Понедельник случился так себе - тяжёлый, со скрежетом в районе самой что ни на есть главной ступицы и рывками в кардане. Лещевскому с раннего утра кинули на стол проект на доработку.
- А что не так? – поинтересовался Лещевский у руководства.
Руководство пожало плечами, оторвалось от Dead Space намбер три и предложило слетать на объект.
- Сам посмотри. Там народ бузит спозаранку. Соседи с верхнего этажа мусоров подключили или ещё кого… не знаю, короче. Я к выставке готовлюсь. Мне в Милан лететь через три дня, а у меня конь не валялся.
У Лещевского конь валялся, поэтому он притушил свой модный макбук и «полетел» на производство.
На объекте стук в кардане стал зловещим. Улики были вскрыты и представлены наглядно. Активисты забивались в волнении, прораб в панике, строители в курилке, а зрители в ожидании. А над театром военных действий витал хмурый мусорок рука об руку с ответственным лицом из областной архитектуры.
- Что же это вы, уважаемый? – спросило лицо.
- А что? – ответил Лещевский вопросом на вопрос. И добавил ещё парочку для убедительности. - Что не так? Милиция зачем?
Нашкодившего Лещевского повели показывать улики в сопровождении зрителей, зевающего мусорка и активистов.
- Что же вы несущие стены демонтируете? Над вами двенадцать этажей, в которых люди живут! Думать же надо!
Лицо укоризненно мотнуло головой в сторону вырубленного проёма и возмущенно затрясло руками. Нанизанная на палец золотая печатка с ониксом воронова крыла чиркнула в луче света. Руки, поплясав в воздухе, виновато нырнули в карманы. Как будто не они в прошлый вторник листали хрусткие купюры в обмен на подпись под приговором несущей конструкции.
- Ну? Что же вы молчите?
Сказать ему что ли? – подумал Лещевский, - а что? Устроить тут революцию на самом деле! Вывести эту блядь на чистую воду, а? Нет, нельзя. Ведь не поверит никто. Да и зачем? Лучше постоять с виноватым видом и сегодня же снова занести в архитектуру конверт, дабы уладить конфликт. А прорабу по мозгам проехать, чтоб в другой раз не рубил с утра, а дожидался, пока активная группа на работу свалит. Но проблема в том, что группа эта, как впрочем, и любая другая общественная группа, фатально не работала. Активисты вообще не любят трудиться. Принципиально. У них лайф-стайл такой. Им нельзя на производстве корячиться. Они от этого боевой дух теряют.

Стройку опоясали вызывающе оранжевой ленточкой и оставили на страже боевую единицу в лице сержанта в берцах, а Лещевский вернулся в контору. Униженный и оскорбленный.
- Ну, что там? – поинтересовалось руководство, - уладил?
- Не совсем.
Ну, повздыхали. Обозвали ответственного из обладминистрации козлом. Пошли курить. Обозвали ещё раз, но уже в курилке и не козлом, а пидарасом. Стало намного легче.
- Лещевский, позвони заказчику.
- А почему я?
- Лещевский, у меня Милан на носу. Не хватало ещё нам на выставке обосраться.
Лещевский знал, что фирма на миланской выставке обосраться не может. В принципе. Потому как нечем. Да и делать нам в Италии особо нечего. Своего добра нет, а чужое можем и так из интернета наворовать. Чем итальяшек удивишь? Что такого умеем мы, чего они не могут? Ну, разве что несущие конструкции валять в заселенном доме. На лапу давать можем. Можем стильно выглядеть и красиво вешать лапшу. Заказчики это нынче полюбляют. Но уж где-где, а в Милане и без нас все об этом давно знают.
Так что в заграничном вояже Лещевский смысла не видел. Впрочем, это только с позиции Лещевского. На самом деле, во время деловой поездки руководство собиралось только чпокать и шопить Оксану из планового. Чпокать и шопить, шопить и чпокать. Ну, конечно, заглянет и на выставку, не без этого… банкет там, фуршет… туда-сюда. Халяву мы любим на уровне инстинктов.
Естественно, руководство набирается по заграницам разной полезной херни. Последний раз заставило всех носить стильные галстуки и туфли с длинными узкими носами. Мы же Европа. А не жопа. И как ни странно, после смены дресс-кода дела пошли веселей. Клиента нужно сначала поразить замысловатой оргтехникой, запонками и киношной жестикуляцией. Опосля можно валять в его доме несущие конструкции, толкать в интерьер эклектику и продавать услуги местных штукатуров по расценкам бурильщиков с Аляски. Заказчику спокойней, если проектировщик в красивых ботинках. Ну, допустим, это мы давно усвоили.
- Лещевский, короче… звони заказчику и решай вопрос. У нас сроки. И обязательства. А из своих средств я такие вопросы закрывать не буду, это ваш проёб! Мы и так еле-еле концы с концами сводим, сам знаешь. Налоговая душит, работы нет, в стране революция… не мне тебе рассказывать.

