С Викой у меня были очень странные отношения.
Мы работали в одной конторе, я был её начальником, а она – моей лучшей сотрудницей. Девочка сообразительная и ответственная, иногда даже чересчур. Вика была замужем, причём, по моему мнению, очень удачно: её муженёк финансово-директорил в довольно крупной конторе «купи-продай», ростом и телосложением удался явно лучше меня и к тому же не был такой циничной сволочью, как я. Как всякий любящий муж, этот дурачок заваливал Вику подарками и прочей ванильной гадостью: то «Пыжика» подгонит на Новый год, то в Прагу свозит, то подорвётся по звонку и в три ночи заберёт пьяную жёнушку с «тимдебилдинга». В общем, идеальная пара.
Но по какой-то мне не понятной причине Вика постоянно искала близости со мной, причём близости физической. Может быть, это была ответная реакция на то, что я зверски дрючил свой коллектив в дни под кодовым названием «опять проебали все сроки», – я не знаю. Сказать по правде, мой хрен не такой здоровый, чтобы бабы прыгали от счастья при одном только взгляде на ширинку джинсов, а в любовь с первого взгляда я не верю уже с детского сада.
Стоило нам чуть-чуть выпить, как она тут же пыталась уединиться со мной под любым предлогом, а добившись этого, слюняво лезла целоваться. Сосала она неумело, смешно посапывая и держа свои волосы в одной руке – чтобы не лезли в рот, – а потом обязательно бежала к раковине и полоскала рот холодной водой. Мне было в принципе всё равно. Это всё же лучше, чем снимать напряжение искусственной резиновой пиздой.
Полные Содом и Гоморра наступали, когда мы вместе уезжали в командировку, а это случалось пару раз в год. Без мужнина контроля Вика распускалась окончательно и откровенно домогалась уже и в трезвом виде, а подшофе начинала плести какую-то ересь про любовь, важных людей и судьбу. Меня это немного напрягало: девочка была не в моём вкусе, слишком худая и почти совсем без груди. По поводу мужа я, конечно же, в силу своего цинизма не заморачивался вообще, но на постоянной основе хотелось всё же трахать более фигуристую самочку.
В одной из таких командировок случилось очень удачное совпадение выходных и праздников, так что в нашем распоряжении были пять дней и шесть ночей, арендованная «Ауди» и горы: Шварцвальд, Альпы и Пиренеи. Капитально забив багажник бухлом и жратвой, мы отправились наслаждаться красотами природы. Программа была стандартная для наших командировочных выходных: вечером несёмся по автобанам в интересные места, останавливаемся в отеле, бухаем, (трахаемся), утром завтрак, потом культурная программа и далее по кругу.
В тот вечер мы очень долго искали забронированный отель, навигатор безбожно врал, а в темноте в предгорьях Альп совсем невозможно ориентироваться. Всё-таки отыскав нужный адрес ближе к полуночи, мы устало завалились в номер, откупорили бутылочку бренди и после довольно вялого сосательно-глотательного действа завалились спать. Но нажраться всё же успели, что и сыграло в дальнейшем свою роль, я думаю.
Позавтракав рано утром, решили ехать в горы. Голова немного гудела из-за вчерашнего, но я старался не обращать внимания. Довольно узкая и извилистая дорога петляла по холмам, то и дело заставляя резко сбрасывать скорость на непросматриваемых серпантинах. Солнце уже с утра жарило по-летнему, и с его помощью растущие по краям дороги высокие деревья создавали неприятное ощущение стробоскопа – в глазах постоянно мельтешило. Я напялил тёмные очки в надежде, что станет лучше. Не стало.
Вика сидела на соседнем сиденье и, поджав ноги и уткнувшись в свою зеркалку, листала вчерашние фотки. Видимо, нашла что-то интересное, судя по её радостному «Смотри-смотри!» Я мельком глянул на Вику и на экранчик с фотографией, а когда снова вернул взгляд на дорогу, увидел выползающий со второстепенной без всяких поворотников старенький «Мерс». Тормозить было уже поздно, или я просто не подумал об этом – сейчас уже сложно сказать. Я просто принял влево, надеясь объехать его по встречке, открыл было уже рот, чтобы сообщить миру свое особое мнение по поводу пидарасов на дороге, но не успел проронить ни звука.
Есть такое клише: «как в замедленной съёмке». Раньше уебал бы с ноги любому, кто так говорит и пишет, но именно тогда я на своей шкуре прочувствовал, что это такое. Всё происходило, как в кино. Пидарас на «Мерсе» просто повернул налево. Я ещё не успел понять, что происходит, но на автомате вдавил тормоз в пол и вывернул руль влево. Чиркнув по бочине «Мерса», мы вылетели с дороги. Следующее, что я помню: каменная стена, взрыв подушек, что-то липкое и тёплое заливает глаза, а затем – тишина.
Я очнулся от мерзкого верещания заклинившей бибикалки, в машине пахло гарью, а на губах чувствовался неприятный солёный привкус железа. Руки тряслись, а в голове происходило что-то совершенно невообразимое: тысячи мыслей как бы дрались друг с другом, кричали. «Глаза целы? Что со страховкой? Руки шевелятся? Не горим? Дышать, дышать! Как же теперь выходные? Почему так холодно? Что делать с машиной?»
Через некоторое время меня занимал только один вопрос: «Почему я не могу пошевелить ногами?» Я бился в панике и пытался дотянуться руками до коленей, но каждое движение вызывало адскую боль, от которой хотелось умереть. Всё что происходило дальше, я помню очень смутно, лишь отрывками. Кажется, приехала скорая, врачи что-то говорили и даже пытались спрашивать. Скорее всего, меня стали доставать из машины, потому что боль в последний раз кольнула в самый центр сознания, и я отключился.
Сейчас, сидя в инвалидном кресле, я вспоминаю, что в тот момент даже не подумал о Вике. Меня занимали совершенно другие вопросы, а в голову и мысли не приходило посмотреть направо или хотя бы просто крикнуть: «Вика, ты в порядке?» Вряд ли я мог хоть чем-нибудь помочь, но я до сих пор пытаюсь это понять. Лишь очнувшись в больнице, я узнал у врачей про свою спутницу, да и то только после подробных расспросах о моей дальнейшей судьбе. Оказалось, Вика получила сильный удар в голову тяжёлым объективом зеркалки, и спасти её врачи не сумели.
Думаю, всё очень просто. Я не буду вспоминать её каждый вечер, я не буду резать себе вены или беззвучно рыдать по ночам. Зачем? Но остался один подарок от неё, который все же придётся помнить – абсолютно тупая фотография быка, ебущего корову на фоне Альп.
И вот это инвалидное кресло.