гл.1: http://udaff.com/read/creo/121483/
http://udaff.com/read/creo/121484/

- Смертин, ты сволочь! Я у тебя как раба!
- Рабыня.
- Что?
- Правильно говорить – «рабыня». «Раба» - винительный падеж существительного «раб», мужского рода, единственного числа. Я тебя ни в чём не виню, и ты у меня женщина. Единственного числа, к сожалению.
- Умный, да? – Полина подошла к телевизору, закрывая обзор, - мы тут недавно с твоей матерью по телефону общались, и сошлись во мнении, что ты – мудак.
Я потянулся в кресле.
- Это хорошо, что в семье такое согласье между свекровью и невесткой. Да я и сам за собой это заметил – сколько лет живём с тобой, а яйца на месте. Ты бы их оторвала, что ли? А то спим отчётными периодами – раз в квартал, мука одна. Отойди, пожалуйста, от телевизора.
- Мы уже говорили на эту тему, - жена отошла от телевизора и присела на подлокотник моего кресла, - найди себе любовницу.
- Не могу, - вздохнул я, обнимая её за талию, - я застенчивый. А женщины думают, что я идиот.
- Ну, я как-то замуж за тебя вышла?
- У тебя не было выбора: ты – редкая сука, и ужиться с тобой может только психический больной.
Отвесив мне подзатыльник, Полинка вышла из комнаты.

До футбола было ещё полчаса. Завтракать не хотелось, и я стал листать каналы телевизора. Кот Лоханкин запрыгнул ко мне на колени и устроился, мурча. Я не успел его тормознуть на взлёте. «Ну вот, сейчас опять весь в шерсти буду, - расстроился я, - вот же гад меховой». Наткнулся на рекламу: навстречу телезрителям по дорожке шла улыбающаяся печень. Это была реклама каких-то очень полезных пилюль. Но мне показалось, что весёлая расчленёнка больше подходит для рекламы клиники трансплантологии. Иначе не понятно, что должно счастливо шагать по дороге в рекламе ректальных свечей?

Согнав кота, пересел за компьютер. Залез в электронный дневник сына. За пятницу по математике красовалась двойка. Тема – деление и умножение дробей.
- Пашка! – заорал я.
- Чего? – закричал в ответ сын.
- Не ори, а иди сюда, когда зовут!
Подошёл минуты через две. Видимо, в игре сохранялся.
- Ну?
- Нукнешь козе в трещину, юннат, - обозлился я, - ты – дурак?
- Почему? – сын почуял неладное и напрягся.
- Или у тебя проблемы с делением и умножением дробей?
-А, ты про это, - Пашке заметно полегчало, - я маме уже рассказывал.
- Что рассказывал?
-Ну, мама знает. Спроси у неё.
- Я у тебя спрашиваю.
- Короче, там Федька Егоркин Циркуля доставал, а мы с Вовкой Лугиным засмеялись. Циркуль и влепил всем троим по паре. А дроби – ерунда, я знаю.
Я вспомнил Циркуля. Всеволод Семёнович был обречён на издевательства. Был он каким-то нескладным и понурым, как пожухлая трава на весенних проталинах. Двухметрового роста, он старался казаться меньше и всё время сутулился. Мне на родительском собрании даже показалось, что он подгибает колени. Сам он был кандидатом в доктора биологических наук, но в школе была молоденькая биологичка – Елена Сергеевна. Поэтому он вёл то, что давали – математику, физику, химию. Оставалось скатиться в трудовики. Леночка Серёжевна же была любимицей всей школы – директора, учеников, коллег. Огромные глаза на детском лице, не причёска а эльфийский пух какой-то. Спала, по уверению Пашки, с физруком. Я даже не мог их рядом представить – одуванчик рядом с чертополохом. А вот рядом с собой я её прекрасно представлял. Как и вся школа, как я понимал.
- В следующий раз не смейся, либо трави Циркуля сам. Впрочем, разговор в пользу бедных. Неделя на исправление, далее – штрафные санкции. Понял?
- Одна неделя.
- Свободен.
Сын унёся в свою комнату.

