Егор знал этот святой принцип. Задача своей позой и молчанием, кроткой и дружелюбной улыбкой дать понять, что можно помочь. А размер вознаграждения остается на усмотрение визитеров. Проценты на салфетках никто не пишет, так здесь не принято.
Егор вспоминал, что говорил ему шеф. Но никаких конкретных действий в своих тренингах тот не описывал.
Это может быть связано с тем, что нет, и не может быть конкретных указаний какую строить гримасу, как улыбчиво сомневаться, набивать цену при обсуждении вопросов. Это должна быть проекция согласной и страждущей мира души, на физиогномический статус, это должно быть внутреннее переживание, по силе сравнимое с покаянием. Гордыня уходит из тела, все фибры нацелены только на то, чтобы внять голосу вопрошающего, открыть ему свой чиновничий дзен, и пригласить во царствие покоя одним лишь движением мимической морщины. Смиренная, чуть строгая, как в обете столпничества поза, помещенная в серый чиновничий костюм должна как бы говорить: «не извольте беспокоиться, все решим!». Талант надо иметь, короче, - подумалось Егору.
А он, привыкший к раздаче и получению ебуков, согласно принятым в стройке традициям, откуда он возьмет эту сраную проекцию? Где ему взять этот чиновничий дзен? Откуда ему наскрести умиротворения, если все это трансцендентное и эфемерное блядство с настройкой на одну волну возможно только после годов просиживания костюмных штанов?
Барышня поправила куст на голове и представилась:
- Я, это, с Печоры. Мы с вашим предыдущим руководством договаривались, что на шестнадцатом участке мы будем работать. Уже и технику поставили.
Егор поймал себя на мысли, что выглядит совершенно неправильно. Надо как шеф, увести разговор в сторону, немного покудахтать о сложностях, показать неразумность всего бытия, в котором он, так же как и бедные подрядчики – единственные разумные существа в море канцелярского хаоса, могут обрести совместное счастье.
Он попытался подбочениться, как это ловко делал шеф. Нахмурил брови, заставил себя улыбнуться. Нагнал в выражение лица немного придури, покачал головой.
Поменял позу, задумчиво помычал, получилось даже немного беззвучно посмеяться.
Ну, вот и весь арсенал навыков, полученных от шефа. Что нужно было говорить, Егор понятия не имел. Кривляться - это еще можно, но по вдруг выпрямившейся осанке гостьи и чуть еще сильнее покрасневшим прыщам юнца, Егор понял, что перебарщивает.
Он встал, подошел к окну, сказал вслух «Ну что ж!» и посмотрел не барышню.
Судя по всему, барышня, опытная до переговоров поняла, что за персонаж перед ней. Молодой, пацан в неказистом костюмчике, сырой и небитый. Вот что подумала она. На лице ее исчезло просящее выражение лица. Тетка обмякла, сжатые в примерный уголок ноги расслабились.
- Егор Алексеевич, все уже решено, так что мне бы только документацию получить. – самоуверенно и с чувством одержанной победы она стала монотонно рассказывать, кто она, сколько за ее плечами заслуг, и что мы, чиновники, не ценим ее вклада в дело Родины и она через стола придвинула к Егору листок бумаги, где он должен был поставить закорючку, и добавила одно слово:- Подпиши.
Вот так, на – подпиши. Без приказа, без восклицания, без соплей. Просто и ясно. Согласен ты или нет, не важно. Сядь и подпиши.
Егору стало понятно, что сейчас он затолкает эту бумажку прямо в рот барыни. Надо как-то сдержаться.
Он понятия не имел, как заигрывать и настраиваться на деловой флирт с такими вот персонажами. Сколько его жизнь лупила, несмотря на младые годы, вот таких вот баб или аналогичных ей мужиков он размазывал мордой об стол на объектных планерках. Он досконально знал все правила игры, принятые в суровых условиях, как это – бить словом, но не в личность, а в поступок человека, получать в ответ. Протиснуться в дверях бытовки на грани мордобоя, а вечером сесть за один стол и выпить. Знал, что самые хорошие отношения зарождаются только после ссор – правильных ссор и по делу.
А тут: «Подпиши».
- Ты чо меня прессуешь? – сказал Егор и тут же осознал, что все тренинги шефа оказались напрасны.
