гл.1 http://udaff.com/read/creo/121483/
        http://udaff.com/read/creo/121484/
гл.2 http://udaff.com/read/creo/121550/
        http://udaff.com/read/creo/121551/
гл.3 http://udaff.com/read/creo/121733/
гл.4 http://udaff.com/read/creo/121823/
гл.5 http://udaff.com/read/creo/121862/
гл.6 http://udaff.com/read/creo/122028/

Неделя прошла быстро и вяло, как весенние школьные каникулы. До обидного пусто. Ладно, на работе – первая неделя месяца общий выдох, но и дома ничего не происходило. Сын получал какие-то унылые четвёрки, жена увлечённо разрабатывала новую коллекцию женского белья (дизайном оного она зарабатывала на него же), пропадала на работе  и не отягощала меня своей заботой. Вобщем, полнейший событийный  голод. Выпивать не хотелось, так было скучно. 
Наконец-то пятница. Наверное, это единственный день недели, когда и на работу идти приятно. В пятницу просыпаешься каким-то бодрым, даже если всю неделю был недосып.

На кухне было сиротливо.  Полинка пораньше ушла на работу, хомяк подло, с замираниями возился в своей клетке, кенар молчал как заговорщик, даже Лоханкин куда-то спрятался. Сын сидел, и с тоской смотрел на яйцо и сосиску.  Надо будет как-нибудь сказать жене, чтобы разнообразила утреннее меню.  А то у ребёнка уже ненависть к такому рациону. Вырастет, и своих детей будет вообще манкой кормить по утрам.
- Не хочешь?
Павел Алексеевич отрицательно помотал головой.
- Тогда пей сок. А это выкинь.
Пашка обрадовано рванул к мусорному ведру.
- Только не в мусорку, - остановил я  сына, - мать спалит. В унитаз спусти. И найди себе в холодильнике чего-нибудь. Там вроде сыр оставался.
- Па, да не хочу я есть, - протянул он, - ну честно!
Я внимательно посмотрел на него. Видимо, ребёнок готовится к серьёзной жизни: привыкает, что когда-нибудь у него утром кусок в горло не полезет.

На улице стояла осторожная тишина. Район притаился в ожидании пятничного вечера. Какой-то урод запер мою машину своим «лексусом». Брать  её я, конечно, не собирался, но какого чёрта?  Вдруг у соседки по площадке , злобной дуры, случится приступ какой-нибудь жутко неприятной болезни, и мне придётся с удовольствием отвезти её в больницу?
Расстроившись, я побрёл в сторону Добрынки.  Дворами вышел на Люсиновскую и пошёл в центр.
До Тульской идти было ближе, но у меня, с некоторых пор, сменилась мотивация.  Дом, в котором живёт Лена, стал для меня чуть ли не родным. Пройти мимо него, это как позвонить девушке и спросить «что на тебе сейчас надето?».  Я бы и позвонил, да номера телефона не знаю. Оставалась надежда столкнутся с ней на улице. Ещё, правда, было субботнее явочное место. 

В метро я спускался с сожалением.

Есть мнение, что москвичи злые именно из-за метро - приходится бороться за жизненное пространство. Глупость, конечно, как и все обобщения, но рациональное зерно в этом есть: каждая поездка – урок конкурентной борьбы.  Наверное, именно в метро приезжие становятся москвичами. Эдакий кухонный комбайн для разных человеков.  Тебя протрясли, сдавили, наступили на ногу, саданули локтём под дых, съездили газетой по харе,  а ты всё это перенёс со спокойствием. Радуйся, провинциал, ты помосквел! Помни (и расклеенная реклама тому подтверждение), что есть замечательная профессия – машинист электропоезда, и до тридцати пяти всё ещё берут в менты.  Плач, москвич, вас стало больше…   

