На свете существует много разных грибов - ядовитых, красивых и съедобных. Про съедобные грибы я писать не буду, ибо судьба их ужасна. Их настойчиво ищут, и если находят, то варят в кипятке и съедают совершенно безжалостно. Впрочем, последнее время из-за глобализации наметился небольшой прогресс: теперь их только ищут уже ради эстетического удовольствия, но грибам от этого не становится легче. И поэтому их всё труднее и труднее найти. Вот почему некоторые граждане переключились от отчаянья на поиски особых галлюциногенных грибов, чтобы, съев их, обрести тайное знание о том, где можно обнаружить настоящие съедобные грибы. Так полагал я, потому что мне всегда не везло с грибами, и это обстоятельство сильно уязвляло моё самолюбие. А то, что пошлые наркоманы после поедания грибов ловили какие-то глупые глюки, лишь укрепляло меня в моём заблуждении.
В ту пору я подружился с Серёгой, молодым человеком, который работал врачом на скорой и тайком покуривал травку. Внешне он был похож на восточного человека, хотя по паспорту являлся немцем, а то, что он еще и прекрасно разбирался в астрологии, придавало ему особый шарм. Когда я поделился с Серегой своей грибной проблемой, он пообещал меня познакомить с грибным человеком и выполнил-таки своё обещание. Хоть я особо и не надеялся, что грибной человек раскроет свою тайну сбора грибов, поскольку знал, что грибники, как и рыбаки, ревниво оберегают свои места силы. Но Серый заверил меня, что грибной чел о съедобных грибах очень невысокого мнения, хоть и собирает их едва ли не ведрами каждый сезон. Я очень надеялся, что этот растаман поможет мне преодолеть моё маленькое невезение, тем более что другие его секреты мне были нафиг не нужны.
Итак, в час икс мы с С. встретились с ГЧ на окраине города, где кончались гаражи, но ещё не начинались дачи. Заканчивался августовский вечер, начиналась ночь, исчезли тени, и звуки приобрели приглушенный, я бы даже сказал таинственный, характер. Предварительно С. предупредил меня, что мне придется съесть порцию грибочков, как впрочем и ему тоже, чтобы общаться с ГЧ на паритетных началах. Меня это сильно напрягало, но слово "паритет" звучало солидно, а доктор был мастер убеждать. К тому же, сказал он в заключение, такова плата за тайну сбора съедобных грибов. То, что С. был ещё и практикующий врач, утешало меня – ведь в случае чего, помощь будет оказана вовремя и профессионально. Грибной человек оказался одного с Серегой возраста, но намного моложе меня, крупный, с располагающим лицом и наголо обритой головой - это было его единственное сходство с грибами. Его звали Игорь.
Мы поздоровались, вернее, С. нас представил друг другу.
- Вы ничего не ели? - спросил нас ГЧ.
- Нет, – заверили мы его. Это тоже было необходимым условием нашей встречи-знакомства.
– Тогда самое время, - ласково и многозначительно сказал Лысый (так его звали в определенных кругах, поделился со мной тайными знаньями Серега перед встречей на высшем уровне).
Тут наш незнакомец достал из широких штанин газетный сверток и развернул его. Мы увидели жалкую кучку каких-то сушеных корешков, напоминающих табак или, скорее, нерубленую махорку, которую курил мой прадедушка, тоже, кстати заядлый грибник. Всё это - сушеные грибки, махорка, прадедушка и грибной человек - разом промелькнуло в моём сознании, замкнув устойчивую связь: я на верном пути. Грибной чел разделил кучку на три приблизительно равные части (что ж, подумал я, выглядит паритетно). И предложил нам съесть каждому свою порцию, что мы и сделали с разной степенью удовольствия... Честно говоря, я чувствовал себя овцой, которая задумчиво жует сено, ей вспоминается лето и прочие тихие радости. Однако ничего с нами не произошло ни сразу, ни десять минут спустя.
К тому времени стемнело уже настолько, что проступили первые звезды на небе, но луны ещё не было. Тут Серый вспомнил, что в это время суток, в этот год, в общем, именно сегодня и именно сейчас можно невооруженным глазом увидеть Марс. Поскольку в данный момент он находится наиболее близко к земле.
– И где же он? - спросили в унисон мы с Лысым, вертя головами. Серега указал пальцем на маленькую звездочку оранжевого цвета, висевшую низко над горизонтом. Если это и был Марс, то выглядел он весьма неубедительно.
