- Ну, ладно, мужики, я пошел, а то жена уже, наверное, по…потеряла, меня, на хрен!
Андрей Потапов с трудом встал с продавленного кресла. Кресло это, а также еще старый диван , притулившийся к плохо оштукатуренной стенке с рядами самодельных полок, заваленных всяческими запчастями, инструментами  и еще каким-то железным хламом, находились в просторном теплом гараже соседа и приятеля  Андрея, Сереги Шелудько. 
- Да ну, ты че, Андрюха! Посиди еще, вон водки у нас сколько! Ты че?
Серега приподнял со стола семисотграммовую бутылку водки, не опорожненную еще и наполовину, поболтал ею в воздухе. Водка ласково булькнула за  толстым прозрачным стеклом. Еще одна такая,  только пустая, бутылка  валялась под низеньким колченогим столом, больше похожим на лавку, и время от времени с тихим звоном перекатывалась по деревянному полу, когда ее задевали ногами.
Сам Сергей сидел на диване, радом примостился еще один мужик – коллега Сереги по работе в автомастерской с редким ныне именем Никодим. Мужики  были уже крепко пьяны, но, похоже, расходиться по домам не собирались, так как  праздновали получение зарплаты.
Андрей Потапов свою получку, вернее, остатки ее,  отдал своей жене еще несколько дней назад. Сам он работал совсем в другом месте -  был охранником в продуктовом магазине. 
В гараж этот  Андрей попал не за тем, чтобы напиться – Шелудько уже давно обещал ему притаранить с работы пару флаконов уайт-спирта (вернее - спирита, но все мужики произносят название этого химиката именно как спирт, как им привычнее),  которого в их мастерской было, по словам Сереги, «хоть жопой ешь!».
А этот уайт-спирт, в свою очередь, Андрей обещал тестю, жившему в деревне  Опухлинка,  за тридцать километров от областного центра. Тестю же эта фигня нужна была как растворитель – он собирался не то что-то красить, не то, наоборот, смывать краску.
По словам тестя, в их единственном опухлинском магазине этого уайт-спирта отродясь не было,  вот он и попросил зятя в  недавнем телефонном разговоре достать его в городе. А когда Андрей, в свою очередь, обмолвился  Сереге о просьбе тестя и пожаловался, что никак не может выбрать времени, чтобы сходить в какой-нибудь хозяйственный магазин  и купить, наконец,  этот вонючий уайт- спирт и отвезти при случае  в  Опухлинку, Серега и сказал, что не надо никуда ходить и тратиться: он притащит пару флаконов с работы.
И вот сегодня вечером он  позвонил Андрею из своего гаража и попросил его прийти и забрать уайт-спирт (мы не случайно столько внимания уделяем этому растворителю, так как ему предстоит сыграть в нашем рассказе немаловажную роль). 
Андрей заикнулся было, чтобы сосед приволок флаконы к себе домой, а он потом зайдет и заберет. Но Серега и слышать не хотел.
- Приходи в гараж, и все тут! – орал он в трубку (и менее громко – на тот случай, если жена Андрея рядом: «У нас тут есть!»).
Гаражный массив был всего в паре сотен метров от хрущевки, в которой  проживали друзья, и Андрей, несмотря на недовольство жены, решил таки сам сходить и забрать у Сереги уайт-спирт. Ну и заодно составить ненадолго  компанию Сереге.
Хотел посидеть с часок, а вышло – четыре часа  проторчал с мужиками в этом прокуренном насквозь гараже! И когда собрался, наконец, уйти домой  и включил отрубленный -  чтобы жена не доставала, -  мобильник, увидел с десяток пропущенных от нее звонков. Ага, Верка таки потеряла его злится! И как бы в подтверждение этой глубокой мысли,  телефон тут же задилинькал.
- Ну? – буркнул в трубку Андрей.
- Ты где шляешься? – закричала жена. – Звоню тебе, звоню… Зачем телефон отключил?
- Затем, - неопределенно сказал Андрей. – И…иду уже, иду, не ори только!
С женой у него обычно разговор был короткий: чуть что – посылал ее куда подальше. И шла обиженно, и возвращалась снова. Любила она его, что ли? А вот Андрей не мог сказать, любил ли он свою жену, с которой  прожил вот уже… вот уже тринадцать лет, и которая родила ему дочь Тайку. Он и женился-то «по залету» Веры, и долго считал себя обманутым, «подловленным», что и накладывало печать неприязни на отношения с женой.