Я пошёл на кухню. Полинка что-то варганила.
- Ты мне посудомоечную машину когда купишь? – не отрываясь от шинковки капусты спросила она.
- Здрасти, приехали! Сколько раз говорил: посудомойку надо куда-то ставить и воду к ней подводить.
- Ага. А тебе в лом?
-Но куда её ставить?
- Найди, - спокойно посоветовала Поля.
Ну что ты с ней поделаешь! Я действительно не понимал, как и куда вписать посудомойку на кухне.
- Ты за собой чашки не вымоешь, - бурчала жена, - я у тебя как ра…рабыня. Один футбол да пиво на уме.
Пиво! Я вспомнил, зачем пришёл на кухню, и открыл холодильник.
- Спасибо, что напомнила! «Неутолённый жар любви я утопил в пивном бокале» - продекламировал я, - кто написал?
- Ты!
- Правильно. А дальше знаешь? «И лучше, чем ебать мозги, вы просто бы мужьям давали!»
- Хам и шут гороховый, - спокойно прокомментировала Полина, - ничего тебе в жизни не надо.
- Ну почему «ничего не надо»? Если бы ты мне отварила креветок, полила бы лимонным соком, то я бы тебе отдался. Представляешь? За порцию креветок! Не упусти свой шанс!
- Балабол. У тебя одно на уме.
- Не одно, а одна. И это – ты! – я поставил пиво на стол и обнял жену сзади, - ты – самое дорогое что есть в моей жизни, ты для меня как…как Святая троица!
- Про задницу забудь, - устало вздохнула Поля.
- А разве существует Святая двоица?- огорчился я, - Бивис и Бадхед что ли? Те тоже на диете сидели.
-Уйди, порежусь! У тебя там футбол не начинается? Иди, смотри, как другие бегают.
Я отстранился.
- Я бы с ними тоже побегал. Но меня не берут, справку какую-то требуют.
- Штаны отряхни, ты весь в шерсти. Только в ванной, нечего мне тут грязь разводить, только пропылесосила.
- А ты и задницей видишь? Третий глаз открылся? – удивился я и пошёл в комнату.

Полюшка-Полина, что же с нами произошло, девочка моя?
Я помню, как мы познакомились – ты была свежа и тиха, как подснежник. Я пришёл на праздник к твоей подруге, но ушёл с тобой… Просто проводил до дома. Потом мы некоторое время неплодотворно встречались, бродили по тихим улочкам центра Москвы. Я рассказывал тебе анекдоты, угощал пивом – один раз даже облил твою новую блузку – и креветками. И однажды мы переспали. Буднично и спокойно, наши прогулки и то были волнительнее. Меня удивило, что ты девственница, но удивляться было рано: потом ты распробовала секс и начала устраивать мне такие марафоны, что я был одновременно счастлив и напуган. Ты называла себя «похотливой сучкой» и придумывала новые аттракционы – я даже не знал, что такое возможно.
А потом появился Павел Алексеевич. Знала бы ты, сколько я выпил со страху за два дня перед его появлением! Шла уже лишняя неделя беременности.
Я тебя, конечно, жалел. И не трогал – видел, как ты уставала. И, как-то само собой, вся твоя энергия переключилась на сына. Я знал, так бывает, это нормально. Но что мне было делать? И начались мои загулы. Разумеется, спьяну.

Первой попалась Женечка. Мы просто сидели с другом в парке и пили пиво, когда появилась Женя с очень красивой подругой. Макс сделал стойку на подругу, а я посмотрел Женечке в глаза и понял, что она для меня. Было ей семнадцать, внимание взрослого мужчины ей льстило. А мне понравилось, что она от меня ничего не требует, а просто спит со мной. Её даже учить ничему не надо было – она не была девственницей. Двухлетнею идиллию пресекла мать Евгении, узнав, что та встречается с женатым мужчиной. Видимо, сказалось то, что она растила дочь одна. Я тоже рос без отца, но моя мать справедливо считала, что «наше дело не рожать, сунул-вынул и бежать» , так что по морально-этическим вопросам не заморачивалась.

Второй мой роман был служебным. Первый же мой рабочий день на новом месте и нате вам! Опять взгляд в глаза и опять два года. Два года Катя не верила мне, когда я говорил, что не собираюсь разводиться. Была она гораздо требовательнее маленькой глупышки Женечки, но обладала такой…э-э-э…энергетикой что ли, что к ней постоянно тянуло.
Если есть романтические свидания, то у нас с ней было романтическое расставание: на скамеечке в парке, под кустом сирени с трелями соловьёв. Впечатлённый, я решил, что постоянной связи на стороне мне не нужно.
И, тем не менее, я помню их. Эти девки для меня – родные люди. Да и две любовницы за десять лет – можно сказать, аскетизм.