***
- Что за похоронку ты слушаешь?
Я открыл глаза. В кабинет без стука вошла Роза.  Видимо, шеф куда-то уехал, раз секретарь решила покинуть своё место.
В обеденный перерыв  мы с Ильиным сгоняли пару партий в пинг-понг. Играть он не умел, поэтому мне даже удалось попрактиковаться держать ракетку по-вьетнамски. Это когда рукоятку зажимаешь между указательным и средним пальцами, и играешь только одной стороной. После тенниса я плотно набил брюхо. Так, что шевелиться было лень. Поставил на компьютере «Денкен нур ден Готт», Баха и закрыл глаза. Фуга, написанная ещё во времена Священной Римской империи, действовала на меня как гашиш, смоченный тремя литрами пива. То есть изгоняла все мысли и делала счастливым кретином.
- Добрый день, Ро-о-за, - ухмыльнулся я, - хотел послушать Диму Билана, да не нашёл. Редкость. Приходится довольствоваться всяким старьём. Мне админ его в нагрузку закачал. Сказал, что на студии Аллы Борисовны сезонная акция: скачиваешь пять альбомов Тани Булановой, получаешь бесплатно зенитовский шарфик, набор пластиковой одноразовой посуды на десять персон, упаковку слабительного и нарезку для рингтонов из классики. Вот, сижу, подбираю весёлый звонок на трубку.
- Всё шутишь? – девушка подошла и уселась на стол. Сделала она это сознательно, чтобы я ещё раз оценил прелесть её задницы. Иначе бы спрятала на стуле.
- Я поговорить с тобой хочу, - многозначительно сказала она.
- Поговорить? Ну, давай поговорим. Сегодня в столовой я взял тарелку харчо, двойную порцию фаршированных перцев, салат из свежих овощей, блинчик с мясом и компот. Вот сижу, перевариваю. А что перевариваешь ты?
- Прекрати паясничать!
- Паясничать? – удивился я, - ты же хотела поговорить? Вот, я и поговариваю с тобой.
- Я хотела поговорить о нас!
- Всё верно, о нас. О себе я уже сказал, жду теперь информацию о тебе. Всё вместе будет «о нас».
- Смертин, ты невозможен, - вздохнула Роза, - что ты думаешь о наших с тобой отношениях?
- Хорошо думаю, - живо откликнулся я, - мы хорошо с тобой отношаемся.
Красная Шапочка внимательно посмотрела на меня.
- Ты меня хоть любишь?
Я задумался и потёр переносицу.
- Трудно сказать. У нас ещё не было анального секса. Слезь со стола. Во-первых, не дразни меня задницей, а во-вторых, дурная примета. Денег не будет.
- Потерю денег я переживу.
- У меня не будет. Стол-то – мой.  А я жадный.
Розка вяло слезла со стола. Подвинула стул, села на него боком, отклячив попку.
- А если серьёзно? Ты хочешь развивать со мной отношения?
- Если ты про анал, то конечно. Отношения должны быть полностью развиты.
Я видел, как у девушки затряслись губы.
- Значит, не хочешь ? Тогда я от тебя уйду.
- Стоп! – опять удивился я, - ты зашла ко мне в кабинет, для того, чтобы сказать, что сейчас из него выйдешь? Извини, я плохо соображаю. После обильной пищи вся кровь оттекла к поджелудочной железе. В том числе и от головы. Поджелудочная, она такая – даже на член двух капель не оставит.
- Я серьёзно…
- Я тоже. Так что если ты хочешь, чтобы я тебя выебал в жопу, то давай в следующий раз. Я же сказал – поджелудочная.
Я ждал, что девушка обидится и уйдёт. Видно было, что обиделась. Но не уходила. Уставилась в окно.
- Знаешь, Лёш, - тихо сказала она, глядя в окно, - а я ведь тебя люблю.
Я начал злится.
- Любишь, говоришь? Дай определение слова «любовь»?
Розка молчала.
- Знаешь, - продолжал я, - я видел два определения: Каверина и Фрейда. Каверин считал, что любовь – острое желание счастья близкому человеку. Фрейд считал, что любовь – абсолютная уверенность в правильном выборе родителя твоих будущих детей. Какое определение ты выбираешь?
Шапка продолжала молчать.
- Молчишь? Правильно, - кивнул я, - Каверин был восторженным мудаком. Если бы ты выбрала это определение, то должна была  молча со мной спать через мой половой член, а не головной мозг. А если Фрейд, в правоте которого я сомневаюсь – он даже игру на волынке сводил к желанию трахнуть мать и убить отца – то ты бы наврала. Я не являюсь образцовым производителем. Если честно, я  просто им быть не хочу.