– Да ты гонишь! - решил проверить его лысый Игорь.
- Да чтоб я сдох !- поклялся доктор.
Тут я вспомнил некстати, что в указанном направлении, довольно далеко отсюда находились курганы из торфа для местной электростанции, их окружали вышки с прожекторами. Торф для станции отгружали иногда и ночью на вагоны в экстренных случаях. О чём я и поведал двум друганам. Мой довод сильно поколебал Серёжину уверенность, и мы с грибным человеком дружно засмеялись. Серега сник, чтобы как-то утешить его, я сказал, что вообще-то это резервный запас, и хоть вышки остались, прожектора не включают из экономии. Так что маленькая светящаяся точка вполне может быть и Марсом, а может оказаться единственным оставшимся прожектором, видимым на линии горизонта. Кажется, такой расклад удовлетворил всех.
И мы пошли икать грибы. Ночь уже вступила в свои права, но странное дело, от темноты мы не страдали. Пошли мы, правда, дорогой, которая вилась между леском и обширными огородами и заканчивалась в дачном массиве, где, как известно, грибы не растут в принципе. А в прилегающем лесочке их не росло, потому что их там в принципе расти не могло, ибо другой стороной он примыкал к шоссе. И весь мусор, который выкидывали на ходу из машин, оказывался глубоко в лесополосе, словно его затягивало невидимым пылесосом. Естественно, что никакой уважающий себя гриб в таком лесу расти бы не стал, ибо лес здесь утратил своё целомудрие. Как ни странно, но грибник и доктор согласились с моими рассуждениями (так как идти и молчать мне всегда было неловко в любой компании).
Куда мы идём, я уже смутно начинал догадываться. Вскоре догадка моя подтвердилась: из-за поворота показалась «Аскольдова могила». Так про себя прозвал я захоронение неизвестного мне героя, погибшего в последнюю войну и похороненного вдалеке от всякого кладбища и населенного пункта. Могила, однако, имела внушительную ограду романтического вида и надгробный памятник из чугуна, украшал же его букетик из полевых цветов. Видно, сердобольная старушка-дачница нашла уместным возложить его сюда. Пока мои спутники разглядывали могилу, очертания которой хорошо просматривались на фоне чернеющего сплошной полосой леса, мне даже показалось, что контуры могилы слегка светятся в темноте. Тут я решил проверить, а есть ли в мире более надежные константы, чем ночь, лес и могила возле дороги. Я вскинул голову и посмотрел туда, куда советовал обращать свой взор светило мировой философской мысли, а именно на звёздное небо над головой.
Вид его, признаться, меня озадачил еще больше, чем пресловутое свечение вокруг могилы. Нет, звезды светились на небе, но они ползали по нему, как жуки-светлячки. Ползали по чёрному бархату небосвода так, словно разом покинули насиженные места и теперь тщетно пытались обрести новые. (Хорошо хоть они не сталкиваются друг с другом, а то какая бы была катавасия в мироздании за одну ночь!) Я еще разок мельком взглянул на небо. Нет, они не сталкивались. (И то, хоть какой-то порядок, – заключил я.) А может, это действие грибов?
– Кажется, Марс опять появился, – невинно заметил я.
- Где? - спросили оба растамана.
– Посмотрите на небо, он приближается...- загадочно добавил я, надеясь, что как только они взглянут на небосвод и увидят ползающие звезды, они забудут про Марс.
– Его там нет, - уверенно заявил Игорь.
– Да он вообще должен быть в другой стороне, - мельком взглянув вверх, заявил наш астролог.
Их замечания неприятно поразили меня.
- Показалось, - тихо промямлил я.
- А что ещё тебе показалось? – с подковыркой спросил меня грибной человек, а Серый деланно хохотнул.
– Ничего особенного, – предпочёл я не углубляться в детали.
- Ты смотри не молчи, – доверительно сказал грибник.
– А то унесешь свою тайну в могилу! - заржал Серега.
Мне стало неловко, я понял, что они уже догадались о моих открытиях.
– Пошли на карьеры, грибов, как видно, мы здесь не найдём, - решил я напомнить лысому о цели нашего похода.
-Нет, не найдём, - сказали Серега и Игорь и мерзко захихикали. (Значит, они ничего наверху не увидели, зато догадались, что меня накрыло, а их нет, – приревновал я.)
