С перона доносится перекличка местных торгашей. В тамбуре скрежещет подножка, и коридор вагона наполняется людьми. Второй отсек плацкарта занимает невероятного размера человек. Жирный, мокрый от пота, он источает такую вонь, что оттесненные по углам соседи - мужчина со множеством мелких шрамов на лице и девушка в красной бандане  – переглядываются и зажимают носы. Здоровяк шумно дышит и создает треск перегородок, полок,  всего к чему не прикасается. – Не знаю, чье это, – раздраженно бурчит он и небрежно выталкивает на проход вещмешок.
– Э!  – раздается голос с бокового места. Здоровяк оборачивается, и взгляд его встречают веселые глаза щуплого мужичка в тельняшке. – Табань, говорю, взад, вонючка!
Ни слова не говоря, здоровяк выпрямляется и легко, словно матрас сбрасывает весельчака на пол. Мужичек падает с пугающим грохотом, но довольно резво встает. Бьет гиганта ногой в пах, кулаком в лицо и отпрыгивает, натыкаясь спиной на входящих. Удары звучат эффектным дублем – глухой с кряканьем и звонкий – шлепком. Здоровяк сжимает колени, на мгновение становясь похожим на растерянную толстую бабу. Лицо его багровеет. С диким ревом он подается вперед. Мужичек азартно пятится, и вошедшие вынуждено семенят задним ходом. Судорожно они выдергивают из-под ног тележки и сумки, но мужичек все равно спотыкается. Здоровяк валится на него плашмя. Рычит, извивается, шарит под собой лапами.  Грязно-синяя майка задирается и обнажает огромную прыщавую спину.
В проходе свалка. Женские визги. Галдит народ, сгрудившийся в тамбуре. По другую сторону схватки -  столбиками пассажиры, собравшиеся погулять на станции. Из общего гама выделяется хриплый крик старухи. У старухи черная повязка на один глаз и седые усики на провалившейся губе. Старуха завалена собственной тележкой и отчасти здоровяком. Колотится, вопит, косится одним глазом, как ворона, попавшая в силок. Позади парень в брезентовой куртке и с торчащими из-за спины длинными древками, пытается ей помочь. Он следом за старухой, в проходе. Хватает её под мышки и тянет. Старуха запрокидывает к парню свою морщинистую мордочку и неожиданно спокойно для своего положения, хрипит:
– Фарт, паря! Блювал на пару центнеров.
Старуха зловеще крякает беззубым ртом и хвастливо кивает в сторону потасовки. Из-под громилы появляется рука. Женщина в пижаме, все это время наблюдающей драку из угла верхней полки, истерическим воплем перекрывает общий шум. В руке блестит граненое жало кортика. Оно начинает методично нырять в жирную мякоть и разбрасывать кровавые ошметки. Рев здоровяка усиливается. Тут же с противоположного конца коридора, где, как пингвины, застыли любопытствующие, раздается яростный крик:
–  Полундра! 
Люди прячутся по отсекам, уважительно оглядываясь на обнаженного по пояс человека. На всю его грудь бледной татуировкой трехмачтовый фрегат в обручах кракена. На плече человек держит гарпун с рогатым острием и петлями троса. С длинного тягучего размаха он бросает гарпун, и люди  быстрым поворотом головы провожают его к цели. Глухой удар и жалобный вопль извивающейся жертвы.
-  Йо-хо-хо! – победно кричит человек с кракеном на груди, и натягивает трос. Это служит сигналом для бойни. Ещё один гарпун, и ещё, втыкаются в гиганта с верхних полок. Это мужчина со шрамами и девушка в бандане. Одноглазая старуха, так и не выбравшаяся из-под завала, с припадочным хохотом начинает окучивать здоровяка, откуда-то взявшимся у неё, коротким кривым клинком. Парень в брезентовой крутке расчехляет целую связку гарпунов и в упор, повисая на рукояти, вонзает в тело один из них. Он медленно его прокручивает – туда-сюда, постепенно замедляясь и оглядываясь по сторонам. С десяток глаз испуганно смотрят из тамбура. Окровавленное тело ещё издает хрипы, покачивает торчащими из него древками. Возле него мужичек в тельняшке. С перепачканным кровью лицом он восхищенно смотрит на тушу и приговаривает: – «Какой красавец! Ах жеж какой красавец!»  Его обрывает человек с кракеном на груди. Он выливает ведро воды на затихающего здоровяка: – «Блювал статный! Это его Роза… Визгом.» Все смотрят на женщину в пижаме. Ярко накрашенная, щекастая, она сидит комочком на верхней полке и виновато поджимает губы. Мужчины взрываются  хохотом, теряя равновесие под лязг тронувшегося поезда.

***
Солнечный перон. На подвязках пласты палтуса, в поддонах - скумбрии, окуни, бычки… Рыбаки нахохлились, молчат. Смотрят, раскрыв рот на уходящий вагон. Многие убежали, а эти стоят со своим уловом, таращатся осовело на зеленый борт. Низ его в ракушках сплошной темно-зеленной теркой.  Ржавые пружины и черные баки - в тине. Бабушка с лотком рыбешки втискивается в ряды, пыхтит и причитает: – Ах ты, батюшка, опоздала. Килька-то моя! Кому килечку соленую, килечку!
– Эх! Нужна им твоя килька, мать!
Пьяненький рыбак восторженно кивает на вагон.
– Китобой пошел!