За двадцать минут до войны,
Под чьё-то попсовое пенье,
Мы ели с тобою блины
С брусничным несладким вареньем.

И ты завела, как всегда,
Обычную бабью шарманку.
Про деньги, мол, с ними - беда,
Про странную эту гражданку,

Что мне улыбалась вчера.
И снова: про деньги, кредиты,
Про то, что меняться пора...
А я бормотал: Да иди ты!

И трескал, и трескал блины,
И щурился эдак сурово:
Ты пробуешь чувство вины
Во мне нынче вызвать, корова?

Но - хрен! Не пройдет этот трюк!
Ты думаешь, крыть мне тут нечем?
...И - в челюсть пробил тебе хук,
А с левой - пробил тебе в печень...

Потом покурил слегонца,
(Да, сильно ударил, походу!)
Смотрел в твою морду лица
И думал. Про годы и годы:

"Аффект не прокатит, поди...
Судье не надавишь на жалость!"
Вдруг сердце запело в груди -
Ты дышишь! Гляди - оклемалась!

(Капризы судьбы так странны -
О, Боже - как это знакомо -
Не первый раз эти блины
Почти что кончаются комой.)

Очнулась - зрачки по рублю
И с челюстью, видимо, худо...
О, как же тебя я люблю,
В такие минуты, паскуда!

(А мой боевой механизм,
Что мирно живёт под трусами,
Смотрел уже вверх, а не вниз.
Ну, вы понимаете сами...)

- И взглядом меня не буровь,
Бывает, случаются срывы!

...И наша большая любовь
Сгорел тут. В ядерном взрыве.

Мораль этой басни одна -
Искать мы другую не будем:
О, как эта сука-война
Безжаслостна к чувствам и людям!!!