Однажды во второй половине года, когда солнце село, а член еще не встал, Колбасевич занимался медитацией. Ну, то есть, как обычно, дремал перед телевизором и печалился, когда загорелые сисястые девки целовали загорелых парней с кубиками в животе. Прямо в кубики. То ли в Мексике, то ли на Истре.
Пришел Хлебский.
- Фактыч, ты мне друг? – с порога спросил явно чем-то возбужденный Хлебский.
Колбасевич напрягся, и видимо, не зря.
- А что?
- Укуси меня!
- Пошел вон, извращенец! – Колбасевич царственным перстом указал Хлебскому на облезлую входную дверь, оббитую коричневым дермантином внутри и черным - снаружи. С золотистыми шляпками обойных гвоздей, все еще сохранившимися в некоторых местах.
- Фактыч, мне нужен следственный эксперимент! Ща я тебе преамбулу расскажу…
Колбасевич при слове «преамбула» понял, что дело серьезное и в любом случае лучше выслушать, чем пытаться вытолкать Хлебского на лестничную площадку, тем более, что вытолкать Хлебского гораздо сложнее и опаснее, чем выслушать.
- Итак! – сказал Хлебский, взмахнув десницей.
- Корроче! – сказал Колбасевич, с интонациями Жеглова, заложив ногу на ногу, приняв позу психолога из американских фильмов.- Прилягте, пациент на банкетку, оттоманку, ну или на софу, в конце концов! Короче, не мечись перед моим усталым взором, сядь в кресло!
- Мы, это, с Элоизой ехали в лифте. И застряли. И она меня укусила. То ли в порыве страсти, то ли просто так, от скуки. Больно, знаешь ли, укусила.
- Хотите поговорить об этом? – Колбасевич вошел в роль.
- Ща как дам те в ухо!
Колбасевич инстинктивно расплел ноги и заплел руки. Ну, десницу с шуйцей переплел с умным видом. Инстинктивно. Потом на всякий случай, переплел опять и ноги. Ну, мало ли…
- Вован, что ты тянешь? Твоя преамбула когда-нибудь перейдет в эпилог?
- Ща я тебе изложу издательские данные с фамилией редактора и корректора! И тираж, бля!  - Хлебский закатал рукав и на предплечье показал овальный лиловый результат укуса любимой жены.
- Чешется, знаешь ли. И сыпь какая-то. Вот я и подумал – а вдруг она ядовитая?
- Кто?
- Кобра моя. Чешется и не проходит.
- Жена? Кто чешется? И кто не проходит? Жена так просто не проходит, знаешь ли.
- Укус чешется. Дурак ты! Слюна ее, может, содержит яд?!
- Ну и?
Хлебский вскочил с оттоманки-банкетки-софы (продавленное кресло с веселенькими цветочками)
- Ты мне друг? – возопил Хлебский
- Нате вам здастьте - по второму кругу!
- Укуси меня за другую руку! Мне нужно знать – будет результат таким же? Или, может, тогда что-то во мне не так?
Колбасевич с отвращением посмотрел на руку Хлебского, покрытую бледными волосиками
- Можно, я тебя котом укушу. Он как раз случайно дома. Не смотри, что он одноглазый, зубы у него – ого-го!
- Фактыч, твой кот по помойкам лазит. Крыс ест и тебе приносит, типа, подкормить тебя или просто похвастаться. А там трупный яд может быть… А мне, для чистоты эксперимента, нужны холодная голова и чистые зубы!
- Вован, только ради тебя… - Колбасевич сдался, и закрыв глаза, открыл рот и укусил Хлебского за руку.
- Фактыч, тебя собака кусала? – печально сказал Хлебский
- Да, когда-то я ехал на велосипеде – даже штаны порвала. Большая такая… С-собака!
- Представь себя собакой, а меня – велосипедом… Или своими штанами, в которых твоя нога.
Колбасевич представил и впился в руку Хлебского, как болонка перед смертью под бультерьером.
- Уй, бля!.. Вот теперь похоже! – Хлебский стряхнул Колбасевича с руки, прояснел лицом и покраснел рукой.
……..
На следующий день у Хлебского все прошло а жена осталась. Феномен какой-то… Антидот?