Палять, тут тёлочку встретил. Ахуительна, как гамбургер после трудового дня, когда на обед нет баблосиков. Когда, преодолев застенчивость, просишь в 18.00. уже на вахте редакции у коллеги пятихатку, и бежишь, нет, летишь в ближайшую говноедку. В пузе – вселенский вакуум. Но тут ОНА! И всё. Булка с коклетой и жареная картошка отходит в сюр художника Дали, (блять, обожаю Сальвадора). А внизу, не там где желудок, а чуть ниже – покалывание и подергивание. И: «Любовь похожая на сон». Но девочка была строптива, как кал при запоре. Не хочет и все тел. дать. Прошла, фыркнула, «гожая на сон».
Ну и ладно. Хотя че-то хуёво на душе, (а есть вообще она у меня), стало. И тут заебашил мне звонок друган, погоняло Удав, а пачпортное имечко Дима, ну или Митяй.
- Ты, хуила где щас?
- Змей двуглазый, в гавножуйку хочу зайти. Жрать хочу, больше чем ибаца!
- Бери водки литруху и дуй ко мне. Есть тема.
- А пожрать брать или у тебя есть?
- Ты – болван? Сказал 1000 граммов. Жрачка иесть.
Беру за 450 бонбу и еду к Митяю. Считаю: купил исчё пачуху сиг и осталось потом на автобус.
Удав открыл сразу. Обычно, он, боясь ментов, которые, по его словам, пасут Митяя днём и ночью, выжидал минут 20. Затем, поняв, что вряд ли внутренние органы так долго будут ебать его уши, опасливо подходил к глазку, и тихо шипел: «хто?» А тут, «дринь», дверь распахнулась.
- Заходи, братюнь, будь как дома. Фотка где?
- Держи Удава, на.
Поперлись на кухню. Дима быстро открыл пузырек и налил фотку в две грязные рюмки. Я, взяв свою, вылил её в раковину и прополоскав под струей горячей воды, налил заново.
- Дурак, ты Юрик, мог бы не выливать. Слил бы в стакан. А так - 50 грамм козе под хвост.
- Короче, давай жрать.
Он, засунув свою голову в холодильник, начал там колдовать. Затем выложил на кухонный стол маленький вилок вялой капусты, пустую упаковку кетчупа и две свеклы.
- Урод, это чё такое, я весь день ни хавал! Да на хуй я тебе, вонючка, поверил.
Митяй, достав огромный тесак, меланхолично просипел:
- Юрок. Ты же культурный чел. А я тебя, ( тут он отвернулся и я краем глаза услышал: «заебал ты своей литературой»), хочу, ну прям желаю познакомить с АНТИКУЛЬТУРОЙ, ПСЕВДОКУЛЬТУРОЙ, СУБКУЛЬТУРОЙ, БЕСПЕЗДЫКУЛЬТУРОЙ, АХУЕННОКУЛЬТУРОЙ…
- Э-э-э, заткнись. Ты чё, опять пыхать стал.
- Да так, малёк.
Я посмотрел как он крошит капусту и достав из его «Донбасса», почти в хлам использованную бутылку самого дешевого подсолнечника, спросил:
- А кокого хуя свекла здесь? Ты чё из неё делать будешь?
- Ну, можно настругать и с маянезиком.
- А где он?
- Так, Юрец, сходи, купи.
- А денюшку мне дашь?
- Так я думал, у тя есть.
-Хуёво ты думал, Удав. Я тя спарашивал: «Есть жрачка?» Что ты ответил? Какой «маянезик»? У меня денег – на проезд.
Удав, почесав яйца сквозь засаленные труселя, резюмировал:
- Да, ладно мельтешить, давай йбнем, и жрать не захочется.
Ёпнули раз, ёпнули два. Капусткой заели. Три, четыре. Капусту доели. Пять, шесть – в ход пошла сырая фёкла.
В натуре, жрать перехотелось. Но, чё там Димон про Суперпуперархикультуру базарил?
- Митяй, чё ты там про АНТИКУЛЬТУРУ спич держал?
- Ты што, Юрик, с дуба рухнул. Я могу про тёлок, стихи, пелотки, верши, дырки, поэзию, влагалища, Гомера, проституток, Есенина…
- Заткнись! Есенина не тронь, чмо подзаборное.
Удав накатив себе стакан грамм так под 250, ебнул одним глотком. Затем, прослезившись, ответил:
- А почему я не гений! Блять, печатаюсь в маленьком городке, гонорар - сосиску сожрать, и телку трипперную на сдачу отъебать.
- Так, кати в Стоглавую! Будет тебе и щастие и тёлки и классная жрачка.
- Был я там. Чуть с голодухи не опух.
- Во! Понял чувырла. Лучше черный хлеб, но дома.
Я схавал немного капусты в вонючем масле, и выпив рюмку, спросил:
- Ты же был ЛЕГЕНДОЙ в нашем городе. Я твои вирши учил! Ты такие песни пел в рок-группе. И чё произошло?
- Юран, ты действительно далбоёб? Не нужны мы Москоу. Там нужны пидары, лизки, фрики, и другие уроды. А талант там на хуй нужен.