И хоть по-прежнему было темно, мы прекрасно ориентировались. (С другой стороны, чему удивляться, я старожил этих мест, Лысый их тоже знает не хуже меня, а Сереге всё вообще по-фигу, он с нами за компанию.) Но на небо я больше старался не смотреть, разве что украдкой. Звезды больше не двигались, только одинокий спутник скучно вычерчивал свою эллипсоиду, но это не в счёт. Иногда нам попадалась придорожная лужа, и я заглядывал в неё в надежде увидеть что-нибудь необычное, но она не отражала ничего и вообще выглядела так, словно была вся из ртути.
Карьеры - место, куда мы направлялись - представляли собой неглубокий, но обширный пруд, соединённый плотиной и окруженный крутыми песчаными берегами. С одного края пруда, на котором росли сосны, спускалась дорога и тут же поднималась на другой край, который образовывал большой луг. В самом узком месте, между прудом и плотиной, дорога была уж совсем непроходимой из-за слоя коварного и глубокого песка, именно это место и полюбили местные рокеры, предпочитая тут оттачивать своё мастерство. Разуметься, купающая публика должна оказывать им знаки внимания, без этого совсем неинтересно. Но сейчас, ночью, тут никого не было, совсем некстати я вспомнил, что недавно в пруду кто-то умудрился утонуть. Желая попугать приятелей, я оборонил невзначай реплику о грустном эпизоде. И добавил от себя, что утопленника так и не нашли.
– Ну что ж, это даже к лучшему, – авторитетно заявил Лысый.
– Да, не люблю возиться с утопленниками, – в тон ему добавил Серега.
- Кажется, это была девушка, и довольно симпатичная,- соврал я.
– Это даже лучше, чем я ожидал, - оживился грибной человек.
– А ты-то откуда знаешь? – настойчиво спросил доктор.
- Ну я, это, фотку в газете видел, вполне даже ничего, – стал выкручиваться я.
– Ну, в газете, тогда не в зачёт, – досадливо ответили оба.
Дальше мы не стали развивать тему, ибо Лысый знаками показал нам, что надо молчать.
Мы вышли на небольшую полянку между сосен, один край полянки резко обрывался к воде пруда. (Ну, сейчас начнётся! - радостно подумал я.) Что должно начаться, я не представлял. Мои спутники присели на корточки и стали искать что-то у себя в крохотных рюкзачках, а я взглянул на зеркало пруда, берегов видно не было, от воды шёл пар. (Ну прям как в кино... у Гоголя, он как писатель мне импонировал, и поэтому мне было не страшно.) Друганы тем не менее достали всего лишь бутылку и стали открывать её. (Пошлые пьяницы,- подумал я грустно.) Они отпили несколько глотков прямо из горлышка и протянули бутылку мне. Я отрицательно замотал головой.
Они красноречиво указали бутылкой на пруд, не произнося, однако, ни слова. При этом они сделали страшные рожи. (Утопят, что ли?- подумал я. - Надо уступить). Не то чтобы я боялся утопления, но из врожденной дипломатичности. Отпив, я обнаружил, что водка оказалась не тёплой, не горькой и даже как будто не жидкой. Как видно, оба приятеля знали об этой метаморфозе и радостно закивали, предварительно отобрав у меня бутылку. Я машинально взглянул на траву между ног (мы сидели на корточках) – трава светилась и чуть заметно шевелилась. (Красиво, конечно, но грибов увидеть опять не получилось, - горестно констатировал я.) Мне уже не хотелось спрашивать приятелей, видят ли они то, что увидел я. (Это все индивидуально,- вспомнил я классика психоделики Карлоса К.)
Внезапно у берега что-то шумно всплеснуло. (Рыба! – подумали мы разом.) Плеск повторился еще сильней. (Крупная! – опять подумали мы.)
- Крупная щука, – решили Лысый и Серый. Я знал, что в пруду водятся только лягушки и мелкие караси, поэтому промолчал. Неожиданно из-под берега донеслись горестные вздохи и неотчётливое бормотание, как будто кто-то быстро-быстро молился. Бутылка выскользнула из Серёгиных рук и упала в траву. Священная жидкость пролилась на землю, и на моих глазах мокрое пятно стало расползаться неимоверно широко, трава по мере увеличения пятна переставала светиться. Стало по-настоящему темно и страшно.
- Это утопленница? – мысленно спросили меня Игорь с доктором.
