- Вот жеж блядь  уроды,-  возмущался Филлипыч, разглядывая из угла своей подсобки целую клетку яиц, забытую какой-то ротозейкой перед его скобяной лавкой. Мимо ходили люди, иногда бросая косые взгляды на безхозное добро.
- Блядь, надо на хуй заканчивать с этой выставкой-пропажей подумал Филлипыч, и глотнув «Солцендару»  решительно двинул на улицу.
- А ну не трожь !- закричал Филлипыч невесть откуда взявшемуся цыганенку.
- Положь яйца, кому сказано, а то я тебе твои откручу!
- Дяденька, это мои, честное слово,- заныл цыганенок.
- Твои у тебя промеж ног болтаются, щенок! – прогундел Филлипыч и ухватил клетку всей пятерней.
- Ха мро кар!  (что в переводе с цыганского на наш литературный, означало примерно то, что Филлипыч был оминьечен)
- Да мне похуй, что ты там гыркаешь, - и повернувшись, он двинул к себе в подсобку.
Но цыганенок и не думал отдавать без боя такой трофей. В два прыжка он догнал обидчика и схватив пару яиц, отпрыгнул в сторону.
- Ха бабакиро минджь! (следуя тем же канонам, это означало приглашение Филлипыча к куннилингусу с его бабушкой).
Все эти выкрики не нанесли такой обиды, как два спижженных  яйца. От надвигающейся лавины мата, стеклянный глаз Филлипыча вылез из орбиты как у глубоководного краба и уже через мгновение был готов вывалиться и  занять освободившуюся ячейку в клетке из-под яиц. Клапан сорвало,.. и гортанный паровозный гудок возвестил всей привокзальной площади всё, что Филлипыч думает о цыганах, об их не оттуда рожденных детях и половых контактах разной направленности со всем их родом. Люди,  как завороженные слушали этот речитатив, удивляясь, насколько яркими бывают половые отношения между разными народностями. Лекция по половым вопросам закончилась так же неожиданно, как и началась. Люди с интересом проводили взглядами пожилого лектора с клеткой яиц до двери подсобки и с пренебрежением стали разглядывать мелкого воришку, из-за которого им и посчастливилось прослушать этот монолог.
- Нехорошо воровать! – сказала нравоучительно какая-то тетя цыганенку и тут же очень сильно пожалела об этом, поскольку одно яйцо из руки пацана перекочевало ей в рожу.
Женщина закричала. Народ, решив что лекция сейчас должна продолжиться, устремил свои взоры на дверь за которой скрылся лектор. Дверь подсобки распахнулась,  на улицу с интересом выглянуло лицо со стеклянным глазом. Маленький Чингачгук не заставил себя долго ждать и пристроил второе яйцо, аккурат лектору в бубен. Лекция продолжилась уже дуэтом, причем тембрально этот коллектив чем-то напоминал обезьян-ревунов из диких лесов Амазонии. Цыганенок тут же сдриснул, так как боезапас был полностью исчерпан, а в рукопашном бою он явно рисковал потерять свой личный «арсенал».  Толпа, поржав и обменявшись мнениями о меткости метателя, двинулась дальше по своим делам. Филлипыч, вернувшись в свою каморку, умыл лицо и с вожделением поглядывал на трофей в предвкушении чудесного ужина. Прикинув, что на этом деле он заработал по меньшей мере два с полтиной решил, что еще пузырек плодово-выгодного он вправе осилить в одно лицо.
Рабочее время, как и портвешок в прикупленной бутылке  двигались к своему логическому концу. В приподнятом хмельком и халявой настроении Филлипыч выдвинулся на платформу. По  сложившейся годами традиции он сел в первый вагон, где разрешалось практически все: от курения до игры в карты с возлияниями и матом на весь вагон. Даже контролеры идущие по электричке не рисковали посещать это злачное место четко понимая, что получить штраф там в разы сложнее, чем опиздюлиться. Электричка была Вырицкая потому и подавалась к платформе минут за двадцать до отправления. Филлипыч уселся на свою любимую боковушку и слега прикимарил, изображая из себя дельфина ,у которого как известно полушария отдыхают по очереди. Его стеклянный глаз всегда бодрствовал, даже когда его хозяин был в полном отрубоне. За это Филлипыча иногда за глаза называли Цыклопом. Поезд тронулся, его второй глаз открылся и слегка прихуел от того, что чья то грязная рука потихоньку пиздит яйца с его клетки. Приглядевшись он узнал юного Чингачгука.
- Анну полОж на место ублюдок.
От неожиданности цыганенок выронил всё, что успел стащить. Филлипыч  толкнул его в лоб, отчего тот пролетел поперек вагона и ударившись об противоположную стенку заплакал. Ехавший в вагоне народ разделился пополам, одни осуждали цыганенка за воровство, другие стыдили Филлипыча за его жадность. Но ему было на них глубоко насрать, да и поезд уже подползал к Михайловке. Прикурив свою любимую «звездочку» он затянулся и вышел в тамбур. Двери с шипеньем открылись, и держа перед собой клетку с яйцами, он шагнул на платформу. Толи лишний портвейн, толи стоптанные старые ботинки  подвели своего владельца. Нога подвернулась и Филлипыч со всего размаху рухнул мордой в самый центр заветного ужина. Послышался хруст скорлупы, в разные стороны брызнули разбитые яйца,  а через открытые окна электрички полетело дикое ржание толпы.  Помощник машиниста, который следит, чтоб никого не зажало дверями, просто согнулся в три погибели и держась за живот  никак не мог дать сигнал машинисту об отправлении состава. Филлипыч с трудом встал на ноги, не выпуская из рук остатки того, что могло в скором будущем стать шикарным ужином. Из каждого окна вагона на него глядело и ражло по нескольку лиц. А прямо напротив него, встав и на сидение и высунув в форточку свою чернявую морду смеялся тот самый цыганенок. Наконец помощник дал сигнал и электричка свистнув,  тронулась в путь.
Боль за утрату и поруганное достоинство вскипела в Филлипыче как вулкан, и он с размаху метнул цыганенку в лицо все, что осталось от трех десятков . Пассажиры уже было начали рассаживаться по своим местам, когда влетевшая в форточку клетка с остатками яиц сбила с ног цыганенка. Из вагона снова послышалось ржание, перемешанное с матюгами. Пассажиры вновь разделились на два лагеря. Те, кому повезло остаться не незапятнанными смеялись до слез, остальные же матерились, стряхивая с себя скорлупу и прочую дрянь.
На платформе стояла одинокая долговязая фигура и грустно глядела в след удаляющейся электрики трезвым стеклянным глазом…