3

Не зная, чем занять час, дядьМитя вернулся домой, и, не раздеваясь, лёг на кровать. Спал он беспокойно, ворочаясь. Ему снился чай, в который он ложка за ложкой добавлял сахар, но чай слаще не становился, а, наоборот, горчил и оставлял на стенках белоснежной чашки чёрные разводы.
Проснулся он совершенно разбитым, чертыхаясь и спотыкаясь, вышел со двора, сел за руль и не спеша поехал к дому священника. Тот жил недалеко от церкви, в маленькой избушке, огороженной редким штакетником, за которым росли кусты сирени и жасмина. Жасмин когда-то рос и во дворе у дядьМити, но Фроська, пока была маленькой, копала ямы под корни, забиралась в земляную прохладу и так спасалась от жары. Фроська-то спаслась, а жасмин засох, и дядьМитя с сожалением и матюками выкорчевал его, попутно проклиная собаку.
Едва он заглушил двигатель и вышел из машины, как с крыльца навстречу ему бодро выскочил священник, протянул  с ходу руку и забасил:
- Ты ж прости меня, что я тебя из храма выгнал, но сам понимаешь – служба. Давай познакомимся поближе, я знаю, что ты Митрофан Иванович, давай сразу на ты, мы ж ровесники вроде. А я отец Иоанн, можешь звать меня хоть так, хоть батюшкой.
- ДядьМитя, - хмуро представился дядьМитя.
- Да какой же ты мне дядя, Митрофан? - рассмеялся отец Иоанн.
- Ну так и ты мне тоже не отец и не батюшка, - не выдержав, улыбнулся дядьМитя.
- Вот и ладно, вот и славно. Я, брат, попросить тебя хотел. Фельдшерица наша Надежда Николаевна заболела сильно. И надо её срочно отвезти в Москву, в больницу на Каширке, знаешь такую?
- Найду, я по Каширке в Москву каждый раз заезжаю.
- Прекрасно, прекрасно. Только отвезти надо завтра утром, а то мы хотели её поездом отправить, осмотр и анализы у неё днём, а поезда на эту дату через райцентр нет. Отвезёшь? Помоги человеку, уж больно она женщина хорошая, да и с каждым беда может случиться.
- За бензин кто мне заплатит?
- Вот, возьми, - отец Иоанн покопался в крыльях своей рясы и протянул дядьМите две пятисотки, - Хватит этого?
- Навряд ли.
- Добавь от себя, дорогой, нет у неё помощи сейчас, я тебе ведь тоже свои деньги даю. Племянница её вроде бы всё обещала вернуть.
- А кто её где найдёт?
- Ты и найдёшь. Отвезёшь Надежду Николаевну в больницу, а обратно оттуда же захватишь Алевтину Олеговну, племянницу, она врач в Москве, но вот согласилась вместо тётки пару недель у нас, в фельдшерско-акушерском пункте поработать. Сам знаешь, до райцентра далеко, а к нам и с Атаманского, и Сорокино люди лечиться ходят. Ну, так как, свезёшь?
ДядьМитя снова с какой-то безысходностью подумал о своей безотказности, помялся для виду пару секунд и кивнул.
- Ты молодец, Митрофан, Бог тебе в помощь. Вот тебе адрес, завтра забери её из райцентра, она там на обследовании, а как добраться до больницы в Москве она, вроде, и подскажет. Благодарю тебя ещё раз.
Отец Иоанн кивнул дядьМите, развернулся и пошёл в дом. На полпути остановился, обернулся, и спросил строго:
- Митрофан, а ты почему в храм не ходишь?
- А что мне там делать?
- Ну, это ты зря так. Ты ж крещёный?
- Да вроде.
- Я потом с тобой об этом поговорю, заезжай в гости, мы с матушкой будем рады тебя видеть.
- Спасибо. Как приеду – заскочу.

4

Рано утром дядьМитя уже стоял у ворот ЦРБ в райцентре. Не прошло и десяти минут, как маленькая дверь справа от ворот медленно открылась, и так же медленно на улицу вышла Надежда Николаевна, сельский фельдшер, когда-то громкоголосая розовощёкая баба. Но на этот раз её было не узнать – серое пальто болтается на  плечах, косынка повязана по самые брови, да и весь её вид напоминал человека, которого ведут на казнь. У дядьМити по спине пробежали мурашки, он выскочил ей навстречу и подхватил небольшую клетчатую сумку на молнии.
- Здравствуй, Надежда Николаевна! – нарочито беспечно поздоровался с фельдшерицей дядьМитя
- Здравствуй, дядьМить. Положи, пожалуйста, сумку в кузов, там всё равно ничего ценного. И прошу тебя, просто вези меня, и ни о чём не спрашивай, не разговаривай, сил нет у меня вообще, – всё это она прошелестела совершенно бесцветным голосом, посмотрела пустыми глазами даже не на дядьМитю, а в его сторону, с трудом забралась в кабину, захлопнула дверь да так и затихла, прислонившись к стеклу.
ДядьМитя перед поездкой планировал заехать на рынок, спросить, может, кому что нужно привезти, отвезти, но, ещё раз взглянув на Надежду Николаевну, осторожно выжал сцепление и по пустым утренним улицам поехал в сторону выездной дороги.
Это было прекрасное утро. Осень была уже во всём – в краснеющих листьях, стремительном ломком небе, в воздухе и запахах. ДядьМитя опустил стекло и вдыхал этот сентябрь, жизнь, и тихо радовался, хоть странная пассажирка и доставляло непонятное беспокойство – как пахла осень, так и веяло могильным ужасом с пассажирского сиденья.
ДядьМитя курил очень редко, но сигареты всегда возил с собой. Вот и сейчас ему нестерпимо захотелось сделать хотя бы пару затяжек. Он притормозил на абсолютно пустой дороге и осторожно коснулся пальцем плеча женщины:
- Надежда Николаевна! Слышишь? До ветру тебе не нужно? А то я пойду.
- Что? Приехали уже?
- Да нет, остановка вынужденная. Ну, по нужде, то есть, - попытался пошутить дядьМитя, но фельдшерица слабо помотала головой и ещё сильнее спрятала голову в ворот плаща.
ДядьМитя отошёл от Газели несколько метров, сел прямо на асфальт и закурил с таким наслаждением, которое бывает или после пары рюмок хорошей водки, или после очень вкусного ужина. А ещё лучше после того и другого сразу. Голова закружилась, в животе заурчало, и дядьМитя в очередной раз подумал, что ему всё-таки семнадцать лет, и только по какому-то нелепому недоразумению жизнь запихнула его в это рыхлое и слабеющее тело пятидесятидвухлетнего мужика. Ему никуда не хотелось ехать. Если бы была возможность не есть, не пить, не зарабатывать деньги, чтобы всё-таки есть и пить, дядьМитя счёл б лучшим подарком судьбы навсегда остаться здесь, на этой обочине узкой дороги между маленькими сёлами, которых в огромной России тысячи и тысячи, о которых никто не помнит в столице и больших городах, но они есть, и именно в них и идёт размеренная и настоящая жизнь..
ДядьМитя втоптал окурок в придорожную пыль, залез в кабину, в которой ничего не изменилось – даже поза фельдшерицы, сосредоточенно сдвинул брови и завёл мотор.