- Это было бы прекрасно... – позлорадствовал я. - Но скорее всего, какая-нибудь жилистая пенсионерка - поклонница Порфирия Ивановича Иванова - совершает обряд омолаживания... Но мир тесен!
Оба приятеля упали в траву и зашипели от смеха, как два сдувшихся воздушных шара.
Возможно, услышав такие непристойные звуки, купальщица-утопленница, досадливо крякнув, решительно вошла в воду и поплыла на другой берег. Из-за тумана над поверхностью воды ничего нельзя было увидеть. Друганы сели наконец-то и уважительно пожали мне руку (должно быть, я, по их мнению, совершил какой-то важный магический акт). Но нам надо было двигаться дальше, так как Грибной человек сказал, что это место силы уже исчерпало себя.
- Да, - согласился с ним Серега. – Аура уже не та... (Водка вылилась - вот и кончилась аура, - мысленно подытожил я, оба приятеля укоризненно посмотрели на меня и красноречиво указали на пруд.)
- Просто утка! – осенило меня, я молча поднес ладони к носу и поводил ими, имитируя движенья крыльев. Ясно было, что они меня прекрасно поняли, но упорствовали в своём осуждении.
Мы снялись и побрели в дачи.
Дачный массив был огромен, в нём пролегала целая сеть дорог-улиц, и заблудиться там ночью без фонарей, а освещения там отродясь не было, не составляло труда. Даже трезвому, даже если ты был дачником миллион лет, ибо каждый дачник твёрдо знал маршрут до своей конкретной дачи и чуть-чуть окрестности вокруг неё. Как, впрочем, и я. Я прекрасно отдавал себе отчёт, что нас ожидает через полчаса блужданий в кромешной тьме. Тут следует оговориться: из-за того, что я был художником, кое-какой план местности в голове у меня имелся, но очень смутный и приблизительный. В общем, чисто умозрительно, несмотря на... и все такое. Что имелось в голове у моих приятелей, я не мог даже догадываться. Вернее, зная их по прошлым приключениям (без моего участия) – я представлял, что Лысый и Серый в таком состоянии являют собой астронавтов духа... Мы шли по дороге в никуда, в том смысле, что не знали, откуда она начинается и где заканчивается в первозданной темноте. Перед моими глазами ничего не светилось, ни на небе, ни на земле.
Ночь была полна звуков, которые можно услышать только в это время суток. Краем сознанья я все-таки отмечал наше местонахождение - как нахождение на окольной дороге возле пяти углов... Этот лучеобразный перекрёсток мы благополучно миновали, углубившись в старые дачи. Тут жили питерские пенсы, они рано ложились спать, и молодёжная контркультура пребывала в своём зачаточном состоянии.
Два растамана пребывали в лирическом настроении. (Друзья вспоминают минувшие дни – как славно недавно рубились они, – пришли мне на ум слова поэта.) В то же время моё сознание чётко фиксировало все мельчайшие звуки, доносившиеся из одного края тьмы справа от меня, и звуки, отвечающие им из другого края тьмы слева от меня. Вот забрехала собака, и ей тут же отозвалась другая, вот завозилась в кустах кошка, и тут же заверещала какая-то пичуга. Пискнула мышь, треснула ветка, плеснулась вода, кто-то зевнул. Чей-то окурок, прочертив стремительную кривую, упал в сырую траву.
Вдалеке завелся мотор машины и уверенно затарахтел, прогреваясь на холостых оборотах. Приятели решили закурить. "Очень даже кстати!" – подумал я, ибо судя по звукам, водитель тронулся с места и начал осторожно выбираться из дачных переулков на основную и более прямую дорогу. (Какой-нибудь мужик поругался с женой и решил засветло вернуться в город.)
- Курите уже быстрей, – сказал я приятелям, надеясь, что увидев огоньки сигарет, водитель будет соблюдать осторожность. Звук мотора нарастал, очевидно, водила вырвался на прямой участок дороги и наращивал скорость. "Он что, идиот?!" – с ужасом подумал я. У машины не горели ни фары, ни габаритные огни. (Или угонщик...) Серый с Лысым наконец-то раскурились, но, во-первых, они курили одну сигарету, по очереди передавая друг другу, а во-вторых, почему-то курили её, пряча в кулак(как школьники в туалете...).
Мотор уже победно выл, слышно было, как щелкает щебенка по днищу машины, крякают рессоры от возмущения на ухабах (странный водила какой-то, или хорошо знает дорогу, что так гонит, или пьяные подростки не жалеют чужую машину). Время от времени раздавались взрывы пьяного хохота и попсы. Машина-убийца стремительно приближалась.