После обеда Лещевский позвонил клиенту. Тот возмутился.
- Я не буду ничего доплачивать. Вы же сказали, что вопрос решен!
Лещевский рассказал про уровень грунтовых вод и внезапно обнаружившиеся пустоты.
- И откуда они взялись вдруг?
- Гидрологические исследования провели…
- А какого хера вы их не провели месяц назад!
- У нас данные были. Мы руководствовались… - Лещевский красиво поводил в воздухе рукой и пожалел, что клиент его сейчас не видит, - руководствовались последними данными компании Гидробытсервис от… - Лещевский пошуршал на столе бумажками, - от девятнадцатого мая две тысячи восьмого года. Там совсем другие цифры. И модуль деформации, и начальное посадочное давление завышено…
- Мне это ни о чём не говорит. Я не знаю и знать не хочу ни про какие модули.
- Ну, мы и так провели разведку за свой счёт. Этого в смете не было. Мы ответственно к любой задаче подходим…
Лещевский ввернул и про репутацию фирмы, и про десять лет на рынке и про век воли не видать. 
- Я сейчас в столице, - смягчился заказчик, - и у вас буду только в конце месяца.
- Времени нет, но я могу сам приехать. Заодно, ознакомитесь с данными гидрологической разведки. Я вам покажу таблицу, вы всё сами увидите.
- Не надо!
- Хорошо, без таблиц приеду.
- Сколько?
Лещевский быстро посчитал в уме.
- Четыре двести.
- Да вы охренели!
- Тут всё… и работа, и простои и штраф.
- Ещё и штраф?
- А как же. Сама-то работа недорого…

***
А ведь, правда - думал Лещевский, покачиваясь на верхней полке купе - работа, это наименьшая затратная часть. Клиенту легче отвалить полторы штуки евро за унитаз, но двадцать баксов за его установку – это слишком! Он говном изойдёт, но будет отжимать каждую копейку. А вот со взятками сложней. Парадокс какой-то: платить не хотят, но с деньгами расстаются не торгуясь. Да ещё и улыбаются при этом. Мол, заходите ещё.
Попутчики уминали яйца с картошкой и трещали про Майдан. Снизу доносились обрывки фраз.
- Разогнать…
- Да как же… они ж за нас.
- Да, какое! Заокеанские твари руку приложили… не, не они. Это имперские амбиции, во!
- Все виноваты, короче.
На том и порешили.

На выходе из метро Лещевского подхватила толпа и понесла в сторону, совершенно противоположную той, куда он намылился.
- Уважаемые! – орал Лещевский, - мне по делу! Меня ждут!
- Мы все тут по делу, - ответил мрачный тип, наряженный боевым командиром.
Справа и слева взметнулось пламя, повалил густой черный дым, за спиной истошно орали и у Лещевского поджались яички. Он понял, что попал в нехорошее. Внезапно скорость движения колонны снизилась, при этом сзади продолжали напирать. Началась давка.
Ряженый в полевого командира оставался спокоен, и Лещевский приободрился. Он непроизвольно закричал «Ура!» и в знак признательности получил в руку булыжник, вырванный из брусчатки. Первые ряды шествия расступились и Лещевского вытолкнули на свободное пространство, как пробку из бутылки. Прямо перед собой он увидел мрачную живую стену бойцов ПМБР. Блестящие на солнце шлемы, морозный пар, поднимающийся над ними, десятки колючих взглядов.
Из толпы полетел град камней. Лещевский тоже бросил свой камень, после чего получил по голове дубинкой и вырубился.

