Майкл Макарски натужно захрипел, треща массивным дубовым столом, и закинул себе в глотку 200 мл текилы. Дёрнулся бля! Как в тот раз, в 18 лет, когда на кактусовых парах трахнул Марианну Лопез  без презерватива!
Нахуй презервативы!
Закурил…
Взглянул на фотографию.
На фотографии был изображён ёбырь. Верные люди сказали, что ёбырь хочет ёбнуть Майкла. 1 пуля в сердце, 2-я в лоб, 3-я в пизду!
Майкл почесал затылок. Где-то в глубине души он чувствовал, что наступит момент, когда ему придётся заплатить за все свои грехи. Ёбырь был послан отцом семейства, решившим отомстить Майклу за то, что пять лет назад тот шпизданул его дочку. Были замешаны большие деньги, поезд на Ривьеру, взорванное авто, три пули в лоб, раздумывать было некогда, на деньги снял отборных шлюх. Одна из них, видимо, и выдала его. Шлюха!
Может быть, стоило покончить с этим раз и навсегда. Героически встретить смерть, с полным магазином ружья, дабы отстреливать грешников в аду, когда он туда попадёт. Покончить с этой атмосферой тотального духовного одиночества. Разрубить гордиев узел. Сказать нет условным рефлексам и обрести покой вечного странника. Чем не вариант?!
Майкл встал со стула, шатаясь, таращась глазами на унылый быт своего существования, глянув в зеркало (сука, неплохо сохранился для сорока лет), и подошёл к холодильнику. Остановился, думая. Затем рывком стащил куртку со стола, и выбежав, побежал по лестнице, на ходу застёгиваясь, шуганув хозяина шальным взглядом, доставая сигарету и закуривая на ходу. Ледяной ветер ударил в лицо, внезапно нахлынуло воспоминание ностальжи, маленький мальчик, особняк уважаемого рода, Робинзон Крузо, шкатулка с дарами, волхвы.
-Такси!
-Пиздуй в Омегу! - прорычал Майкл, кидая водителю засаленную банкноту. - И поживей!
В Омеге Майкл трахался. Снимал поддатых шалав (как минимум три - с годами желание становилось всё сильнее и не давало покоя), давал на чай, говорил аста ля биста и уходил по-английски. Хуй ли ещё с ними было делать, с ебаными шалавами.
-Тормози!
-Чего надо? - возопила накрашенная женсчино, когда Майкл больно стиснул ей локоть.
-Будешь трахаться со мной? Будешь трахаться со мной? - скороговоркой выплюнул Майкл ей в лицо, брызгая перегаром и грязно глядя.
-Блять отсоси! - женсчино еблошиво ладонью трахнула Майкла в грудь. - Ди нахуй!
-А иди нахуй! - Майкл махнул рукой, вернулся в такси и больно закрыл дверь.
-Пиздуй туда же!
Закурил.

Заходя в мотель, Майкл решил, что тотальное духовное одиночество лечится. Три поддатые шалавы, как минимум, на стакан текилы - всё, что ему требовалось. Хозяйка заведения гнусаво проводила его, как дорогого гостя, в покои, где его уже ждали текила и женщины. Убийственно осклабясь, Майкл выпил спиртное. Плюхнулся в кресло и откинул бошку на голову. Чё бы такое нахуй с вами сотворить.
-Ебаться! А ну нахуй ебаться! - Майкл встал с кресла, расстегнул ширинку, и не мешкая, всухую  вдолбил первой ближней, вытаскивая её в коридор. - Смотрите, смотрите, как нужно трахаться, смотрите сюда, помои!!! - Шугая взглядом случайных прохожих, Майкл скоро кончил в шалаву, отбрасывая её в угол, и, гарцуя сильными бёдрами, ворвался за продолжением.
Натаскивая визжащую шалаву на свой хуй, дико рычал.
-Я трусь о твои яйца. - Сисястая мадам лизала его болончики, вдавливая анал, по-французски  бесстыдно и кусая ногти. Тантрический экстаз, молния, узкая потеря сознания, я, растворившееся в она, где...
-Я трусь о твои яйца. - Сисястая мадам лизала его болончики, густой помадой, кокетливым  взглядом, коготками кокотки больно причиняя плоть, кольца.
Пары текилы уже полностью испарились, хотелось неимоверно жрать и мрачным пешкадрапом Майкл пердолил надцать миль до дома, узко мысля, вонзая шпиль разума в небо. Где-то бродил ёбырь, который хотел ёбнуть.