- Вы что, не слышите машину с придурками? – быстро спросил я у приятелей с нарастающей тревогой.
- Нет, – сказали они в унисон. – Только огоньки вдалеке, и они приближаются.
– Посигнальте им сигаретой или прыгайте в канаву! – прокричал я им.
Рёв двигателя оборвал мои слова. Серый с Лысым среагировали, мгновенно упав в канаву, только окурок остался тлеть на дороге за секунду до их падения. Я отпрыгнул в другую сторону, плотно прижавшись к добротному забору, ограждавшему чью-то дачу. Лишь только на миг вспыхнули фары, нас обнесло истеричным женским хохотом и припечатало пьяными матюгами.
Фары погасли, двигатель взревел, машина с пьяной компанией растворилась в ночной тьме, как приведение. В воздухе висела мелкая пыль как доказательство того, что все это нам не приснилось, да с противоположной стороны дороги слышались звуки струящейся жидкости и явного облегчения. Наконец, последняя струя перешла в капель.
– Изнемогла, – невольно процитировал я.
- Это ты о чём, Че ? – спросили друганы, выбираясь из канавы и отряхиваясь, как собаки.
- Так, пожилой финн задумался о чём-то, – процитировал я надпись в подарочном финском альбоме с фотографиями из моего пионерского детства.
– А, ты о тех частностях с редкими локальными промежутками, когда лигатура перекрывается сигнатурой, – в тон мне ответил Серега.
- Тиха украинская ночь, и луна, браток, что твоё... - продекламировал Грибной человек.
Мы с Серым взглянули на небо, из-за туч действительно показалась луна и облила всё вокруг своим мёртвым металлическим светом. В том числе и лысую голову Игоря. (Грибной человек! - поразился я его сходству с шляпкой гриба и толкнул локтем доктора, тот кивнул головой.) ГЧ тем временем присел на корточки и, казалось, чертил на песке какую-то схему. Я не на шутку заинтересовался.
- Скорее всего, завязывает шнурки, – уточнил Серый, едва взглянув на лысого.
- Паритетно, – ответствовал я Сереге.
- А что, пойдём в лес, - сказал Лысый, вставая.
- Да,пора выдвигаться, - поддакнул Серега (маленький, шустрый и коротко подстриженный- наш маленький Будда).
– Пойдём, только теперь я вас поведу, - предложил я.
– Мы согласны, - легко согласились приятели.
Мне пришлось примерить на себя роль Ивана Сусанина, ибо я решил отвести их к себе на дачу (правда, я не собирался посвящать их до поры до времени в свои планы). Участок мой находился недалеко от леса, а дом представлял собой убогую лачугу. Собственно, в этом массиве почти все участки находились рядом с лесом, в который мы упорно не хотели попадать.
И мы пошли, это был долгий поход, в ходе которого попутчики мои изрядно устали и изверились в моей способности вывести наш отряд куда-либо. И не удивительно: бредя во тьме, по каким-то незнакомым дачным дорогам, без твердых ориентиров, можно легко пасть духом. С другой стороны, я и сам руководствовался каким-то интуитивным чутьём, находя знакомые только мне ориентиры в виде здоровых валунов, кустов сирени и обширных луж, однако постепенно уверенность моя в том, что мы приближаемся к намеченной цели, росла и росла. Знакомые детали и детальки пейзажа начали складываться в чёткую карту местности, и я тайно возликовал. Но чем ближе мы приближались к цели, тем больше паниковали мои приятели. Уверенность в том, что мы плутаем всё больше и больше, росла в их напуганных душах. С другой стороны, мне доставляло просто-таки садистское удовольствие раздувать их страхи своими язвительными замечаниями по поводу их прострации. В конце концов я довел их до того, что они просто встали посреди дороги и отказались вообще куда-либо идти... Тогда мне пришлось приоткрыть свои карты, чтобы вдохнуть в них немного уверенности и сил... Мы уже почти дошли до моей дачи, когда оба другана решили еще раз устроить "бунт на корабле". Видно, бесцельное блуждание по тёмным дачным переулкам вымотало их и душевно и физически.
Каково же было их изумление, когда я заявил, что они мне надоели со своим нытьем, и я дематериализуюсь в неизвестном им направлении.
– Куда ты завёл нас, проклятый старик! - заныл Серый.