Мы молчали. Девушка пялилась в окно. Было видно, что она покраснела. Для рыжих волос это выглядело как-то уж больно рабоче-крестьянске.
- А знаешь, что? – стал развивать я тему, - у меня есть своя теория. Даже не теория, а так себе, догадки. Догадка первая: есть такой хадис «нет боли хуже страха, нет спазма, хуже гнева». Так вот, если тебя человек не пугает и не бесит, то уже полдела сделано.
Роза посмотрела на меня.
- Причём здесь хасид?
- Хадис, милая, - мягко улыбнулся я, - хасид – это из оперы смежников и конкурентов одновременно. Да притом! Сижу я, такой сытый и довольный, слушаю гениальную музыку, и тут вламываешься ты и устраиваешь разборки. И говоришь, что любишь меня. Извини, мне не верится. Ты меня разозлила и испугала.
- Испугала?
- Конечно! Всё, что непонятно, людей пугает. А мне непонятно, что ты хочет от женатого мужика, которого даже в менты уже не возьмут? Вторую догадку рассказывать?
- Рассказывай.
- Она несколько…хм… метрична. И может тебе не понравится.
- Рассказывай! – решилась девушка.
Я набрал в лёгкие воздуха.
- Так вот, - выдохнул я, -всё в мире соизмеримо. И, если я люблю тебя, то ровно на размер своего хуя. А ты видела, он у меня не гигантский. Так что не гневи Бога, наслаждайся теми сантиметрами, что Он послал.
Шапка ещё больше покраснела. И похоже было, что на этот раз от злости.
- Долго думал?
-  Нет. Только что осенило, - признался я, - эта волшебная музыка называется «Благодарим только Бога».
Через две секунды хлопнула дверь.
Со скукой было покончено.

***
Вечером я оторвался от коллектива. Натуральным образом – не пошёл в кафе со всеми вместе.  Не то, чтобы меня тяготило общество Розы ( она  сама не пошла бы),  или надоели за неделю лица коллег. Мне было наплевать. Пить я мог, спрятавшись под стеклянный колпак равнодушия.  Не хотелось и всё. Объяснения не было.

Потопал в сторону Кремля, помня, что пересекать  Садовое кольцо нужно  обязательно выпив.  На Новослабодской улице было полно кабаков. Я зашёл в первый попавшийся. Заказав пива,  осмотрелся.  Это было заведение с претензией на ресторан. Во всяком случае, судя по меню – на обложке в золотистом овале значилось , что заведение именно ресторан. Под обложкой в ценах значилось то же. В остальном же хозяева не особо заморачивались  ни с выбором, ни с интерьером, разве что стулья были высокие и массивные. Посетителям предлагалось почувствовать себя сидящими на троне. 
Я закурил.
Для пятницы здесь было весьма малолюдно.  Почему, я не знал. Как-то меня убеждали, что концентрация в одном месте торговых точек снижает проходимость каждой отдельной точки. Это ерунда полная: человек не носится по городу в поисках эксклюзивного магазина, а идёт туда, где их много. Но в сегменте кабацкого промысла это, видимо, действительно было так.  Возможно, тут рядом было просто  мало офисов.  Ведь именно офисная набивка и есть основной потребитель данного рода услуг.
Официант принёс пива. Поставил и замер у стола, как рында. Я сделал первые два глотка. Потом ещё. Официант стоял над душой, мешая моему единению с природой.
- Чего? – спросил я у рынды.
- За пиво рассчитаетесь.
М-да.
- У тебя пересменок что ли? – спросил я, сделав большой глоток.
- Нет.
- А! Боишься, что сбегу, ввергнув заведение в неподъёмные траты?
- Нет.
- А что тогда?
- У нас такой порядок.
Я потянулся за деньгами.
- Ну держи, раз такой порядок. Сразу за два. С тобой постоять, пока наливать будут?
- Зачем? – не понял официант.
- Ну, может у меня такой порядок? Опасаюсь, как бы мне вместо «Баварии»  не налили «Балтики». Хоть это почти одно и то же. Всё на «бэ».
Ничего не сказав, официант ушёл. 

Допив первое пиво, я стал разглядывать зал. Меня привлёк процесс за соседним столиком. Парень явно сооружал бульбулятор. Бутылку он взял почему-то литровую, каким-то хитрым образом замял её, прожёг дырку. Достал кусок фольги, стал собирать чашечку на горлышке. Я огляделся. Официантам было всё равно – то ли они уже привыкли, то ли человек был их начальником. Я опять посмотрел на умельца. Мне как раз принесли второе пиво.
Сосед перехватил мой взгляд.
- Будешь? – неожиданно спросил он и щёлкнул по пластику.
- Буду, - неожиданно для себя ответил я.
- Ага. Допивай пиво и идём.
- А чего с пивом-то станет? Выдохнется что ли?
- Мой совет – допей.
Я допил.

Туалет был на удивление опрятен и чист, как операционная. Зеркала казались какими-то излишне роскошными для этого места, как бриллианты в алюминиевой оправе.
Сокурник насыпал чего-то в чашку.  Начал «подрывать» содержимое чашки, постепенно заполняя бутылку дымом. Сделав маленькую хапку, передал бульбулятор мне:
- Держи.
- А что это? – спросил я, взяв девайс.
- Мука.
- Что?
- Маковая соломка.
- Интересно. Никогда не пробовал, - сказал я, вытянул одним вздохом всё содержимое и задержал дыхание.
Глаза парня округлились:
- Первый раз? – испугано спросил он.
Я кивнул, выдыхая.
- Тебя как зовут?
- Лёша, - прохрипел я.
- Слушай Лёша, тебя сейчас накроет. Помни главное – ты накурен. Ничему не удивляйся и ни с кем не разговаривай. Помни, ты накурен. Помни, что у тебя с собой куртка и портфель.
Я сначала изумился этому пассажу, но меня стало накрывать. На подгибающихся ногах я пошёл к столику.