Сын подрос, пошёл в школу. Но что-то поломалось у нас с тобой, Поленька. Мы стали старше? Несомненно, но разве другие не живут? Мы надоели друг другу? Ты мне – нет. Я тебе, возможно – да.
Когда ты произносишь клише «ты мне всю жизнь испортил», я отшучиваюсь – жизнь сама портится со временем, я мог бы и не участвовать, но тогда было бы скучно. Но иногда мне кажется, что я испортил не жизнь тебе, а саму тебя. Получив подснежник, я хотел апгрейдить его до прекрасной розы, а получилось неизвестно что. Я лишил тебя девственности (хотя ты даже благодарила меня за это, мне всё равно как-то не по себе), я научил тебя выпивать и в пьяном угаре устраивать безлимитный перепихон. Я даже предлагал завести общую семейную любовницу, и хорошо, что ты не согласилась. И я даже, - о, позор!- наградил тебя трихомонозом, хотя так и не понял, откуда он у меня взялся. Я тогда был настолько ленив, что мне тебя было вполне достаточно. Врачи говорят, большой инкубационный период.

Зато ты меня наоборот, улучшала. Первую машину я купил благодаря тебе, хотя у меня не было ни прав, ни денег на автомобиль. Но ты была так настойчива, что через два месяца у меня было и то, и другое. Когда я приходил домой укуренный, как окунь, ты мне ничего не говорила. Просто уходила на кухню и тихонько там плакала. Ты разобралась во мне – поняла, что крик дурака только веселит. С травой я подвязал.
Думаю, скоро я найду место для этой грёбаной посудомойки. Найду и удивлюсь, как мне это раньше в голову не пришло?
Вот только как ты это сделаешь? Я надеюсь на конструктивный подход. А то «найди любовницу»! Посудомоечные машины одним, а спать со мной другим? Не пойдёт…

***
- Ребёнок хочет хомяка! – отчаянно сказала Полина, заходя в комнату.
- Один уже был, подох. Повторим эксперимент, м?
- Его Васисуалий напугал…
- Ух ты! Хомяки какие пошли, с тонкой душевной организацией. Валятся от сердечного приступа при виде кота.
В комнату зашёл Павел.
- Ну па-а-а-п…
Знает голодранец, что ЦСКА выиграл и у меня хорошее настроение.
- Чего «пап»? А с двойкой чего делать?
- Ты ведь мне неделю дал…
- А если не исправишь?
- Исправлю!
Я подумал: всё равно хомячье жилище пустует.
- Хорошо. Хомяк, так хомяк. Но если не исправишь, натравлю на него Лоханкина, и будет у тебя тут реалити-шоу по мотивам «Том и Джерри». Даже название придумывать не надо – «Васисуалий и как-тебя-там-мышь-волосатая»
- Тогда я одеваюсь? – спросила Полина.
Я подумал. После того, как Птичий рынок снесли из Калитников на отшиб города, прорываться к нему стало лучше на машине. Вроде бы и ходил туда общественный транспорт, но я сомневался ехать туда на перекладных. Долго, муторно и хомяк до дома не доберётся.
- Куда торопишься? Я пива выпил, за руль не сяду. Завтра поедем.
- Нас Настя отвезёт, мы уже договорились.
-Ну, одевайтесь, - ухмыльнулся я. Уже договорились. Моё разрешение – формальность, которую можно оформить задним числом.

Подруга Полинки, с фанерным именем «Настя» (происходившего, по-моему, от слова «настил»), тоже была как из фанеры – с застывшей мимикой и скупыми движениями. Если бы не одеревенелость, её можно было бы назвать привлекательной. Имела ребёнка, который учился в параллельном класса с Пашкой. Но не имела мужа. Мы с ней довольно мало общались, несмотря на то, что женщины часто проводил время вместе. То с детьми, то без. На самом деле, она меня сильно выручала: я, к примеру, не любил то кино, что нравится женщинам и кинотеатры в целом. Жена туда брала подругу. Пройтись с Полиной по магазинам для меня было жутким стрессом: я не могу понять людей, которые приходят в магазин, ещё не зная, что покупать. Мне хватало часа, чтобы у меня начал дёргаться глаз. Настя была под рукой и закрывала мою позицию опорного полузащитника. Я не понимал музеи: мёртвые изображения мёртвых людей напоминали мне городской колумбарий. Настя. Я ненавидел атмосферу поликлиник. Настя. Зачем провожать жену в парикмахерскую, я не понимал. Настя. Лучшая подруга.