- Техника на объекте стоит, говоришь? Да вы здесь толпами ошиваетесь, что же я не знаю? Знаешь, почему ты здесь, а не там – Егор ткнул пальцем вверх, в сторону больших кабинетов, - потому что вас придурков послали отовсюду. И ты пытаешься пресануть и развести меня, чтоб потом ткнуть вот этой бумажкой в нос местному боссу, сославшись на меня. А что потом? А потом ты отдашь работу субподрядчику, кинешь его на деньги, а сама свалишь на Кипр и будешь текилу жрать вместе с молодым помощником. И никакой техники на объекте у тебя нет. Кроме старого мерина и принтера. Свободна!
Егор взял теткину бумажку и резким движением бросил ее вверх. Бумажка подлетела в воздух и, раскачиваясь, осела под стол недалеко от гостьи.
Мадам побледнела и…
…грохнулась на пол. Егор краем глаза увидел, как она толкнулась, слегка более сильно, чем требовалось от пола ногой, чтобы массивное кресло, до краев наполненное ее тушей перевернулось наверняка.
- Плохо, плохо мне! -  запричитала баба. Юноша, до этого не сделавший не одного движения, вскочил и стал искать что-то в ее сумке.
- Миша, там, в синей косметичке посмотри, да, давай быстрей, родной.
Егор стоял, и думал, будет ли она трясти ногами для пущего эффекта? Баба пыталась, но массивное тело было плотно обтянуто костюмом с юбкой и дрыганья происходили без нужной амплитуды.
И тут дверь отворилась, и на порог ступил Василий Петрович. Время было послеобеденное, шеф в традиционной манере был уже бодр духом и космополитичен масштабом.
В кабинете Егора разыгралась жуткая драма: на полу в перевернутом кресле лежит причитающая баба, просит лекарство, ноги ее забавно дергаются, и никто не собирается помочь ей встать. Да она и сама не особенно хотела, судя по всему. Егор задумчиво стоял и смотрел на бабу, молодой помощник вытряхивал из сумки на стол содержимое сумки. Шеф переводил взгляд с Егора на тетку, и бровь его от удивления задралась на немыслимую высоту.
В конце концов, шеф все понял. Он прекрасно понимал, кто эта баба, кем был Егор, и что за разговор предшествовал этой сюрреалистической картине. Егор тоже все понял. Он смотрел на шефа и наблюдал, как из его слегка мутного взгляда улетучивается надежда на обучение своего подопечного. Что подопечный оказался не силен в тонком дипломатическом искусстве решения государственных вопросов. Что из всех возможных ошибок, которые можно сделать, Егор сделал главную. Он не смог прижать к ногтю характер. Вместе с надеждой на ученика в форточку улетучивался воображаемый Хаммер, шурша черными колесами.
Тетку удалось покормить нужной таблеткой, после чего она поднялась и в крайне эмоциональной форме, тыкая в Егора пальцем, рассказала шефу, как тот чуть не лишил ее нравственности, вымогая деньги, как Егор кричал и кидался в нее дыроколом. Она знать не могла, что Егор с шефом давние приятели.
Шеф пообещал разобраться, закрыл за бабой  дверь и посмотрел на Егора:
- Зря ты так с людьми… Зря.
Последнее «Зря» звучало как «Бестолочь, проебал ты свою удачу». Вероятно, так же звучит голос тренера, когда его ученик приходит последним к финишу.
Егору молчал, и какое-то немое равнодушие просачивалось через ставший неудобным серый костюм.
Бабу потом видели ужинающей в ресторане, она запивала водку борщом и грузно хохотала. Как выяснилось позднее, продемонстрированный Егору трюк с остановкой сердца она исполняла регулярно. Но так, чтобы кувырнуться с креслом – это, отмечали бывалые, было впервые. И это понятно – человек должен прогрессировать в своих навыках.
Егор еще какое-то время работал в сером доме, и в его коллекцию воспоминаний попало немало удивительных историй. Но эта встреча, обернувшаяся для Егора разочарованием шефа, занимала первую страницу в альбоме. «Каждому свое – думал Егор – каждый коллекционирует то, что ему интересно. А какой может быть интерес в одинаковых кусках бумаги обтянутых резинками? Ни тебе живописи, ни тебе искусства».
Конечно, Егор лукавил. Неприятно выявить в себе отсутствие способностей. Даже вот таких. Да и шефа подвел...

©Scotobazman