- Сука ты, проститутка!
За забором, у себя во дворе, снова ссорились наши соседи. Она была агрономшей, он счетоводом. Он пил, она погуливала, когда он пил – вроде как с холостым физруком нашей школы.  И когда до счетовода доходили слухи об этом (в деревне разве скроешь?), он с похмелья начинал устраивать разборки. Как и в тот раз, когда я по заданию отца перекладывал под забором доски – нижние менял местами с верхними, чтобы не сгнили.
Агрономша сдержанно отвечала  счетоводу негромким, но хорошо поставленным голосом:
- Запомни, алкоголик несчастный: проститутки – это такие женщины, которые продают свою любовь за деньги. А кто это делает бескорыстно, тех называют, извини меня, блядями.
- Так ты у меня еще и блядь?! – заорал счетовод за забором. И тут же послышался звук очень крепкой затрещины. Я думал, это счетовод приложился к своей этой самой… ну, как он ее назвал.  Заглянул через дырку от сучка во двор к соседям – а это он сам с изумленным видом сидел на земле и держался за щеку, а агрономша, сердито гремя ведром, ушла доить корову.
Так что, благодаря своей соседке-агрономше  я еще с детства  знал, чем отличаются бляди от проституток. Блядей к своим неполным восемнадцати я уже встречал. А проституток еще нет. И почему-то в моем представлении проститутки должны были быть очень красивыми, раз их любовь можно было только купить. Но однажды это наивное  мальчишеское  представление  было опрокинуто самым неожиданным образом.
Осенью 1969 года я был командирован в составе сборной бригады Краснотурьинского ЖБИ, где я работал перед самой армией бетонщиком,  на строительство шестой домны Нижнетагильского металлургического комбината.  Нас было человек пять-шесть, и проторчали мы на этом шумном, дымном комбинате, до которого каждый день добирались из своей общаги  на трамвае, почти месяц.
Ну, чем мы там занимались, думаю, вам будет неинтересно. Отбарабанив смену, мы так же на трамвае возвращались домой, в  обычную панельную пятиэтажку, временно приспособленную под общежитие для строителей домны, в Газетном переулке. Там варили картошку, смешивали ее с тушенкой – это и был наш ужин (утром перекусывали салом и или какими-нибудь консервами, а обедали на комбинате, в огромной, гудящей десятками голосов, столовой). Ну и нередко, да практически  каждый день, дудонили водку и до одури играли в карты, травили анекдоты и всякие истории.
Самые заковыристые истории, и все о том, как он где-то кого-то трахнул, рассказывал некто… ну, назовем его Витя Суконкин (не хочу его дезавуировать, поскольку он еще вполне может быть жив сегодня и так же, как и я, сидеть в интернете), женатый парень лет тридцати. По его рассказам получалось, что на какую бы он бабу не глянул, она практически тут же становилась его, Счет своим сексуальным победам Витя Суконкин вел не на десятки – на сотни!
Первые два дня  его слушали, раскрыв рты, особенно самые молодые в бригаде, я да Коля Овсянников.  Ну, а когда стало понятно, что все истории  Вити большим разнообразием не отличаются, и на пяток его половых викторий приходится минимум как четыре надуманных, мы к нему потеряли всякий интерес, и это очень беспокоило Витю – уж очень ему понравилось быть в центре внимания.
Но вскоре он снова туда попал. Командировка наша закончилась, и в один из дождливых и холодных октябрьских вечером  мы всей бригадой стояли на перроне первого пути Нижнетагильского вокзала, ожидая своего поезда.  Вдыхали вездесущий «аромат» круглые сутки свирепо дымящего комбината,  курили и сами,  поплевывая и лениво перекидываясь малозначащими фразами.     
И тут в достаточно  ярком свете перронных фонарей мимо нашей группки продефилировало Нечто. Стараясь прямо держать спину, но все равно шаркая при этом подошвами по асфальту, по перрону, пошатываясь,  прошла лохматая пожилая женщина с чудовищно раскрашенным лицом, с накинутой на плечи ярко-красной коротенькой курткой и юбкой выше колен. Коленки эти были худые и острые, на них пузырились и сползали вниз не то гамаши, не то чулки такие темные. 
Нечто замедлило шаг возле нашей примолкшей группы, осмотрело каждого из нас маленькими глазками с потекшей тушью (на улице, напомню, моросил мелкий нудный дождь), причем один из них был явно подбит и отсвечивал лиловым фингалом.
Пройдя мимо нас,  лохматая женщина тут же развернулась и двинулась обратно.  Поровнявшись с нашим неровным и все еще  молчащим строем, она неожиданно сказала негромким и пьяненьким гнусавым голосом:
- Молодые люди, не хотите ли получить у…удовольствие? 
«Молодые люди» оторопело переглянулись.
- Чиивоо-о-о? – переспросил наш бугор Иваныч.
