Куратор

- Седой, я тебе сто раз говорил, Реваз опять грубит. Это его засранцы со стоянки заказной «Мазер» угнали. Если бы не мусорянский, то офоршмачились бы перед уважаемым человеком. Деньги, ерунда. Уважение, его годами зарабатываешь, а просрать можно в одночасье. Что делать будем?

Комната загородного дворца, выходила окнами на реку, и человек, которого собеседник назвал Седым, сидел в кресле и, покуривая трубку, любовался открывающимся видом лугов, церквушкой с золочёными куполами.
- Отдай ментёнку, Лёлик, тот серебряный бумер, пусть люди видят, что мы не голытьба и за добро добром же отвечаем. Угонщиков нашли?
- Да, Седой, там же в Ржеве и взяли голубей.
- Спроси, кто послал, не может быть, чтобы за «Мазером» пришли лошки с улицы. Это нас с тобой подъебали, братуха.

- Да, сегодня у нас стрелка с Домной, не забудь, и мне напомни, если я запарю. Бабу стоит поднять. По большому счёту мне ультрафиолетово, как и чем они будут реанимировать это мёртвое тело, я имею в виду Россию, однако хочу расставить точки над i. Власти правят по курсу, воры воруют. Ты видишь, что сделал этот Дзигоро Кано? Легко вырвать из тела костяк, но на чём тогда мясу держаться? Нет, братуха, я в данном случае на стороне Бугановых. Всё не вернём, конечно, но попытаемся хоть что-то из прошлого восстановить. Да и народец, если честно, мне не безразличен. Живу я тут, Лёлик. Иди, готовь стрелу и не забудь, на завтра у нас назначена сходка. Будут Дед, Трезор и Гога. А с этими бродягами придётся считаться.

Лёлик ушёл, а тот, кого звали Седой, остался в раздумьях. Итак, большевицкая схема себя не оправдала, этого следовало ожидать. Не по всем пунктам, но фиаско на лицо. Страну разворовали, экономику медленно подвели к краю, народ сделали народцем. Однако и демократический путь развития себя тоже не оправдал. Да и нужна ли демократия в таком обществе и с такими мозгами? Где каждый колхозник мнит себя Робеспьером. «Бабло поделить, буржуев перевешать, всех кто не с нами, под нож».

Нет, друзья, тут нужна диктатура. Жёсткая рука, пусть на первых порах армейская. Там хотя бы всё ещё помнят о таких понятиях, как дисциплина и честь. Эх, Редькина бы президентом, да вот только не потянет. Излишне прямолинеен, прекраснодушен. Поставь такого к кормилу и страна захлебнётся в потоках крови. Что же делать? Жорика с Бугановым в любом случае нельзя. Однако и отпускать, далеко тоже не стоит. Выдвинуть человека от воров? Тоже не сахар. Кодекс не позволяет, да и народишко не поймет.

Седой потянулся к телефону и в это время дверь распахнулась. В кабинет почти ворвался всё тот же Лёлик: - Шеф, включи телевизор, там такое творится!
Пультик отыскался не сразу, большой экран распахнулся и двое увидели следующую картину:
Площадь Свободной России запружена толпами демонстрантов, движение через Новоарбатский мост парализовано, десяток танков демонстративно патрулируют все подъезды к оплоту тирании.

Со стороны Краснопресненской набережной в сопровождении БМД, подошли несколько «Градов». От Конюшковской улицы подъехали тяжёлые грузовики, из них как вши с покойника, посыпались бравые парни в камуфляжах и голубых беретах. В небе над столицей нарастал гул, появились транспортные самолёты, из которых посыпались тёмные комочки. Над каждым вспыхивало белое облачко парашюта.
Первый удар «Града» по Дому Советов, совпал с боем старинных часов на стене. Седой и его порученец Лёлик, вздрогнули. Началось!

Беседы о нравственности

«Тут к вам из милиции», оказалось молодым лейтенантом в погонах и бздиловатой улыбке. Домна царственно указала молодому служителю доживающего своё время закона, на стул, лейтенантик присел на самый краешек. Словно сейчас его ударят, и он побежит быстро и качественно.
- Ну,с, молодой человек, с чем пожаловали?! – Домна закурила и, пыхнув ароматным дымком в лицо собеседника, изобразила неимоверное внимание.

- Здравствуйте, Домна Платоновна, - лейтенант достал блокнот и, употребляя собеседницу глазами, раскрыл на нужной страничке, - у меня к вам несколько вопросов. Не для протокола, а просто для ясности. Сочтёте нужным, ответите, не сочтёте, значит мимо.
Домна отметила про себя такт ментёнка, видать из нового поколения, приученного кушать с рук. Вслух же сказала: - Давай, молодой человек, не ходи кругами. Не люблю.

