Часть1 - http://udaff.com/read/creo/124881/

Сахарная-Чернолесская


Водка с тошнотным привкусом. Дешевая и теплая. Переходное знамя всех аффективных преступлений. Я делал большие глотки и пережидал, прислушиваясь к организму. Рвота уперлась в горло, рвалась наружу.
Откуда взялась водка?! Я сорвался. Напротив сидел мертвый куцый бригадир. Он смотрел на меня бессмысленными глазами. Его кадык излучал боль.


- Держись отметки «Белый Аист». Слава Украине!


- Что?!


Господи, он действительно это сказал или мне померещилось? Я оглянулся. Никто не обращал на нас внимания. Мимо протиснулся абориген седьмой койки. Равнодушно рыгнув, он упал в тряпки.
Зачем эти бессмысленные трупы? Эти люди не существенны. Их заменят подобными.
Зазвонил телефон. Я напрягся и нажал зеленую кнопку.


- Все в порядке? – спросила трубка.


- Да, а как же!


- Ты контролируешь ситуацию?


- Черт, вы за кого меня держите? Я ответственный человек.


- Хорошо. На Тараса Шевченко тебя встретит человек. Он передаст посылку для Клюшко.


- Понял.


Клюшко? Кто такой Клюшко? Что-то знакомое было в этой фамилии, педерастическое, но сосредоточиться я не мог.
Необходимо действие. Тяжелый взгляд убитого давил на мою психику. Где Марина?
После нашей беседы козачка нырнула в осаду к старцам. Ее встретили теплым стаканчиком и огурцами. Она ничего не успела заметить. Зачем ей это? Еще два стаканчика и она будет готова к серьезной беседе.
Старые импотенты продолжали делить страну. Писатель заснул и обездвижился. Лишь рука выполняла необходимые функции: подавала на разлив и ополаскивала горло. Это свойство приходит с долгим опытом.
Бригадир исчез. Я решительно встал, взял чемоданчик, достал сигарету. Это подействовало. Марина опустошила стакан и переступила через писателя. Теперь нас ждала тесная беседа.



Чернолесская – Фундуклеевка



Растянутый свитер скрывал бледную грудь. Скользну по ее плоскости, я наткнулся на шероховатость сосков. Марина тяжело дышала, хваталась за мои руки, играла в женское достоинство:


- Как так? Как так?


- Вот так.


- Мы же не знакомы.


- Это плюс.


- Так нельзя.


- А по-другому никак.


Ее ноги прятались в узких джинсах. В них не было места для посторонних рук. Я дернул ремень. Оголились серые стринги. Под ними оказался трудовой лобок, бритый на скорую руку.


- Я…


За спиной возник шум. Снаружи настойчиво дергали ручку сортира.


- Занято. – крикнул я. – Иди на хер.


- Поняв.


Хлопнула дверь вагона. Стало тихо. Лишь стук колес да стон девицы. Внезапно поезд дернуло и мне стало дурно. Сказалось несовершенство водочной продукции. Я мог согнать Марину с унитаза. Но я был джентльмен. Блевать при даме некультурно.
Выскочив в тамбур, я дернул дверь и проблевался наружу. Стало легче. На промелькнувшем столбе я неожиданно увидел белого аиста. Или мне почудилось?
Когда я вернулся в сортир, Марина успела натянуть трусы. Она склонилась над моим чемоданчиком и молча смотрела на содержимое. Черт, я снова допустил ошибку.


- Мне кажется, нам стоит объясниться. – сказал я. - Идем курить.


Я пропустил ее вперед и достал шило. Прислонился к ней. Марина тихо вскрикнула. Я потянул ее к двери.


- Что это? – спросила она.


- Это почечная недостаточность. – сказал я. – Тебе необходим свежий воздух.


Она безвольно таяла в моих руках. Я открыл дверь и мягко толкнул ее на рельсы. Довольно долго я смотрел, как ее тело исчезает вдали.
Я почувствовал на себе тяжелый взгляд и резко обернулся. За моей спиной стоял убитый бригадир. Его кадык значительно разошелся, обнажая взгляду плоть.


- Хули ты меня пасешь, рагуль? – закричал я.


В тамбуре никого не было.



Фундуклеевка-Каменка



В вагоне стоял храп, мрак и перегар. Все спали. Лишь усач по-отечески обнимал студента. Тот демонстрировал видео на экране телефона:


- А це мы беремо КМДА.


- Ты ба!


Я сел. Передо мной на столе снова стояла водка. Что происходит? Похоже, здесь плетется заговор. Они хотят обездвижить и ликвидировать меня. Но кто? Ебанные старцы и киллер, выдающий себя за студента. Это же очевидно.


- Эй, вы, - крикнул я. – Это вы меня спаиваете?


Они притихли. Я отчетливо чувствовал исходящий от них адреналин. Запах страха. Он разбудил агрессию.


- Вы думаете, что сможете взять меня этим?


