не мы проживаем жизнь,
А она проживает нас.
      (Адаптация Пчёл)
28. 12. 12

Пришла Катя. Она, как всегда, была заебись. Что интересно: движухи, связанные с парнями, ссоры, расставания, Катерину никогда не портили, более того, они вообще на ней никак не сказывались.
— Алло, — жена поднесла к уху свой Sony Ericsson w380i, чёрную раскладушку, добротную, но успевшую выйти из моды. Смартфон N97 фирмы NOKIA у И*** тоже был, но, как любая техника нового поколения, глючил после нескольких падений на пол.
По ту сторону была Катя.
— Мы тут подъехали с мамой. Попроси Андрея спуститься. У нас для вас есть новогодний подарок, он тяжёлый.
Катина мать — преподаватель литературы. Я всегда испытывал к этой женщине чувство уважения, поскольку самому окончить на филолога Бог не дал. Было в этой тётке что-то Микеланджеловское, внешне она походила на Сивиллу с фрески художника. Женщина из разряда тех, перед кем всегда чувствуешь себя троечником, даже если знаешь на пятак.
Через несколько минут все сидели за столом, т.е. за сундуком, который мы с И*** нашли в кладовке. Обтянутый старой тканью, похожей на мешковину, обитый железом, он носил на себе отпечаток дореволюционной России (так утверждал один мой знакомый, питерский фотограф).
Целый вечер Галина Владимировна, катина мать, жаловалась на бригаду таджиков, наводивших грязь в её новенькой квартире. Катя хихикала, дополняя разговор несущественными деталями. Женщины пили вино.
— Как у тебя дела с Ильёй? — поинтересовалась у Кати И***.
— О! — та отмахнулась, — с ним всё сложно, постоянно ругаемся, почти каждый день.
— Ты пробовала последовать моему совету: сказать, как ты его любишь?
— Нет, — Катя хихикнула, игриво прикрыв рот рукой, — я плохая ученица.
Душевно посидели. Это всегда так: если бухаешь с преподавателями, не обязательно литературы, беседа проходит, как минимум, душевно. Когда время на часах моего сотового превратилось в четыре ноля, мы распрощались. Слегка поддатая Галина Владимировна отправилась строить вконец разболтавшихся таджиков, мы с И*** легли спать, а Катя, подбросив мать домой на своей белой Volvo, поехала в другую часть города к парню, с которым на следующее утро улетела отдыхать в Талин. 

31.12.2012 – 1. 01.2013

Новый год прошёл довольно тихо, т.е. так, что я почти не заметил его наступления. Президента мне посмотреть не удалось, из-за низкой скорости соединения, говорить онлайн он отказался. Хотя мне, по большому счёту, было смачно наплевать на это. Новый год наступил, а длинный и нудный 2012-й ушёл в историю. Вот, собственно… Надеюсь, что история приняла его с такой же радостью, с которой я его провожал.