– Это ты напоминаешь мне про мою дряхлость и вашу юность? - ответил я ему из мрака (копаясь ключами в замке от входной двери моей дачки).
– Проклятый Мэрлин, - горестно вздохнул Игорь.
– Если ты имеешь в виду Мэрлин Мейсена, то извини, ты не по адресу, - сказал я, наконец-то сломив упрямство замка... Тут я проник в глубь избушки и наощупь без труда нашёл керосиновую лампу и спички. Оба бедолаги притихли, заслышав мою возню. Я привычным движением снял стекло и зажег фитиль, затем осторожно приладил стеклянную колбу на лампу и поставил её в безопасное место. Попутчики мои, увидев сполоха света, воспряли духом и осторожно стали пробираться к входу в домик. Я вышел на крыльцо, чтобы посветить им, но только ослепил их.
– Что это у тебя в руках? - воскликнули они оба разом.
– Свет разума, который ослепляет чудовищ! – воскликнул я, глядя на их вытянувшиеся лица.
– А где чудовища? - спросил Серёга (не поняв юмора).
– Они ушли, но они ещё вернуться, – решил подыграть мне Игорь.
– О, как ты прав, наш яйцеголовый друг, – парировал доктор.
- Хватит споров, рейнджеры, вас ждёт богатая добыча и море выпивки! – при этих словах я извлёк из укромного места литровый баллон с пивом и картинно помахал им.
- О-О-О! - радостно взвыли они. (Духи ночи, - подумал я, глядя на их непередаваемый восторг.)
Места в моей времянке как раз хватало для троих, мы расположились в старых креслах, и, как гостеприимный хозяин, я развел огонь в буржуйке. И тут уж два растамана сполна отблагодарили себя за перенесённые испытания, раскурив трубку мира. Всё необходимое для этого имелось у доктора, надо сказать, что это были не простые принадлежности для курения конопли, а сделанные даже с некоторым шиком. Доктор погрузился в свои священнодействия, за которыми я наблюдал с некоторым интересом. Дрова весело потрескивали в печке, лампа коптила, необычное освещение и обстановка напоминали мне сцены из приключенческих фильмов про разбойников. И вот Серёга кончил возиться, раскурил трубочку и блаженно откинулся, смакуя первую затяжку, правда, перед этим он предупредил Лысого, чтобы он ни в коем случае не давал курить мне.
Я и не спорил, конопля стоила дорого, а зарплата доктора была маленькой, мне казалось неуместным покушаться на его порцию удовольствия. Тем более, что сам я бы не стал тратиться на такую ерунду. Один раз попробовав и ничего необычного при этом не испытав, кроме холода во рту, словно от ментола, я оставил всякие попытки. Поэтому сам я затянулся беломориной и, потягивая пиво, смотрел, как приятели потягивали дымок и отстранено улыбались. (О грибах, наверно, думают - решил я, глядя на них.)
- К сожаленью или к счастью, - сказали Серый и Лысый, - ты не грибной человек.
– Почему? - спросил я, поперхнувшись дымом.
– Ты даже не человек огня, – промолвил Серега.
– И не человек воды, – горестно добавил Игорь.
– Вы просто убиваете меня, - вздохнул я.
– Но ты наш человек, ты мастер игры, – сказал Серега, затягиваясь дымом.
– Это вы о том, что мне предстоит выводить вас отсюда...
- И об этом тоже. Хе-хе,- сказал Игорь, забирая у Сереги трубку.
– Ты человек земли, тьмы и скрытых знаний, – нехотя сказал Серый, выпуская из себя дым.
– Вот об этом хотелось бы поподробней.
– Но ты же знаешь, как родилась Вселенная? – не то спросил. не то ответил он сам себе.
– В общих чертах, – озадаченно ответил я.
– А что было до Большого взрыва? – невинно спросил грибной человек, выколачивая трубку о каблук своего башмака. Он был мастер задавать каверзные вопросы.
- Настоящая рыба, – кивнул я доктору, указывая глазами на Игоря.
– О да... – захихикал Серега, имея в виду, что Лысый родился под знаком Рыб.
– До большого взрыва Вселенная умещалась в точке сингулярности, – неуверенно начал я и посмотрел на Серегу, ища поддержки.
- Более или менее, – сказал он тоже неуверенно, ибо здесь границы астрологии кончались, а начиналась область астрофизики, в которой он как астролог чувствовал себя неуверенно.