А вот дочку свою,  Тайку, тютелька в тютельку «срисованную» с него, он  точно любил, хотя так завуалированно, что Тайка порой не могла понять, есть ли у нее отец, или это какой-то грубый чужой мужик живет с ними совершенно по непонятной причине.
-Ну , так иди давай, - раздраженно сказала уже потише Вера. – Тут с дочкой такое случилось, а он шляется непонятно где…
-Да че там с ней могло случиться?
Андрей, хоть и был пьян, но насторожился: дочь свою он по-своему любил, и мог за нее кому угодно отвернуть голову.
- Придешь, расскажу, - все еще сердито пробурчала жена. – Так ты идешь?
- Иду уж, иду, - отмахнулся Андрей и захлопнул трубку. Главное, что он уяснил для себя – ничего особенного с Тайкой не произошло, какие-нибудь школьные неприятности, не более того, иначе бы Верка тут же сообщила ему. Но идти все равно пора, хватит уже трескать водку.  Завтра же заступать на сутки.
- Ну, тогда на посошок, - согласился с его уходом Серега, разливая водку. – А мы с Никодимом посидим, у нас тут еще есть.  Да, Никодим?
Сосед его уже клевал носом, но при последних словах Сергея проснулся и потянулся за своей стопкой. Андрей проглотил водку, зажевал куском колбасы и, пожав руки остающимся мужикам, стал боком протискиваться мимо Серегиной «тойоты».
- Андрюха, а че, уайт-спирт не заберешь?
Надо же, забыл! Андрей чертыхнулся и вернулся обратно к столу. Сергей уже выставил на него  две светлых пластиковых  бутылки с веселенькими наклейками и темными колпачками крышек.  Андрей поочередно затолкал их в карманы куртки.
- Может, еще по стопочке, а? – предложил Серега.
- Не, не, братуха, мне х-хватит! – энергично затряс головой в вязаной шапочке Андрей. – Завтра ж н-на работу. Ну, спасибо тебе! Если че, тоже об… обращайся!
Он еще раз пожал руку Сергею и пошел к выходу. На улице уже  стояла морозная туманная ночь,  сквозь которую с трудом пробивался желтый свет уличных фонарей. Снег бодро поскрипывал под сапогами, редкие прохожие прятали носы в шарфы или прикрывали их перчатками. 
Местные синоптики не обманули – еще утром по телевизору они обещали резкое похолодание, хотя и без того было под тридцать. А сейчас, похоже, ломануло все сорок.
Андрей быстро дошел до своей панельной пятиэтажки. Взвизгнула открываемая им  подъездная дверь без домофона – жильцам подъезда все еще никак не удалось прийти к единому мнению, надо ли скинуться на это современное средство защиты от несанкционированного враждебного проникновения.
Одни считали, что надо, другие – что пусть платят те, кто боится грабителей, а этим, другим, бояться нечего, у них все равно грабить нечего. Эти «другие», в основном, пенсионеры, составляли чуть ли не  большинство, и потому подъезд их до сих пор оставался доступным для всех. Что интересно, такая же ситуация была и в трех других подъездах этой разваливающейся панельки шестидесятых годов постройки по улице Энтузиастов.
И ведь правда – не было еще случаев ограбления ни  одной из квартир их дома. Во всяком случае, последние лет десять. Произойди обратное, может, тогда дело и сдвинулось бы с мертвой точки. Грабить-то их дом не грабили, но подъезды со свободным доступом облюбовали алкаши и наркоманы, а в последние несколько лет зимой в них гостевали бомжи.
Опять же,  большинство жильцов терпимо и философски относились к их присутствию – дескать, от тюрьмы да от  сумы не зарекайся, что надо было понимать так: сегодня ты благополучен, но кто знает, что завтра с тобой может произойти, поскольку в нашей стране, где люди – пыль,  всякое может случиться, поэтому и надо быть терпимыми к терпящим бедствие.
Но Серега себя к этому большинству не относил, бомжов ненавидел и нещадно гонял их из своего подъезда. Позавчера он  буквально на пинках вынес не старого еще  бомжа по кличке Борода. Про него было известно, что  не так  недавно  был нормальным человеком, но потом у него умерла жена, детей же у них почему-то не было, и Борода пустился во все тяжкие.