Схватив бутылку, я стал глотать содержимое. Достиг дна и грохнул пустой тарой о стол.


- Даже не думайте. Я очень крепкий и грубый человек.


- Та шо вы…


- Заткнись, титушка - анальная заглушка. Дерьмо.



Предсказуемо накатила тошнота. Я бросился к туалету. Он оказался заперт. Было слышно, как журчит вода. Я стал ломиться внутрь.


- Сколько можно ссать?


Дверь открылась и вышла проводница.


- Хамло!


- Потом поговорим.


Натужно извергнув нутро, я умылся. Состояние критическое, стоит прийти в себя. Я достал нюхательный порошок. На секунду мне показалось, что рядом стоит Марина. Но это были всего лишь ее духи. На глаза опустилась пелена.
В кабинке проводницы было темно. Ее напарник дремал на верхней полке. Проводница перебирала бумаги под светом мобильного.


- Меня хотят убить. - сказал я и сел рядом.


- Что?


- Меня хотят убить. – повторил я. – А я хочу, чтобы ты сделала мне маникюр.


- Какой еще маникюр?


- Сосать будешь?


Я достал пачку двухсоток и швырнул ей на колени. Достал еще и посеял на столе. Проводница глотала воздух ртом и бегала взглядом между мной и деньгами. Ей было трудно сосредоточиться на возмущении. Бедная женщина растерялась.


- Что происходит? – раздалось сверху.


- Заткнись, - сказал я и сунул деньги в темноту полки.


- Йоперный театр!.. – и он смолк. Зашуршали фантики.


Еще секунда и проводница сдалась.


- Кто же так пристает к девушке? А цветы-конфеты-шампанское! – сказала она.


- Согласен. Упустил из виду.


Я вернулся к моим соседям, схватил полупустую бутылку.


- Надеюсь, - сказал, – вас не затруднит расстаться с ней. Спасибо.


Они молчали. Видимо думали новую подлость. Я вернулся к проводнице.


- Что это? Это не шампанское! – сказала она.


- Это капли от стресса. – я накапал в стакан. – Простите за постыдный инцидент. Иногда лишь шок способен обратить взор такой восхитительной женщины, как вы, на такого негодяя, как я.


- Вот можете же!


Она спрятала деньги в карман и резко выпила.



Каменка



- Каменка! – воскликнула она, вскочила с колен и защемилась к выходу.

Я стал разочарованно застегивать ширинку, но проводница тотчас вернулась.



Каменка - Им. Тараса Шевченко



Проводница нелепо дергала головой. Выходило не очень. Очевидно, эта женщина трудилась по профессии без подработок. Спасибо, за службу.
Я отстранил ее и опрокинул на кровать. Снял верхнюю форму. Ее парная грудь растеклась в моих ладонях. Темнота сглаживала сальные складки. Казалось, что ей слегка за тридцать.
Я шарил по мягкому телу в поисках ягодиц. Проводница стонала странными похрюкиваниями. Возможно, удовлетворять она не умела, но отдавалась с душой. Это заводило.
Она попыталась забросить ноги мне на плечи. Мимо лица мелькнули натруженные пятки. Так не пойдет. Я перевернул ее на живот и поставил раком.


- Какой ты властный!


Зазвонил телефон:


- Какого хера в час ночи отвлекать меня от глобального?! – закричал я в трубку.


- Скоро Шевченка. Ты помнишь?


- Простите, сорвался. Нервничаю.


- Все в порядке?


- Да-да, - я покрылся потом. – Все под контролем.


- Всего хорошего.


Я отпустил проводницу и сел. Что я делаю? Три трупа, неадекватное восприятие реальности, операция на грани провала, а я решил отодрать пухлую сотрудницу железной дороги.


- Что случилось? – спросила она.


- Все хорошо. Жена рожает.


- Что?!


- Одевайся и сделай мне кофе.

- А любовь?


- Я передумал.

Она схватила лифчик и заломила руки за спину.


- Ты даже не спросил, как меня зовут! – в ее голосе сквозила обида.


- К черту, никаких имен.


- Слава Украине! - из окна нам ухмылялся профиль мертвого бригадира.


- Ах, ты сука!


Я швырнул ботинком и влип в окно. Профиль исчез, но мне почудился взмах белых крыльев.


- Что ты делаешь?! – испугалась проводница.


- Аист, - сказал я, - белый аист. Ты видела его?


- Сумасшедший!!


Проводница поспешила к дорожному сервизу, на ходу натягивая форму. Я достал пистолет и снял с предохранителя. Поезд терял скорость и скрипел тормозами.



Им. Тараса Шевченко



Солнце слепило сквозь белый цвет яблони. Я щурился и слушал аиста. Он танцевал:
Добрая матушка твоя наварила борща и напекла пузатых чебуреков. Ксюша ждет за бурьяном. Спрячьтесь, чтобы не видели соседние пацаны.


- Когда я умру, аист?