- Удовольствие, - повторило Нечто и, высунув из накрашенного рта кончик лилового языка, быстро-быстро завибрировало им.
-Кто это вообще? – толкнул я в бок Колю Овсянникова. Он хоть и был всего на год меня старше, но был горожанином и знал и видал поболе  моего – это я окончательно и бесповоротно признал за ним с первых же дней нашего знакомства, когда я только приехал из деревни и дядя устроил меня на ЖБИ в свою  смену.   
-Кто-кто… Проститутка, вот кто, - сплюнул презрительно себе под ноги Колян. «Это вот такая страшная проститутка? – поразился я. – Это же она, выходит, сейчас хочет продать кому-то из нас свою… это, как ее… любовь! Но кто же купит это убожище? Кто с ней пойдет? И куда?»
- Да я бы с этим уебищем не пошел, даже если бы она сама мне заплатила! – как бы в подтверждение моих мыслей, снова фыркнул  Коля Овсянников. – Это ж надо, какая страшная!
-Вали, вали отсюдова,  – прикрикнул на жрицу любви Иваныч. – На пенсию уже пора, а все туда же…
- Сам вали, понял! – оскорбилась проститутка, и сгорбившись, пошаркала своими туфлями на невысоких стоптанных каблуках дальше. Ее худые ноги «восьмеркой» со спадающими гамашами, которыми она еле передвигала,  представляли собой жалкое зрелище. И мы тут же забыли о ней и скучковались около Иваныча, который вытащил из сумки бутылку водки и стал разливать всем по граммульке для сугрева. 
Все, да не все.  Вдруг, ни слова не говоря, с места сорвался тот самый Витя  Суконкин. Он догнал отвергнутую нами продажную бабу, тронул ее за плечо, та остановилась. Они о чем-то коротко переговорили, потом Витя воровато осмотрелся по сторонам (при этом стараясь не смотреть в нашу сторону), и подтолкнул проститутку к невысокой изгороди, за которой теснились какие-то еще не до конца опавшие кусты и деревья. Свет фонарей до них уже едва дотягивался, но было видно, как  эта парочка перелезла через изгородь и исчезла в кустах.
- Во, как Витюха по бабе изголодал, - с пренебрежением сказал Иваныч. – Даже на такую швабру позарился. Ну и хрен с ним, лишь бы заразу какую не подцепил, домой же, к жене едет. Так, кто еще у меня не выпил?
По бабам оголодали все мужики, особенно женатые, да и  мы с Коляном, в силу своей юношеской гиперсексуальности,  постоянно пребывали в состоянии сексуальной озабоченности, но какой-то такой… не фанатичной, что ли. Но ни у одного из нас даже в мыслях не мелькнуло клюнуть на это, как сказал Колян, «уебище». А вот Витя Суконкин пошел с ней, и это перед тем, как  максимум  завтра он окажется в своей супружеской постели. А ну как действительно какую заразу притащит в дом? В общем,  я никак не мог понять логики поступка Вити Суконкина.
Вот уже и наш поезд подошел, началась посадка, А Вити все нет и нет. Бугор Иваныч уже хотел было послать меня и Коляна  за ним, как Витя появился сам.  Он шел, почти бежал к нашей группе, столпившейся у своего вагона, а за ним гналась та самая продажная баба. Чулки ее вообще сползли по самые  щиколотки. Она размахивала руками и вопила:
- Заплати, козел! Отдай мне мои деньги!
Витя, отдуваясь,  остановился около нас. Через несколько секунд и  проститутка была уже тут. 
- Пошла, сука, отсюда! – вне себя заорал Витя.
- Нет, ты сначала отдай мне мои деньги! – плаксиво проныла проститутка. – Удовольствие получил? Получил! Плати давай!
На нас уже стали обращать внимание другие пассажиры, стоящая у вагона проводница едва сдерживала смех.
- Ничего я тебе не должен! – упорствовал Витя, хотя по его довольной роже можно было понять: еще как должен!
- Отдай трояк, сволочь! – завизжала, брызжа слюной, жрица любви. – Никуда не уйду, пока не заплатишь за вафлю! 
И она громко икнула и села на мокрый асфальт у наших ног.
-Коль, что это еще за вафля? – шепотом спросил у всезнающего Овсянникова.
- А ты че, не знаешь, что ли? – удивился Коля. – Деревня! Отсосала она у него…
Иваныч схватился за голову.
- А ну, заплати ей! – прошипел он Вите. – Сейчас милиция на шум придет, позора не оберешься.
- Да нет у меня уже денег, Иваныч. – признался Витя.
- Так какого ж ты!..  На! – Иваныч выхватил из кармана трешку, смял ее и бросил на асфальт рядом с проституткой. Та проворно сгребла ее крючковатыми грязными пальцами и отползла в сторону.
Мы, пригнув  головы, молча пошли на посадку. И старались при этом  держаться  подальше от Вити…