Хавчик внёс успокоение. Поставив будильник, Майкл откинулся на кровать и упал в лапы Морфея.
Проснулся с пистолетом в руке. Четыре года назад они не знали, что у Майкла чуткий сон. Рефлесивно нажимая гашетку револьвера, всадил три пули, разрывая мышцы и сухожилия, защищаясь  подушкой, выстрел, разнёсший голову как тыкву, и ударом ствола о череп, отравив к предкам в небытие. Ласково подушечкой пальца гладя железо, осознавая свою мощь. Улыбаясь по-детски.  Родился с пистолетом в руке.
Не спеша, Майкл приготовил себе завтрак. Вооружился свежим номером "Сабарбс пресс", читая  колонку биржевых сводок, и вполуха слушая спортивные новости с полуразвалившегося радиоприёмника.
Прожаренно поедая, откинул крошки со скатерти, глотая кусок, вытерев губы салфеткой, посмотрел в окно. Следовало отдать тачку в ремонт, но не хотелось пока палиться. Сморкнувшись, решил взять напрокат. Громыхая, закинул посуду в раковину, одевая куртку и глядя в зеркало. Взял ключи со стола и вышел в густозаселённый мир. Жизнь лечится, сказал один старый ковбой, даруя Майклу плетёнку. Надо только вовремя нажимать на курок. Жизнь лечится, подумал Майкл. Надо только вовремя нажимать на курок. Жизнь лечится, но пока тебя окружает плоть, ты не можешь быть спокоен. Напряжение сквозит в  каждой черте обители, стены слышат, а пол трещит, и даже потолок готов обрушиться на тебя в любую минуту как в фильме Парфюмер, где придавило Дастина Хоффмана.
Приподняв воротник, Майкл раздвигал ботинками сырой асфальт, наблюдая за блестящими витринами, сквозившими грудой мелочи. Единственным подарком, преподнесённым им женщине, была никчёмная "золотая" цепочка за три бакса, купленная на блошином рынке в Парамаунт-Стритс. Тогда ему было 13 лет, и всё казалось по-другому. Подарки имело смысл дарить, а также получать. Женщин имело смысл одаривать, а волхвов любить. Волки были романтичны, их глаза тоскливы, а фильмы ужасов леденил  кровь внутри. Но посмотри он сейчас эту хрень, лишь ебанулся бы от омерзительного разочарования. Хоть бы птица какая что-ли накакала на плечо, гагара или альбатрос, но их не водилось в каменных джунглях, лишь смачная грязюка из-под колёс хромированного хаммера могла цепануть его за обветшалую брючину, но даже они не радовали его в последнее время.
Решив прикольнуться, Майкл подошёл к прилавку и нащупал взглядом хуевую цепню. Откинул питифон, закинул за пазуху и скрылся в толпе, чтобы взглянуть ближе при свете солнца, выпивая кофе на сквере Трамблдот. Изредка Майкл посещал кинотеарты. Арт текино был присущ ему, ибо в глубине души хрустальные кристаллы облюбовывали диспозиции бытия. Экзальтированно наблюдая, Майкл чувствовал приятную влагу в глазу. Выпив глоток, вынул цепочку, положил на стол, дивясь тому, что она стоит пять баксов. Может, ещё не все потеряно, может, стоило сделать степ бэк, взглянуть в глаза прошлого, снова уцепившись за бесконечный бег колесницы, надеясь на то, что она остановится.  Редкие блики вечернего солнца озарили блеск золота на лакированном сочетании дерева и бумаги. Один взгляд в древние небеса, один вздох в голубые водопады стоили больше, чем атласная роскошь.
Впрочем нет, она сказала, что это хуйня. Что это не лечится.
Что ебануться об стену, но выпить яду. Пикассо умер не зря.
Что белое стало чёрным в ту ночь дивного января.
И лысая ёлка, без одной игрушки, должна была олицетворять гармонию мирка.
Рефлексивно нажимая на гашетку, всадил три пули, разрывая сухожилия и дробя кости, нашпиговывая тело тяжёлым металлом, скаля зубы от усердия, тыквенно дробя пулей лобовую кость, выносязаносямозговуюжидкостьсделалёбырянаура.  Огляделся, унося ноги. Засовывая пиштолет в карман, вышел с того конца, где меньше всего можно было ожидать гонца, подозвал колымагу, плюхнулся, откидываясь, мрачно глядя на водителя, рявкнул:
  -Пиздуй в Омегу!