– А что было до этой самой точки? - не унимался Игорь.
– Великое число проекций этой точки на саму себя, - мне пришлось спасать положение.
- Как это? – спросили оба.
- Пустота, мать тьмы, – туманно ответил я.
- Не понял, – в унисон провозгласили собеседники.
– Ну, это когда проекции множества миров заключены в некой воображаемой точке - как в суггестии будущей реальности.
– Неконкретно, – возразили они.
– Ну, представьте себе паутину, призрачная структура, почти невидимая – это проекция сущего, еще не проявленного в пространстве-материи.
– Но паук-то всё-таки есть, – ехидно заметил Игорь.
– Паука не стоит брать в расчет, это как Бог – он есть и его как бы нет, – нетерпеливо ответил на подколку Лысого Серёга.
- А теперь представь, что ты входишь в сарай, – терпеливо начал объяснять я, – и натыкаешься сослепу, после дневного света, лицом на паутину, скатываешь её рукой в едва ощутимый шарик и...
- И проглатываешь его, - неожиданно добавил Серега. - Именно с этого момента ты уже мастер игры, а то, что ты съел, и есть точка сингулярности.
- А твоё воспоминанье о паутине на твоём же лице, – в тон Сёреге подхватил я, - есть проекции...
- ...Cобранные в одной-единственной точке пространства, - ехидно заключил Игорь. – Только я не ем паутины, и вообще как это в одной микроскопической точке может уместиться целая Вселенная?
- Ну, это так же просто, как если бы ты смотрел на торец карандаша и видел бы перед собой одну-единственную точку, условно говоря, – терпеливо объяснял я – но повернув его, увидел бы целую линию, а если поднапрячь воображение, бесконечную прямую.
– Как в математике Лобачевского, - опять подключился Серый.
- Ага, понятно, - неохотно согласился Лысый.
- А проведя карандашом по бумаге опять же бесконечную линию... – продолжал я гнуть своё.
- Лучше бы написать что-нибудь, – неожиданно предложил грибной человек.
– А что, это идея, - оживился доктор.
- Не совсем, конечно, но тоже в принципе ничего, – поморщился я. - В общем, когда ты испишешь весь лист, ты создашь уже плоскость и целый мир, населенный своими идеями и представлениями.
- А стихи можно, - предложил Игорь.
- Не, там мы уходим от темы, – запротестовал Сёрега.
- Да, ну, в общем, продолжим, – продолжал я. – А скомкав лист с текстом, ты уже создашь пространственную модель Вселенной.
- Круто, – выразил общее мнение Игорь.
- Ну вот, более или менее я изложил суть, – устало заключил я, глядя на укуренных собеседников. Затем, чтобы проиллюстрировать действенность своих доводов, поднял с пола лист газеты, скомкал его и бросил в пылающий зев печки. Оба собеседника многозначительно переглянулись и захихикали.
Ком газетной бумаги вспыхнул и тут же сгорел дотла. Но мне было мало произведенного эффекта, и я произнес:
– А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало, кто остался на трубе?
- А кто такие А и Б ? - спросили оба так, словно никогда в жизни не слыхали о детской считалке.
– Это буквы, из которых состоит текст, напечатанный на листе, который сгорел в печке.
– Ну а дальше-то что? – спросил Лысый, разливая остатки пива и передавая один из стаканов Серому, а другой мне.
– И вообще, тексты - это уже вторичная конрткультура, – решил сумничать Игорь.
– Почему вторичная и почему контр? – невинно поинтересовался доктор.
– Потому что первичны мы сами и наше знание о грибах, – напыщенно заявил грибной человек.
– Это ты имеешь в виду мицелий и споры?
– Ага, споры! – съязвил лысый. Я умышленно решил промолчать.
- Да, чёрт побери, мицелий очень сильно напоминает рождение Вселенной – потрясённо произнес Сёрега.
- Я тоже об этом подумал, – поддакнул я. – Только масштаб другой, а так всё сходится, и точка, и разрастание структуры в пространстве.
– Ну, и скорость отличается на порядки, – сказал Игорь, неторопливо отпивая глоток пива.
– Впечатляет, конечно, но я всё о другом, я всё про трубу и загадку. Что осталось на трубе? – вспомнил я. – Дым и пепел, и метаморфическая возможность повторения исчезнувшего текста и заключенного в нем смысла, а значит и не проявленного в материальном мире, или невозможность его появления в чьей-нибудь голове в виде даже замысла. Тут керосиновая лампа неожиданно погасла, напустив вокруг вонючего дыма.