2. 01. 2013

Юля, которую я знал курса со второго, заглянула в гости. Все мои знакомые говорили, что она симпатичная девушка. Об этом твердила моя жена, наши общие друзья вторили ей, это подтвердил мой нынешний сосед Саша, а я всё равно остался при своём мнении. Юля – подходящее для этой девушки имя, напоминает слово «юла». Она крутилась на работе, вращалась в разных компаниях — остановить её было невозможно. Женщины пили вино. Когда стало окончательно ясно, что движуха затянется до утра, я решил напоить Юлю. Сначала была бутылка шампанского, потом красное вино, виски, а потом не избежал своей участи «Поморский бальзам», привезённый мне братом из Северодвинска. Юля нормально нахлобучилась и пошла в соседнюю комнату клеить соседа. Саша не поддался. Однако предложение присоединиться к нам принял с радостью. Пришёл он не с пустыми руками: в них был початый пакет травы. Я достал девайс из коробки. В общем, накурились мы конкретно. Юля спать не собиралась. Эффект был обратным – говорить она стала быстрее, больше и охотнее. Остановить поток мыслей нашей ночной гостьи теперь вовсе не представлялось возможным.
– Нахуй так жить! – подбоченилась Юля. – Это я начальнику своему говорю…
Я отвлёкся и пропустил отрывок, вышел на кухню, а когда вернулся, услышал следующее:
–Вот смотри, – гостья поправила юбку, которая была прямо пропорциональна степени опьянения девушки – всё короче и короче, – в Питере нет ни одного объекта, к которому бы я не прикоснулась, не реставрировала. Они хранят моё присутствие, эти объекты, я растворяюсь в них, а значит, сохраняюсь в нем.
– В ком? – уточнила И***.
– В городе.
Мне в этот момент вспомнился разговор с братом несколько дней назад. Тогда мы шли по Невскому в MOD на новогодний панк-рок концерт, и он, сплёвывая на мостовую, сказал:
– Понимаешь, на периферии этого нет. Вот я сейчас иду по главной улице северной столицы, смотрю на дома, на эти старые стены, а они мне как будто шепчут, что нихуя-то ты, дружок, в этой жизни не знаешь. Не пожил ты ещё нихуя.
Брат был прав. Что я мог сказать о городе? Что мы все могли сказать о нём? Ну, кинул я ему в лицо, мол, Питера.net. Город рассмеялся беззвучно. Что ты в этой жизни, дружок, знаешь? Не пожил ты ещё нихуя. Видел гаражи, склады, заводы. Спизданул, мол, Питера.net, ткнул пальцем в небо. В чём-то даже угадал, то ли интуитивно, то ли потому, что сам потрогал руками металл и пластмассу, полиэтилен и просто мокрый холодный снег. Только вот если глобальнее посмотреть: сколько здесь твоего присутствия? Десять, двадцать лет? Город существует не одну сотню, не одна сотня людей загнулась при его постройке, не одна сотня солдат сложила головы, защищая его во время войны. Люди рождались и умирали, а город был, есть и будет.
Пришло понимание, что Юля, в своём пьяном угаре, говорила именно об этом. Стены домов, мостовые хранят память, отпечатки, тени, присутствие многих людей. Это и есть город. В этом его сила и величие. Для него я никто. Хотя даже ко мне, к моим еретическим выходкам он снисходителен, потому что мудр этот город, мудр.

3.01.2013

Друзья-художники, Лиза и Андрей, тусили у нас. Второй перебирал мои пластинки в надежде, что я подарю ему «Double Fantasy» Джона Леннона и Йоки Оно, но я не подарил.

6.01.2013

Мы с И*** в гостях у Дэна и Вики. Пицца с баклажанами и странная музыка. Накурился я, как ёжик в тумане. Сидел молча. Подорвался резко и неожиданно для всех. Домой добирались на трамвае. Ещё на остановке к нам пристал чел, больной шизофазией. На его многочисленные вопросы я не реагировал. Тёплая волна пробежала по телу и сделала этот мир мягче. Мне было впадлу разговаривать, я отвернулся и смотрел в противоположную сторону. Рот у мужика не закрывался всю дорогу. Мозг он мне порвал как фашистский крест, на британские флаги, как Тузик – грелку, Шарик – будку.

***
Ночью снилась открытая дверь, за ней длинный коридор, в конце которого я видел свет. Не божественный, не свет в конце тоннеля, зловещий, адский. Стена коридора. Из-за двери я наблюдал только левую его часть, если смотреть по ходу движения в преисподнюю, стена напоминала кожу. Чтобы лучше разглядеть поверхность, я прищурил глаза. Да это и была кожа: огромные поры, волоски, больше похожие на провода.
Страх смешался с радостью. Возможно, что на адской сковородке ещё найдётся свободное местечко. Не спешил, бродя по комнате, от стены к стене. Я понимал, что выход из неё только один, рано или поздно, мне придётся проделать этот путь.

