Светка Харисова, баба одинокая. Да, в паспорте пусто, и так было всегда. Однако пустота в паспорте не мешает Свете заполнять свои физиологические полости инородными предметами. Что она и делает с превеликим удовольствием и усердием.
Её место буфетчицы в пристанционной столовке, само по себе располагает для ветреных одноразовых встреч-случек.

Где, как не на станции продутого ветрами и проссаного проезжим людом крохотного человеческого поселения, можно спокойно встретиться, исполнить соло для кожаной флейты, взмахнуть окороками и тут же забыть оппонента. Несущего на себе следы губной помады и бледной трепонемы. Отдаться по наитию так, словно завтра конец света.
Для чего всё это? А призвание!

Светка энтузиаст, пионер, подвижник. Кто сказал, что она берёт деньги? Ну, щас! Всё по обоюдному хотению, вдохновенно и отчаянно.
Пока писал эти абзацы, вспомнил определение – блядь. Да, именно так. Блядь, с большой буквы Б. Не проститутка, которая вам за ваши деньги исполнит стон а-ля «Госпидя, как мене хорошо!», но энтузиастка!

Помните песню? Люди идут по свету, им вроде немного надо. Бывает человек идёт по воду, по грибы, по ягоды. А тут по Свету!
Бабы поселковые Светку и жалеют и недолюбливают. Кто как. Одни грустно качают головой, мол, не нашла своего суженного, истаскалась дурёха.
Другие напротив, злобствуют. Ишь, сучка, распустила папаль. Там поди-ко любой чич хлябать будет как в салатнице…

Светке по барабану эти стоны соседских неудовлетворёнок. Завидуют сучки! Небось ночью, когда домашний пьяный боров, в течение минуты исполнивший долг и с пузырями храпящий в потолок, пьяно взрыгивает в подушку, о многом думают, многое представляют себе и в себе. Жалко их дур. На крайний случай, ежели совсем языки распустят, Светка может и в глаз дать. Здоровьем её Господь не обидел. Последний раз эдак-то Митяй сцепщик, по пьяному делу назвал Светку распущенной особой.
Назвал в январе, а уже в марте начал узнавать жену и детей. Так то!

Воскресенье. У Светки рабочая смена. В столовой и буфете тишина. Проходящий и останавливающийся на полчаса Екатеринбург-Брест, будет через полтора часа. Светка зевает, пытается смотреть передачу «Городок», созданную семейной парой клоунов-извращенцев. Ничего нового. Старинные лохматые анекдоты, обыгранные на экране. Светка на своей станции наслушалась этого добра дальше некуда.

Так! Марамыгин, начальник станции сегодня не придёт. Стопудов с вечера набрался и теперь дрыхнет, как лошадь.
Светка на миг задумывается и воровато оглянувшись, наливает себе полный стакан «Рябины на коньяке». Половину вливает резко, почти как водку, оставшийся напиток смакует не торопясь, упиваясь ароматом и ощущением тепла в желудке. Хорошо.
Из радиопродуктора транслируют передачу Кудымкарского дома культуры. Конкурс народного творчества. Светка слушает и плывёт.

Висер вожын,
Висер вожын
Олэ менам муса ныв...

Под окном зашумела и тут же заглохла машина. Светка подобралась. Начальство, проезжающие, туристы, мало ли всякой шантрапы людям жить мешает?
Дверь отворилась, и в помещение столовой вошёл он. Светка сразу поняла, что это именно ОН и никто другой!

Лет сорока, высокий, гибкий как тот иббон, которого показывали в передаче «В мире животных». Почти брюнет с выразительными, чуть нагловатыми глазами. А фигура, какая! Атлет, спортсмен! Светка моментально вспотела серёдышем, то есть, повелась.
А мужик (Господи, до чего же хорош!) танцующим шагом, на пуантах, подошёл к буфетчице и, рисуясь, спросил: - Здравствуй, красивая! У вас здесь комнаты не сдают для одиноких?

Светка сглотнула слюну и хриплым колоратурным сопрано, прошептала: - Нет, у нас только коржиков есть, водка и бутеры с килечкой.
Мужик лёг грудью на буфетную стойку. Его глаза оказались на уровне Светкиной груди. Которая, словно по команде, вздрогнула и, затвердев пульками сосков, полезла из декольте.

- А если хорошо подумать, милая? – гость продолжил атаку на Светкины бастионы, которые уже и так выбрасывали белые флаги, разоружали защитников и сдавали лафеты в металлолом, - подумай, кроха моя… мы могли бы поговорить о многом…
Ноги буфетчицы превратились в воду, промежность дала сок, а запах самки мог бы на расстоянии версты сразить бригаду ко всему привычных золотарей-профессионалов.

Светка не глядя, протянула руку, ухватила бутылку с остатками наливки и, не отрывая завороженного взора от джигита, допила рябиновку прямо из горла. Мужик понимающе смотрел на буфетчицу и терпеливо ждал.
Харисова глубоко вздохнула, порылась в кармане и, достав ключ от своей подсобки, протянула его мужчине.

Гость, не отрывая гипнотизирующего взгляда от нашей бляди, принял ключи, при этом коснувшись пальцами Светкиной ладони. Буфетчица тонко по-птичьи вскрикнула и едва не потеряла сознание. Открыв глаза, она увидела спину удалявшегося к подсобке донжуана.  Не понимая где она, что делает, какой на дворе год, сезон, век, Светка автоматически закрыла кассу, поставила на прилавок табличку «Обед» и, предвосхищая полёт, направила лыжи за гостем.

Опомнившись, она вернулась, проверила окна, запасной выход, затем прошла к центральному входу и, заперев двери, пошла на встречу очередному проезжему счастью.
Вас, мой дорогой читатель, когда-нибудь били гладильной доской по голове? А мясорубкой? Жаль! Извините, но вы жизни не видели.

Войдя в подсобное помещение, Светка получила удар, по сравнению с которым кросс от Кличко, - любовное касание клитора несмелыми детскими пальчиками.
Герой, Донжуан, иббон и джигит, стоял посредине комнаты уже без рубашки. Его мышцы, подобно живой ртути перекатывались под загорелой матовой шкурой.

А напротив него, на Светкином диване сидел ещё один, незамеченный Светкой мужик. Абсолютно голый и какой-то покорный. Его руки касались бёдер иббона.
Последнее, что услышала Светка, прежде чем потеряла над собой контроль, это слова того сидящего: - Иди ко мне, милый, я так соскучился. А эта карова пусть принесёт соки и пожрать…

Когда приехала опергруппа вызванная доброхотами, помещение столовки выглядело так, словно вертеп общепита попал под ковровую бомбардировку.
Столы и стулья в беспорядке валялись по всему залу. Одно окно выбито, другое заляпано красным. То ли кровью, то ли кетчупом. Это после криминалистам разбираться.

Иббон, такой красивый вначале, в полной несознанке лежал возле барной стойки. Наглое лицо, посредством утюга превращённое в маску дель арте, глупо улыбалось в потолок.
Второй педераст забился под уцелевший после шторма стол, тупо икал там и кричал работницам милиции:
- Я проезжий, я ничего не видел, отпустите дяденьки…
Над всем этим великолепием, на барном стуле сидела Светка. Злая и красивая, как валькирия.