Пропил все сбережения, всю обстановку в доме, а потом какие-то ушлые ребята отжали у него и квартиру-двушку в кирпичной девятиэтажке, которая  стояла на этой же улице Энтузаистов, но только через два дома.   
Так Борода оказался на улице, стал грязным, вонючим,  заросшим – пегая бородища у него вымахала с лопату, вот  отсюда и кличка образовалась. В свой дом он ночевать не ходил: во-первых, подъезд его был оснащен  домофоном. Во-вторых, Борода, похоже, еще не совсем опустился и боялся, что его кто-нибудь узнает из соседей. Вот он и ошивался поблизости, выбрав для «перекантовки» от морозов эту панельку. Выгонят из одного подъезда – можно прилечь во втором, третьем…
Как только Андрей вошел в подъезд, в нос ему с мороза сразу шибануло кислым и едким запахом. Так вонял только Борода. Ага, значит, из тех подъездов его шуганули жильцы или раньше него приземлившиеся на ночевку другие бомжи – постоянной «прописки» у них тут не было, поскольку и в других подъездах находились жесткие мужики типа Андрея Потапова.
Борода еще не спал, а сидел под лестницей на какой-то картонке, прижавшись спиной к батарее, и даже в подъездном полумраке Андрей разглядел на его лице страх.
«Ага, сука, боишься! – злорадно отметил про себя Андрей. – Боишься, а все равно сюда ходишь, заразу распространяешь! Бля, как же тебя отвадить раз и навсегда?»
- Я тебе говорил не ходить сюда? – зло спросил Андрей, не сводя глаз с пытающегося встать с картонки бомжа. – Говорил?
- Я щас, щас, - лепетал Борода, упираясь грязными, почти черными  руками в бетонный пол и вставая на карачки. Глухо зазвенела какая-то посудина, отодвинутая ногой бомжа в порванном дутыше – Андрей отстраненно отметил про себя, что такая же небольшая кастрюлька, с нелепыми алыми розочками  по синеватой эмали, есть и у них на кухне, Верка в ней обычно варит яйца.
- Щас я уйду…
- Конечно, уйдешь, - процедил Андрей, соображая на предмет,  как бы в этот раз окончательно и навсегда отвадить Бороду от их подъезда, от их дома и двора. Тут старики живут беспомощные, тут дети гуляют во дворе, да его же дочка Тая возвращается, бывает, поздно из музыкалки. А мало ли чего гнездится в пропитых и отравленных мозгах этих бездомных, подзаборных тварей? Вон этим летом в канализационном колодце, совсем недалеко от их дома,  обнаружили  истерзанный труп девочки-подростка. Правда, кто это сделал, пока не нашли. Да кто ж еще, кроме этих вонючих скотов, потерявших человеческий облик и живущих, как крысы, в разных норах.
Андрей задел рукой оттопыренный карман куртки. И его внезапно осенило: вот чем он навсегда отпугнет Бородача от своего подъезда. А Бородач все никак не мог выпрямиться: кряхтел, стонал, бормотал чего-то – радикулит, наверное, мучил бедолагу.
Андрей, не сводя ненавидящих глаз с бомжа,  вытащил бутылку из кармана, с усилием отвернул пробку, подошел к Бородачу вплотную и стал поливать уайт-спиртом его спину, обтянутую рваной  и лоснящейся от грязи болоньевой курткой. Жидкость, пахнущая керосином, стекала у того со спины на рукава, на бесформенные штаны,  и даже, кажется,  на сивую лопатообразную бороду, которая сейчас упиралась чуть ли не в бетонный пол.
- Ты че делаешь, а? Зачем? – испуганно забормотал Бородач, повернув к Андрею свое заросшее по самые брови лицо. -  Что ты, что ты, не надо! Я щас встану и уйду. Не надо!
Но охваченный каким-то мстительным, почти кровожадным чувством, Андрей уже не слушал его. Он попятился от Бородача, одновременно нахлопывая в карманах спички. Найдя их, он чиркнул одной спичинкой. И когда она вспыхнула маленьким факелом, швырнул ее на пропитанную уайт-спиртом куртку бомжа. Куртка тут же  занялась желтоватым пламенем, и  языки его быстро расползлись по всей спине, по рукавам, по штанам, загорелась даже борода.
- А-а-а! – хрипло закричал Бородач, приняв, наконец, вертикальное положение. – Горю! Горю!