Приземлялся на стул я с большим облегчением – понимал, что вот-вот грохнусь, и встать просто не смогу. Уперев лицо в ладони, я пытался ответить на вопрос – Смертин, нахуя ты это сделал? На тебя зла не хватает, мудак ты долбанный.  Мне стало страшно – я понял, что умираю. Потом я отделился от того, кто боялся и злился, и стал злиться на этого урода. Испугавшись смерти, я опять отделился.
Я делился бесконечно и очень быстро. Секунда – это большой промежуток времени, я успевал за него возненавидеть себя тысячу раз. И тысячу раз перепугаться смерти. Что-то сжимало мне сердце, как будто подбирали струбцину. Сначала сжимало сверху и снизу, потом справа  и слева, со спины и с груди и под различными углами. Перед глазами в ярком свете висело моё сердце, почему-то жёлтого цвета, и сдавливалось, как  хлебный мякиш.  По его поверхности бежали какие-то буквы, образуя слога и слова, но прочесть я их просто не успевал.

***
Асфальт был холодным.  Об этом сигнализировал май зад. Я сидел вытянув ноги и привалившись спиной к стене заведения. Мимо проходили малочисленные равнодушные прохожие. Портфеля со мной не было, куртки на мне тоже. Не было часов и мобильного телефона. Вернутся в кабак я не мог – сил не хватит. Сил могло хватить только на то, чтобы подняться, подойти к дороге и поймать машину.
В три приёма я поднялся. Коленки тряслись, сделать шаг и не свалиться было трудно. Но я дошёл. Поднял руку. Остановилась первая же машина.
- Мыт…Мытная
- Сколько?
- Пятьсот.
- Дорёгу покажищ?
Я молча залез в салон.
- Куда?
- На Тульскую.
- А, Тульский! Так и говорил – тульский. А то где этат митный…
Я вырубился.

Сколько мы ехали,  не понял. Но кажется, целую вечность. И ведь ехали, не стояли в заторе. Иногда я открывал глаза. Пробегавшие мимо фонари оставляли в моих глазах световые хвосты. Сколько же время? Я поднял руку, и оттянул край рукава куртки. Часы показывали одиннадцать. Куртка? Часы? Я ощупал колени. На них лежал портфель. Похлопал по карману – трубка была на месте. С облегчением я снова вырубился.

***
-Сколько же ты вчера выпил? – с улыбкой спросила Полина.
- Не помню, - хмуро соврал я. Помнил, и прекрасно. Два пива. Но если я скажу это жене, то она либо не поверит, либо подумает, что я запивал пивом транквилизаторы.
- Хорош же ты вчера был! – усмехнулась жена, - плюхнулся на диван прямо в куртке и с портфелем. Только зачем-то брюки снял. Ты когда картошку чистишь, не забывай глазки выковыривать. И нож споласкивай. Так зачем ты брюки снял?
- Не знаю, - огорчился я, выковыривая глазок, - наверное,  пробовал новую практику  дзэна.
- Что за практика? – деланно заинтересовалась Полина, - м?
Я взял очередную картофелину.
- Ну, скажем так: сердце – в тепло, яйца - нараспашку. Многие монахи так практикуют. При этом жизненная энергия ищет больные места и устраняет поломки. Хочешь попробовать?
- У меня нет яиц.
- Яйца – это условность,  - махнул я ножом.
- Условность, говоришь? Благодаря твоей условности у нас сын тринадцатый год бегает.
Молча, продолжил сосредоточенно чистить  картошку.
- Так что с тобой вчера было?
Что со мной было? Не знаю. Наверное, я очень неудачно пошутил. Господь отшутился в ответ, и эта обратка меня чуть не угробила.

***
Лена была на месте. Я взял у бармена бутылку воды и отправился к столику. Девушка с удивлением посмотрела на воду.
- Привет! – чмокнул её в щёчку.
- Здравствуй, - улыбнулась она, - сегодня день трезвости?
- Нет, радость, сегодня день сбывающихся мечт. А мне с утра хотелось бутилированной воды и узнать номер твоего телефона.
- Записывай, - с серьёзным видом сказала Елена Сергеевна.