–Бля! - ругнулся Игорь. Мы закашляли. Из топки печки пробивался неровный свет, но его явно не хватало для комфортного общения, и вообще дрова уже закончились. Я не делал запаса дров летом. Мы молча допили пиво.
- Какая длинная ночь, – сказал Игорь.
– В августе ночи скорее тёмные, чем длинные, – заметил Сёрега. Огонь в печке почти угас, и только угли светились призрачным светом, я затворил дверцу печки.
- Ну что ж, пора выдвигаться, – как всегда бодро и решительно предложил Сергей.
– Вперёд труба зовёт, вернее, трубочка, – пошутил грибной человек.
- Ага, пойдём собирать грибы, – в тон им сказал я. С трудом и на ощупь, как слепые, они выбрались на дорогу, пока я возился в темноте с замком. И мы пошли опять в полутьме, но уже без паники и прочих спецэффектов. Так как повел их я тем же путем, которым тысячу раз ходил и ездил на дачу. Теперь уже Лысый с Серым мило беседовали о чём-то своём, запретном, не обращая на меня никакого внимания, словно я был каким-то туземным проводником, нанятым заезжими европейцами для сафари. Через некоторое время, а обратная дорога всегда кажется короче и быстрее первой, мы вышли на перекрёсток, где дачная дорога как бы разветвлялась на ту, которая выводит к городским окраинам и ту, которая вела из одного гаражного массива в другой, более разветвленный и престижный, для автомобилистов. Дорога, которая вела к автомобильным гаражам, собственно, была тропинкой, на ней горожане обычно выгуливали своих собак, ибо пешеходы там ходили редко.
Несмотря на приближающееся утро, тьма словно бы сгустилась над нашими головами. Но благодаря моему безошибочному знанью местности её уже было можно не брать в расчёт. И я поспешил известить своих спутников о приближении к цивилизации со светом фонарей и прочими благами, по которым они успели соскучиться, судя по их неторопливому разговору. Ничто не говорило об опасности, когда тьму вспорол грозный лай огромной собаки, если судить по мощности и характеру звука. Я с ужасом догадался, что кто-то из собачников решил поутру выгулять свою собаку Баскервилей. Потому что во тьме собаке все равно, кто мы, главное - мы враги для её хозяина. А врагов нужно догнать и уничтожить. В том, что нас нужно уничтожить, мы ни на секунду не сомневались, и в том, что хозяин уже не смог удержать свою бестию - тоже. И она стремительно приближалась к нам, невидимая в темноте, но вполне осязаемая другими органами чувств.
- Бегите, - сказал Сёрега, я с ней договорюсь.
И мы побежали с Игорем, едва касаясь земли, на огни большого города, по хорошо утрамбованной дороге, как в фильме с хорошим концом. Наконец, отбежав на достаточно безопасное, по нашим представлениям, расстояние, мы с Лысым остановились отдышаться. Мирно светил уличный фонарь возле ближайшей пятиэтажки, опасность осталось позади. Мы вспомнили со стыдом про Сёрегу. Небо уже успело заметно проясниться, утро только занималось, в окнах домов еще не зажигали света. Вскоре мы услышали с облегчением звук шагов и заметили огонёк сигареты. Он явно не спешил, он наслаждался моментом славы.
– Герои не умирают, они остаются жить вечно в наших сердцах, – с пафосом заключил я.
- Чё было-то? – скороговоркой спросил грибной человек.
– Просто я умею договариваться с союзником места силы, – легкомысленно сказал доктор.
- Ладно лечить-то, – облегченно и недоверчиво буркнул Игорь.
– Пойдем, проверим, – предложил Сёрега.
– Замнём, – сказал я примирительно. Почему-то встреча с собакой так доконала нас с Игорем, что у нас не осталось сил спорить. Мы пошли по улицам сонного городка, молчаливые и умиротворенные. Утро наконец-то началось, появились первые машины и одинокие пешеходы, спешащие на автостанцию, чтобы уехать на работу. Впереди был целый день, и у каждого свои дела: у доктора дежурство на скорой, у Лысого поездка с папиком на огород выкапывать картошку. И только у меня впереди был целый выходной, а значит, полноценная возможность выспаться после бессонной ночи, полной приключений.
К О Н Е Ц 12 декабря 2009 г. Кировск Богданов И.В.