8.01.2013

Восьмого числа ко мне, на пуэр 159, чёрный прессованный чай из уезда Мэнхай, провинция Юньнань, зашёл знакомый фотограф Саша С***, или попросту Санич. Мысли этого человека были направлены в будущее, а ногами парень конкретно застрял в прошлом. Хотя на фотографиях, сделанных на Смену 8М, осколки совдепа, которые он нарывал в метро и на улицах, смотрелись довольно хорошо, актуально. Парень утверждал, возврат в прошлое ему необходим как аспект для построения альтернативного завтра. Так он попросил написать в маленькой публикации о нём, что я с радостью сделал. Глядя на Санича было многое не понятно, например, кто он? Коммунист или буддист? Может то и другое? Одно было ясно, что реальное «сегодня» парня в корне не устраивало. «Так быть не должно!» – как будто утверждал Санич своими фотографиями, но как должно быть он тоже не знал, наверное, поэтому искал ответ в творчестве.   
Покрутив в руках ещё не распечатанную упаковку, я прочёл на ней пару надписей на русском. Первая для пуэра звучала глуповато: «Китайский чай на русский вкус». Вторая фраза, располагавшаяся под логотипом, мне понравилась больше: «Чайный завод Цзинлун».
Пуэр отдаёт землёй. Это так. Он хранится в земле. Санич сказал, мол, раз в земле, значит далеко от солнца, следовательно, ничего хорошего. Не от Бога, другими словами. Мне ничего не оставалось, как только согласиться. Мы вскипятили воду в электрическом чайнике. После чего я отломил кусок пуэра размером с фалангу большого пальца. Пытаясь не повредить листья, расслаивал его на ещё более мелкие фрагменты. Окатил всё это дело кипятком, промыл. Потом заварил на две кружки…
– Чай, чай… – знакомые картинки из прошлого всплывали в мозгу. – Чаёчек, чаёчек…
Однажды с этого пуэра меня штормило, несло точнее, был эпизод. 
- Пуэр? Да он же не прёт. – говорил как-то чел с работы по имени Павлик.
- Да как? – искренне удивлялся мой бригадир Дэн. Вопрос второго был явно риторическим.
Не мог уснуть. В темноте, стараясь не шуметь, я добрался до кухни. Заварил, выпил пару кружек. Вернулся в комнату и, неожиданно даже для самого себя, начал молоть, мол, устал, заебался, жить не хочу, а умереть боюсь, не хочу жить в этом городе и, наверное, уеду. Довёл жену до слёз. Вроде, умом понимал, гоню, а остановиться не мог. Хотя Дэн мне как-то говорил: чай ни на что не влияет, настроение создаёшь сам, пуэр лишь усиливает всё.

9.01.2013

В этот первый рабочий день мы с напарником катали вату, т.е. страдали фигнёй до самого вечера.  Вася, так звали напарника, напросился ко мне в гости. Аргументом «За» было то, что он никогда у меня не был. Однако обстоятельства заставили парня сквизануть с работы раньше.
– Созвонимся вечером, – говорил, пожимая мне руку, Василий.
– В семь позвоню, – ответил я.
Добравшись до дома, лёг спать. В праздники как-то заебался очень. Проснулся, когда на часах было девять. Набрал номер Васи. Напарник прискакал через пятнадцать минут. С собой он принёс бутылку бальзама «Древний», который ему продали довольно неохотно. Вася относился к питерской интеллигенции, если это можно назвать таким словом. Волосы его торчали во все стороны, он носил длинный вязаный шарф,  в несколько раз обмотанный вокруг шеи, старую куртку, ботинки фирмы ECCO. За свою жизнь, а был он моложе меня, Вася многое успел. Поступил в Мухинское училище на отделение керамики, откуда его турнули то ли за неуспеваемость, то ли за какие-то другие косяки. После чего он женился, заделал ребёнка и отслужил в армии.
Пить я отказался, но от судьбы не уйдёшь. Сосед Саша заманил меня к себе на пять минут и накурил так, что я был наравне со всеми. Вася рассказывал о Микеланджело, сравнивал его с Леонардо да Винчи. Предпочтение он отдавал первому, обзывая второго педиком. Что я мог возразить? В общем, ничего. В тот вечер я мочил не по-детски, кое-что из сказанного мной даже казалось логичным. Утром, правда, я ни слова не помнил. Один знакомый ди-джей рассказывал, мол, по укурке придумал гениальную мелодию, даже не мелодию, а звучание, вот. Записать поленился. Проснувшись утром, с болью в сердце и горечью во рту, осознал, что находка утрачена, её поглотили зыбучие пески времени, и вытащить из них что-либо нельзя.