Вечером Лещевский сидел на груде покрышек и грел стылые ноги у костра. Туфли, которые так помогали в офисной работе, на баррикадах были бессмысленны и беспощадны.
- Что же ты брат, в таком прикиде на майдан пришёл? – посочувствовал сидевший побоку революционер. У него было давно небритое и доброе лицо.
- Я, собственно… - начал Лещевский, рассматривая пламя.
- Не важно, как он одет. Это наш человек! – услышал Лещевский, оторвал взгляд от огня и увидел недавнего полевого командира. Языки пламени зловеще плясали на широких скулах и в глазах командира.
- Меня зовут Кракатук. Это мой революционный псевдоним, - командир протянул широченную ладонь. Вы к нам откуда?
- С юга, – соврал Лещевский.
- Отлично. Как там на юге?
- На юге одобряют, - снова соврал Лещевский. На самом деле всё было не так. Там, откуда был родом Лещевский, не одобряли. Им было просто некогда, они пытались работать. Получалось плохо, так как работать в принципе не умели, поэтому много косячили. Да ещё приходилось отвлекаться на разную херню и раздавать захребетные. Конечно, они были недовольны, что им ставят палки в колёса, но они хотя бы пытались.
Во время общения с боевыми товарищами, Лещевский ощупал карманы. Деньги и мобильник исчезли. Хорошо ещё, что документы остались дома – подумал Лещевский.
- Хватит уже кормить нас говном! Мы не стадо! – донеслось из громкоговорителей, и революционеры потянулись к источникам, дабы послушать лидеров и поднять боевой дух. 
В глубине души Лещевский приветствовал весь этот бардак. Он тоже чувствовал себя отчасти пострадавшим. Было это давно, ещё до Сиреневых волнений. У Лещевского тогда наметился свой маленький бизнес, который вдруг стал приносить стабильный доход. Тогда и появились родственники заинтересованных лиц, которые этот бизнес благополучно отжали. Ясное дело – на вполне законных основаниях. После этого много воды утекло, поменялась в корне жизнь Лещевского, поменялось и то, чем он на жизнь эту зарабатывал. Но обида засела тогда крепко в его душе. Так крепко, что он чуть было не рванул на такой же вот Майдан, но только Сиреневый. Он тогда следил за новостями, переживал и вместе со всеми радовался, когда прежней власти оглоблю в жопу затолкали. Радовался, правда, недолго, потому как бизнес ему никто не вернул. Мало того, пришедшая на смену власть обложила поборами его дочку с зятем, да так что им тоже пришлось закрыть дело.
Потом были Зелёные, но на тот момент Лещевский стал умней и навсегда забыл про частный бизнес. Он теперь только равнодушно заносил чужие деньги вечно недовольным представителям Зелёных, если этого требовало дело. И при этом воровал, что выглядело вполне естественно и гармонично.
- Эй, ты - с юга! А ну айда ко мне! – позвал Кракатук и Лещевский вздрогнул от неожиданности
- Я Юрий…
– Никаких имён! Ты будешь у нас Южанин, во!
Лещевский подошёл.
- Ты камнями хорошо кидаешься, - похвалил Кракатук. – Будешь в отряде поджигателей.
Кракатук схватил Лещевского за рукав и потащил на баррикаду. Сверху открывался довольно неприглядный вид на театр военных действий. Некогда красивейшая городская площадь теперь напоминала настоящую помойку. Эта помойка разделяла два враждующих лагеря. С востока зажравшиеся Зеленые, с запада – свободолюбивые Голубые.
- Видишь вон тот БТР?
Лещевский прищурился и заметил грозную машину на стороне противника.
- Так вот, Южанин, твоя задача – сжечь его нахуй!
- Там же люди…
- Да какие люди! Бесчеловечные твари! Они могли тебе череп проломить в одну секунду. Если бы не мы!
- Ну да… - согласился Лещевский.
- Тогда, вперёд!
Нужно было что-то предпринимать. Либо идти и поджигать БТР, либо отказываться. Лещевский задумался. Денег у него нет, знакомых в столице тоже. Если удастся поджечь БТР, то братья революционеры, хотя бы накормят и устроят на ночлег. Если он попадётся, то его скорей всего побьют. И посадят в кутузку. Но перед этим всё-таки накормят. Таким образом, он в любом случае получит еду и кров. А завтра будет видно. В конце концов, он имеет право на звонок. Или это в Америке?
- Давайте вашу смесь.
Лещевский взвесил на ладони стеклянную бутыль с вонючим запалом.
- Ого.
Кракатук подтолкнул его в спину.
- Давай, брат. Покажи им.
Лещевскому было не впервой ходить до властей, вот только с зажигалкой он этого ещё не делал. Приходилось в основном с баблом. И он пошёл. Сначала медленно и нерешительно, затем всё уверенней.
На крайняк – подумал Лещевский - если вдруг кто выскочит и метнётся наперерез, можно будет и сдаться. Как будет, так и будет.
С каждым шагом ненависть внутри закипала всё жарче. И Лещевский понял, что ненависть эта имела свою природу, её можно было назвать даже классовой. Он теперь ненавидел власть в любом её проявлении. Ненавидел Зеленых и Синих, Красных и Фиолетовых. Ненавидел руководство, районную архитектуру и полевого командира, который пинком под зад отправил его под пули. В эту минуту Лещевский готов был сжечь кого угодно, хоть мать родную.
До БТРа оставалось не больше двадцати шагов. Силовики не бежали навстречу, не целились в него, и вообще – вели себя совершенно отстраненно, как будто не замечали.
Лещевский поджег фитиль, примерился и привольно размахнувшись, выпустил горящий снаряд по высокой траектории. Огонёк описал дугу в вечернем небе, юркнул вниз и расплескался весёлыми брызгами по хищной железной морде.