- А как вы любите, Домна Платоновна? – следователь мягко улыбнулся и моментально став серьёзным, задал неожиданный вопрос: Смерть Буганова, она вам выгодна?
Домна не стала бы тем, чем стала, если бы не умела держать удар. А здесь даже не удар, а детское прощупывание. Потому даже зрачки не дрогнули у мудрой политиканши.
- Хороший вопрос, лейтенант. Да, ещё как выгодно! Судите сами. С дистанции выбывает одна из самых мощных фигур, ключевых. Это было бы просто шикарной подачкой для меня.

Мент, ожидавший увидеть череду эмоций, от гнева до растерянности, смутился, и это не укрылось от глаза Домны, плотоядно облизавшей губы.
- Тогда может быть, вы расскажете, где вы были и что делали сегодня ночью?
В этом месте Домна расхохоталась так, что на грохот её баса в кабинет ворвались секретарь и двое телохранителей.
Шушенская махнула им рукой и те, выдохнув, тихо удалились.

- Если честно, то ровно в полночь, я разделась донага, легла в постель, притушила свет и после, в течение получаса гладила себя руками по самым интимным уголкам тела, скатывала потожировые колбаски и кидала ими в портрет княгини Татьяны Алексеевны Трубецкой работы Антропова. Милиционер, если вы зададите ещё один тупой вопрос, то наша аудиенция закончится. Валяйте дальше…

Взвейтесь кострами!

- А сейчас, дети, перед вами выступит очень интересный человек. Помощник кандидата в президенты Российской Федерации, Андрей Юрьевич Лихобздеев, - учительница сделала шаг в сторону, и в класс вошёл уже известный нам персонаж.
- Привет, юная поросль! – Лихобздеев ослепительно улыбнулся и сел за учительский стол.
- Привет, помканпрез! – усмехнулся наглый подросток лет пятнадцати, - за коммунизм впаривать будешь или перейдём сразу к апрельским тезисам?

- Ну, зачем же за коммунизм? – Лихобздеев усмехнулся, - надеюсь здесь все грамотные? Я пришёл спросить у вас одну простую вещь. Чем думаете заниматься, когда закончите школу? Работать, учиться, дурака валять?
- Да тут и думать особо не надо, - наглый подросток оглядел класс. Его взгляд задержался на ком-то, - вон Витёк, он будет шмаль банчить, ему сам бог велел. Тележкина идёт в проститутки. У девочки все задатки к тому. Посмотрите на формы, наглое выражение вафлеприё … лица.

Лихобздеев всё так же улыбаясь, достал трубку мобильника, бросил в неё пару слов, затем, как бы вспомнив про надоедливого собеседника, сказал: - Кстати! У нас тут открываются курсы риторики, молодой человек. Вас сейчас проводят.
В этот момент открылась дверь, в классную комнату вошли двое молодых крепких братков. По кивку Андрея Юрьевича они подошли к говорливому отроку, и молча взяв его под мышки, во всеобщей тишине вынесли из класса.

- Его вернут, - Лихобздеев рассмеялся, - но чуть позже. Сейчас молодому человеку объяснят, что такое хорошо и что такое плохо, научат любить Отечество и вернут. Почти всё. И когда вернут, у них с означенной Тележкиной будет очень много общих интересов. Платьишки там, лифчики итд. У кого-то ещё есть вопросы не по существу? Нет? Отлично, тогда продолжим.
Нам не нужны горлопаны. Так же нам не нужны демагоги, революционно-пьяные матросы и большевики с признаками инвалидности. Я хочу, чтобы мы с вами, именно с вами, потому что у нас ставка на молодёжь, начали пахать так, чтобы с одного места пар пошёл. Не за страх, не совсем за совесть, но за деньги и за радость душевную!

Мы не станем строить коммунизм, хотя доктрина не совсем пропащая, мы не будем реанимировать несостоявшуюся демократию. Давайте строить Справедлизм?!
Как? А так, чтобы пашущий, мантулящий, рвущий жилы человек, имел всё и даже чуть больше. Помогайте, ребята. Очень вас прошу и очень на вас надеюсь.
Поймите, а вы должны понять, я знаю, что в таком деле, как это, демократия никому даром не нужна. Хочешь погубить дело, поставь его на голосование.

Пермь (Заводы)

- Дорогие друзья, предлагаю митинг по поводу событий в России, считать открытым, - директор ОАО «Мотовилихинские заводы» Михаил Самохвалов, откашлялся, - сейчас перед нами выступит лидер новой партии «Жизнь и Отечество», Мартынов Иван Сергеевич. Попросим.
Под жидкие аплодисменты настороженных рабочих, на трибуну, находящуюся на площади перед «Малой проходной», поднялся энергичный человек лет сорока. В его взгляде, выправке, стати, во всём читался военный.

