Зашел давеча в лавку нашу барин один. Кафтан растрепан, борода всклокочена, глаза навыкате, голос дрожит, руки трясутся. Не барин, в общем, а потеха одна.  Кидает шапку оземь, да на колени падает " Братушки! Спасите-помогите! Христом-Богом! Не уберег я машину  эту диавольскую, сама из рук выскользнула, окаянная… Имена, фамилии, явки.. восемь тысяч пятьсотшэйсят пять фотографий… эсэмэсы-кендикраши, мэмориз-хуемориз… Не поскуплюсь!"  Ну я, ясно дело, бровушки насупил, да цену набиваю. Дело, мол, сложное, барин, но кудесник я  тертый, сословия мастерового, четвертый айфон мизинцем левой руки разбираю вслепую, а андройды эти ваши богомерзкие так и подавно хуем раскалываю.  Оставляй свою шкатулку адскую, да ступай с Богом в трактир, опрокинь чарку.
Два часа  сиднем  сидел, потом потел, богохульствовал, да камениями срал.  Собрал! Перекрестился на икону Джимми Хендрикса-чудотворца, указательным перстом ткнул "ВКЛ" и молился неистово, пока шайтан-яблоко  решало, уйти ли ему в рекавери нечестивый, али в бэкап богоугодный.
Спас я, в общем, машинку. Вернулся барин, хмельной да веселый. Принимай, говорю, работу, барин, да оберег пластиковый прикупи, для шкатулки-то своей басурманской. А тот не слушает, на радостях все облобызать меня норовит да червонцы мне сует без счета. Пир закатить решил,  музыкантов велел созвать, да к цыганам все рвался. Да токмо где ж их, нехристей этих, раздобудешь-то в Тель-Авиве-то?
.