Вчера же День Домового был. Есть, оказывается, и такой праздник. Я сам случайно, в интернете узнал. Написано, надо приготовить Дедушке угощение, и сказать: «Хозяин-батюшка, прими нашу кашу! И ешь пироги — наш дом береги!».
Что и было исполнено незамедлительно, ибо я всегда стараюсь дружить с Маленьким Народцем. У нас дома, в Вильнюсе, на Антоколе, в щитке электросчетчика жил замечательный Домовой – он предупреждал меня о приходе мусоров и повесток из военкомата. Именно благодаря этому славному Дедушке, во многом, меня так и не приняли в армуху, и не закрыли.
После, уже на съемных квартирах, тоже всегда жили Домовые. На вокзале когда снимали, жил за печкой, таскал семечки и орешки, и тихонько подвывал ночами. На Жверинасе тоже на печке жил, но активность проявлял в книжном шкафу, и наводил на полках свои порядки.
В Ирландии тоже всегда какие-то существа жили совместно с нами, но не уверен, что именно Домовые, ибо другая же совсем культура. Возможно, Лепреконы либо Гномы, теперь уже не разберешься.
И вот мы теперь живем на Кипре, в многоквартирном доме, на верхнем этаже, под самой крышей. Интересено, есть ли здесь Домовой?
Взял плошечку от соуса из китайского ресторана, насыпал сладких пшеничных зернышек, в меду вареных, подумал, добавил соленых палочек хлебных, и поставил у зеркала, рядом с иконой. Поставил, да и забыл. Только за ужином вспомнил. Рассказал Любимушке своей и Теще. Посмеялись, Теща сказала, что всю кастрюлю супа Домовому предлагает. Я решил, на всякий случай, больше этого супа не есть.
На ужин Теща приготовила вкуснейшие рыбные котлеты. По всем правилам: рубленные, поджаристые… Вкуснятина! Вот только влюбилась она, наверное, ибо соли в котлетки не пожалела. А ночью-то, после соленого, пить так хочется. Вот и мы просыпались неоднократно, водички попить, да и выпили ненароком всю бутылку. Пришлость вылезать из теплой кровати, и шлепать на кухню за новой бутылкой.
И вот, я на кухне, в темноте, нашариваю бутыль, и вспоминаю, что в шкафчике есть пара шоколадок моих любимых! И лезу, значит, за шоколадом. И начинаю прямо на кухне его лопать, чтобы на лезть в постель шуршать и чавкать. Жую себе шоколад, и вдруг слышу шуршание какое-то со стороны зеркала. Мыши? Да не было у нас мышей сроду… Рука потянулась включить свет.
- Не надо! - голосок чуть с хрипотцой из темноты. Я опешил, так и застыл с протянутой рукой.
- Не надо свет включать, Хозяин!
Присмотрелся, а под зеркалом, у иконы, там гда я угощение оставил, сидит кто-то мохнатенький, непонятных очертаний, и только зеленые глазки-пуговки в неровном лунном отсвете поблескивают.
- Ты кто? – спрашиваю, а у самого две мысли в голове: это либо я совсем уже дыбанулся, либо сплю, и все это снится мне. Знаете, как это бывает – сон в сне…
- Терентием меня звать. – отвечает Домовой. И тут, глаза мои к потемкам попривыкли, и я разглядел его. Маленький, размером с шиншиллу, да и похож на нее, только шертска не гладкая, а лохматая. И глаза не звериные, а чисто как у людей, только горят зеленым. И на шоколадку в руке у меня смотрят с надеждой.
- Хочешь? – протягиваю конфету.
Терентий закивал крупной бесформенной головой, протянул вперед короткие, цепкие ручки, и затопал в нетерпении на месте косолапыми ножками, обутыми в валенки.
- Держи-и…те. – осторожно приблизился я к нему, протягивая лакомство, стараясь получше разглядеть Дедушку. Был он одет в тулупчик, казалось, состоящий сплошь из одних заплат. На голове шапка-ушанка из мышиного меха. Борода с проседью до пола, заплетенная в косички с разноцветными ленточками, среди которых я с удивлением опознал пропавшие у нас кусочки.
- Спасибо! – Дедушка схватил кусок шоколада, и проворно спрятал в мешочек.
- А Вы откуда тут, Дедушка? Все-таки Кипр, не Россия?
- А это тут до вас парень жил, Леха. С Краснодарского Краю. Хороший парень. Толковый. Так вот он когда домой ездил, книжки привозил с собой оттуда сюда, на Кипр. А я, значит, однажды забрался в сверток в книжками, и попался… Запаковали меня в чемодан, замотали пленкой, и отправили самолетом… - Домовой заметно погрустнел. Видимо, воспоминания о перелете в багажном отделении, не доставляли ему особого удовольствия. Либо, о родине вспомнив, загрустил.
- И теперь Вы здесь живете?
- Ага. Теперь живу здесь. – тут Домовой хитро прищурился, и, склонив голову чуть вбок, заговорщицким полушепотком спросил:
- А это… есть почитать че?
- Нет, Дедушка, сами-то на голяках, уже поди неделю книжки не видели…
- Это плохо. – совсем пригорюнился Дедушка.
- Ну, можно взять, если че… Только денег надо, и поздно уже, библиотеки-то закрыты все.
- А сколько времени-то? – засуетился вдруг Домовой Терентий.
- Да часа три уже ночи.
- Ох, заболтался я с тобою, бежать мне надо!
- Бегите, Дедушка! Может, помочь, мешок поднести?
-Это не надо! Это я сам! А ты вот что, Парень! Ты меня угостил?
- Угостил…
-Добро мне сделал, значит?
- Получатся так…
- Ну так и я тебе добром отплачу! Нынче же наколдую тебе книжку почитать интересную! А ты как читать ее станешь, не забудь про Дедушку Терентия, страничку-другую мне оставь, добре? Вот тут же, у зеркала и положи-то! Добро?
- Добро, Дедушка!
- Ну, бывай, Парень!
- До свидания, Дедушка!
Домовой ловко закинул мешок за плечи, спрыгнул на пол, и деловито засеменил куда-то в угол, под мойку, и исчез, словно растворился. Точно и не было его вовсе. Только тут я понял как замерз, и подхватив бутылку с водой, поспешил в кровать.
Но прежде подошел к иконе – перекреститься. Плошка, куда я с вечера положил угощение, была чисто вылизана, и блестела в призрачном лунном свете как глаза Домового…
Кипр. Пафос.
11.02.2012.