- Сидишь на смерти, сеешь смерть,
Но так отчаянно боишься
Крылом взмахнув, утратить твердь…


- Стой, не нужно стихов. Скажи правду.


- Не бойся. Это не больно.


Совершив книксен, он явил мне мою первую удочку с перьевым поплавком. Господи, сейчас же бычок мечет икру!


- А вот ты где… Какого хера ты сюда забрался?


Аист в испуге ударил крыльями и улетел. Ксюша мертва, мать похоронили, когда мне было девять. Вокруг тьма и белесая голь деревьев. Где я?
Возле меня стоял человек в каракулевой шубе. Это он спугнул аиста. Я встал с чемоданчика, сунул руку в карман:


- Что у тебя?


- Xуй.


- Что?


- Xуй, - сказал он. - который сосал педераст Клюшко. Пацан в дамки шел, ха-ха.


- Избавь меня от нюансов вашей политики.


- Эта гнида перековалась в грантоеды. Намек…


- Ты плохо понял? – я поднял пистолет.


- Эй, братан, ты че?! – кривая улыбка оплавилась страхом в букву О.


Я прицелился в эту удивленную букву и выстрелил. Человек упал. Под простреленной головой растекалось бурое пятно. Я обыскал его. Банковские карты, деньги, пистолет. Стандартный набор джентльмена удачи. Где же… Вот оно.
Коробочка было добротно собрана и обшита изнутри бархатом. В центре покоилась мумия мужского детородного органа с табличкой:


«Соси отечественное. Мы»


Я случайно приобщился к таинству политики, и меня мерзко вырвало на остывающий труп. Политика не грязь, это гораздо хуже. Я достал нюхательный порошок.
Успокоился несколько, бросил коробочку с членом на труп и закурил.
Как долго меня не было на могиле матери? Зачем все это? Решено – бросаю алкоголь и сигареты.
Терновник не хотел меня пускать к дернувшемуся поезду. Я запрыгивал на ходу.



Им. Тараса Шеченка – Корсунь.



Затяжка, еще затяжка. Нет, бросать курить еще рано. Мерный стук колес, мирный храп людей, мертвый бригадир в окне. Я курю и жду, когда вновь появится белый аист.


- Как ты? – спросила проводница.


Я совершенно забыл о том, что она курит рядом. Нас двое в тамбуре, если не считать бригадира в окне и духов Марины в воздухе. Казалось, весь вагон пропитался Булгари.


- Может, выпьем?


- Я больше не пью. – сказал я. – Сколько осталось?


- Немного, по сто пятьдесят.


- Добьем, пожалуй.


Чертовы женщины – сосуд искушений. Наполни женщину вином, получишь идеальную чашу соблазна. Сможешь устоять, хренов моралист?
Мы тихо шли вдоль спящих, задевая лишние пятки. Проводница импульсивно качала бедрами. Вошла во вкус.
Проводник не спал – пересчитывал купюры. Его глаза горели счастьем. Как мало нужно работнику железной дороги.


- Пойди, пройдись, - сказал я. Сунул, не глядя бумажек.


Мы сели и выпили. Ее юбка лезла вверх, обнажая добрые половые губы. Я нагло сунул руку. Тепло и уют домашнего очага. Мне стало жаль эту женщину. Ее скромное влагалище могло дарить добро семьи, детей и верность.
Пожалуй, до Киева я успею нырнуть в ее пролетарскую промежность.



Киев



Мы сидели в теплом автомобиле белого цвета заграничной сборки. Синие номера – знак качества владельцев. Их резкие лица склонились над чемоданчиком.


- Хватит тем, кто стоит на Майдане? – равнодушно спросил я.


- Быдлу-то? – толстый рассмеялся.


Его лицо теснила печать паталогической ментальной жестокости.


– Быдлу – водка, номер, ходка. Пастырям – кокаиновые пластыри.


Они стали перебирать кульки. Помолчали.


- Как там в Медельине? – спросил толстый.


- Пошел ты.


- Ну, да. Санек посади его в такси. – сказал он водителю. – Вот твой билет на самолет. Тайки, море, лапти. Отдохнешь. Счастливо.


Мы вышли. У бордюра стояло бордовое Рено.


- Держим связь. – сказал Санек и обнял меня.


Я почувствовал, как болезненно отозвалась почка. Сел в машину. Страшная усталость опустилась на плечи. Кое-как хлопнув дверью, я расстегнул куртку.
Таксист обернулся ко мне и поправил съезжающий кадык:


- Ну, шо пойихали?


- Слава Украине, ублюдок. – сказал я.


- Героям Слава. – он рассмеялся.


На переднем сиденье возникла Марина. Она смотрела вдаль, где горизонт занимался заревом.


- Аист… - сказал я.


Связки плохо слушались. Я слабел слишком быстро. Из почки теплой влагой уходила жизнь.


- Что? – спросила Марина.


- Есть ли там Белый Аист?..


В багровом облаке рассвета мне мерещился танцующий силуэт птицы.