- Братья и сёстры! Мне приятно стоять здесь перед вами, я сам бывший заводчанин, и в своё время отработал в двадцать пятом прокатном более десяти лет. Резчик, вальцовщик. Я знаю что такое, зарабатывать кусок хлеба горбом, своим личным гемором. А пришёл я к вам по одной простой причине. Я не хочу, чтобы московское быдло фрахтовало на Ривьере яхты за пятьсот тысяч евро на неделю, оклеивало бабками стены домов и покупало своим шлюхам особняки от Марии Антуанетты. В то время, когда наша Таня или Маша из семьдесят восьмого гальванического, выла ночью над кроваткой своего больного лейкемией дитя, не имея возможности помочь ему хоть чем-то!

Не знаю как вы, а лично я не буду терпеть подобное дерьмо в своей стране. И уж коль потребуется, то я танком раздавлю башку того жирного скота, завалю пару-тройку ублюдков грабящих мой народ и застрелюсь сам. Сколько можно, люди! Вы же люди, ёпвашу мать!!!

Идём дальше. Что делают с нашими детьми?! Скажите мне, здесь есть хоть один человек, которого хотя бы косвенно не ударила Вторая мировая война? У кого-то отец не вернулся с фронта, у иных дед, бабка, брат. Вчера я услышал, что и в нашем в с вами городе, в котором формировался Уральский танковый корпус, запустила корни современная фашистская нечисть. Прямо сейчас, когда нам с вами нечего жрать, эта юная падаль, потерянная нами навсегда, устраивает демонстрацию памяти Адольфа Гитлера. И я это должен терпеть?!

***

А тем временем, пока Мартынов умело разогревал пролетариат, в районе Рабочего посёлка собирались совсем иные личности. Молодёжь. Кожаные куртки, бритые головы, повязки с красной свастикой на предплечьях.
Умразоев, узбек, обрусевший в пятом поколении, спешил. Быстро раздавал команды, строил своё братство в колонны.
- Русичи! Сегодня мы должны показать миру, что мы есть и что с нами многим придётся считаться. В наших руках защита расы ради будущего белых детей! Это мы с вами обязаны уничтожить всех нерусей на русской земле, депортировать их в Норильск и на Салехард. Зачистить Отечество от жидов и черножопых!

Из динамиков установленных на крыше микроавтобуса грянул марш Хорст Вессел. Строй вздрогнул и чётко по команде Умразоева, зашагал по улице Уральской.
Милицейское командование района, давно контролируемое двоюродным братом уже известного Редькина, майором ВВС Алексеем Феоктистовым, умело направляло фашистов в нужном направлении. Проулки Циолковского и Индустриализации перекрыли тяжёлыми КРАЗами, а сама Уральская, перегороженная поперёк несколькими танками Т-90 и ощетинившаяся автоматами специальной бригады ГРУ, волшебством тайного дирижёра, была открыта только в сторону Малой проходной Мотовилихинских заводов.

***
- Так не допустим же поругания святынь, которые наши отцы и деды завоевали своей кровью! Нельзя, друзья мои! Если спустить сейчас, то завтра они нас с вами на столбах вешать будут.
И в то время, когда Мартынов выкрикивал эти немудрёные лозунги, со стороны улицы Восстания показалась колонна юных фашистов, ведомая Умразоевым. До ушей участников рабочего митинга долетел рёв репродуктора:

Deutschen soldaten, und die offizieren
Deutsche soldaten nicht kapitulieren…

Несколько человек, как близнецы похожих друг на друга повадками и режиссурой, забегали в грозно замолчавшей толпе токарей и кузнецов, гальваников и машинистов. Их выкрики, подобно катализатору, взорвали массу суровых работяг:
- Суки, да они же глумятся! – кричал один «клакер», - убивать их, мужики! Резать на месте! Чем такие наследники, так уж лучше выродиться, - кричали иные.
Словно случайно, один из наёмников, сильно толкнул кованую ограду вокруг музея бронетехники, и та рассыпалась по асфальту множеством гремящих стальных копий с острым расплющенным жалом на конце.

Самые расторопные и горячие заводчане, уже схватили тяжёлые копья, а фашисты, видя неминуемость бойни, выхватывали из-за пазух нунчаку, дубинки, цепи, финки и кастеты.
Две силы ударились лоб в лоб, как две волны. Вспенились, зарычали, и пролилась первая кровь. Умразоев сидя в БТР Алексея Феоктистова, докладывал: - Всё как мы и задумали, Лёшка! Пиздец скинам! Рабочий класс лучше не трогать.

Рёв тысячи глоток всколыхнул древнюю площадь, и пошла веселуха. Сопляки, сытые и холёные, против матерых мужиков, голодных и от того ещё более злых.
Иван Переверзев, кузнец из сорок девятого, орудовал тяжёлой стальной палкой, как лёгким перышком. От каждого его удара разлеталась вдребезги голова очередного адепта сатанизма. На него набежал здоровенный парень лет двадцати, нунчаку со змеиным шипением прянул в воздух и со страшной силой обрушился на голову кузнеца. Уже теряя сознание от боли, Иван успел подмять молодца под себя, воткнуть два пальца в глаза фашиста, так они и умерли. Рядышком, как друзья.

продолжения дохуя