***
Ночью мне снилось дерево. Оно росло в середине комнаты, огромный ствол было не обхватить руками. Крона заменяла потолок, шелестела чёрными глянцевыми листьями. Прекрасная картина.
– Что же это? Ёб твою мать, да это же яблоня! – дошло вдруг. Несколько крупных яблок упало рядом. Перед глазами появился и мгновенно исчез новенький чёрный iPhone 4S.
– Apple, – понял я и проснулся.

10.01.2013

Душу бы продал за бутылку Mountain Dew.

20.01.2013

Наконец-то дошли до нас Кирилл и Лена. Причину, по которой они не брали трубки три месяца, ребята так и не раскрыли. Мне нравилась версия, что Лена решила под Новый год осуществить свою давнюю мечту – исчезнуть. Ну, она ещё год назад собиралась, даже пути к исчезновению нашла, но что-то пошло не так. То ли Вадим Зеланд облажался, что очень вероятно, то ли другие, более прозаические причины.  У Кирилла было много новостей, а ещё бутылка красного. С ними пришёл Дэн, чему я очень обрадовался. Он выглядел бодро, но одной детали до идеальной картины мира всё-таки не хватало: не было с Дэном подруги.
– А где Вика? – мой первый вопрос.
– Э… Не знаю, – улыбнулся чел.
Стало понятно, что лезть к парню в душу не надо, да и бесполезно. Захочет – сам всё расскажет. Так и получилось. Когда Лена с Дэном отправились в ближайший магаз за вермутом, мы с Кириллом врубили видос про Сэлинджера. Из него узнали, что слащавый парень, маячивший на экране, прочитал автора много раз, был в теме, в общем. Разгон этот умник устроил просто космический.
Пришли Дэн и Лена с двумя пакетами. Вермут, пиво. Потом все пили, и Дэн рассказал, что Вика его бросила. Я был в курсе. Об этом обмолвился Кирилл несколькими минутами ранее. «Ну, видимо, заебало», – без эмоций сказал Кирилл, и по его голосу я понял, что да, видимо, действительно заебало. С Викой, или без неё – Дэн ещё не почувствовал разницы. Парень, как кролик по имени Гашек, оставленный ему подругой. Выпусти его, кролика, на свободу в лес: что делать с этой свободой, он не поймет. Не понял еще этого и Дэн. Сразу после нового года мы сидели у них в гостях, всё было норм: курили гашиш, слушали музыку – а теперь они по отдельности. Се ля ви. Странная штука – жизнь.
Перед выходом на финишную прямую трезвее всех казался Кирилл. Лена плакала и сильно извинялась за что-то передо мной. Дэн завалился на диван и протяжно храпел. Временами, когда подступала рвота, парень начинал хрюкать. Из колонок звучала музыка – Клоунеско. За полчаса до того как отрубиться, Дэн втюхивал мне, мол, Клоунеско недавно выступали на одной сцене с Гуфом в Москве.
– Вот как так? – удивлялся чел. – Всю жизнь в андеграунде и так. Круто! Думаю, они работают где-нибудь на заводе. Точат детали, курят, читают рэп. Читают так, как оно есть, поэтому веришь, поэтому true.
– Вот как, – Дэн помолчал пару секунд, отпил из стакана, – в этом суть: ебашить не за бабки, а просто ебашить, потому что в кайф, делать то, что нравится.
Будили Дэна долго. Предлагали выбор: остаться или выдвигаться вместе с Кириллом и Леной.
– Куда ты пьяный? – говорил я. – Замёрзнешь нахуй.
– Очень позитивно… – булькал Дэн. – Не-не… Я домой.
Ушёл в ночь с остальными, в общем, сетуя на проёбанную где-то коричневую шапку. Потом он сел не на тот трамвай, звонил мне ещё раз пять по поводу шапки, после чего стал недоступен. Телефон сообщал, что абонент – не абонент.
Прошедшее – плохое ли, хорошее – то, что никогда больше не повторится. Всё это не отпускало парня, занимало его мысли. Нельзя разорвать отношения на мелкие куски, как черновики, как заебавший самопальный сборник стихов, а раз нельзя, значит, это было серьёзно, это было нечто настоящее.
Что до меня, этот молескин я могу разорвать, сжечь, уничтожить… Для меня он ничего не стоит.