И, беспорядочно колотя ладошками по трещавшей от огня  бороде, весь охваченный пламенем, он как-то враскачку и согнувшись, побежал к выходу, чуть не задев горящим рукавом прижавшегося к стене Андрея.
Хлопнула дверь, и вопли горящего Бородача стали слышаться тише. Андрей, наконец, испугался того, что сотворил, и торопливо стал подниматься по лестнице к себе на четвертый этаж.
На втором этаже приоткрылась дверь одной из  квартир, из нее наполовину высунулась встревоженная тетка – кажется, Настасья, или Наталья Петровна, завсегдатай лавошных посиделок у подъезда.
- Что там такое, что за крики?
- Не знаю, - отрывисто сказал Потапов, продолжая  в том же темпе  подниматься выше. 
В дверях своей квартиры он столкнулся с женой. Вера, в  тапочках, в накинутом на плечи теплом платке, держала в руках старенький плед.
- Куда это ты собралась, на ночь глядя? – отдуваясь, с подозрением спросил Андрей.
- О, явился, не запылился, - неприязненно сказала жена. – Вниз иду, хочу Бородачу плед этот подарить. Холодно же. А чем это от тебя воняет?
- За какие такие заслуги? – задохнулся от возмущения  Андрей, пропуская вопрос мимо ушей. – Чего это ты так его жалеешь, а?
- А то и жалею. Пока ты где-то водку свою лакал,  он сегодня доченьку нашу, можно сказать, спас. Если не от смерти, то от насилия! – с расстановкой произнесла Вера. – Ну-ка пропусти! Схожу к нему, вернусь, и все расскажу.
- Не ходи, его там нет, - загородил ей выход Андрей. – Картонка евонная лежит, кастрюлька твоя стоит (теперь Андрей не сомневался – посудина была из их дома. Значит, эта дура еще и покормила этого вонючего бомжа!). Ну, чего тут случилось, рассказывай… Мля, и на минуту вас оставить нельзя, обязательно в чё-нибудь вляпаетесь…
И Вера рассказала. Всего пару часов назад Тайка, как обычно, возвращалась из музыкальной школы. По дороге ей показалось, что за ней увязался какой-то взрослый дядька. Тайка прибавила шагу, и дядька тот вроде отстал. Он настиг ее на третьем этаже. Зажал рот ладонью и потащил наверх, на пятый этаж.
Неизвестно, что он дальше намеревался сделать с их двенадцатилетней дочерью: или затащить ее легонькое тельце на чердак, или изнасиловать на последней лестничной площадке, а потом задушить. Понятно лишь, что ничего хорошего Таечку не ожидало.
Ее спас Бородач. Греясь внизу у батареи, он увидел, как за девчонкой на цыпочках поскакал какой-то парень, затем услышал ее писк, и, не медля ни минуты, пошаркал своими рваными дутышами туда, наверх. Он ничего такого не сделал. Он просто негромко сказал:
- Слышь, ты, оставь ее, а то сейчас начну во все двери подряд стучать…
И насильник испугался, опустил полуообморочную Таечку на ступени, и также,  на цыпочках, как и прокрался, побежал вниз.  Бородач помог девочке прийти в себя, довел ее до квартиры, а сам спустился обратно, к батарее. 
- Вот  за это я его и покормила, и плед сейчас хотела отнести, – всхлипывая, закончила свой рассказ Вера. – Так куда же он мог уйти, на ночь-то глядя? Может, ты его опять выгнал, а?
- Нет его там, - упрямо повторил Андрей, и заторможенно стал раздеваться. Это что же получается? Этот недочеловек, это бомж вонючий,  спас его дочь, его кровинушку, а он его – уайт-спиритом полил,  и спичкой?..
Андрей скрипнул зубами и потряс головой. Надо было бы выйти во двор, посмотреть, что там с Бородачом. Но было уже поздно: он слышал во время рассказа жены,  как со  двора через всегда открытую  кухонную форточку – там они обычно оба курили, и  он, Вера, - почти одновременно прозвучали сирены скорой помощи и вой милицейской машины.
Андрей прошел в детскую – Тая уже спала, тихонько поскуливая во сне, как маленькая обиженная собачонка, и осторожно поцеловал ее в голову.
Когда им в дверь резко и нетерпеливо позвонили, Андрей сам пошел открывать ее и безропотно протянул руки для наручников…