До его прихода осталось пять минут, а Екатерина захотела спать. Подлое шампанское. Пить бы чай и не курить.
    С целью взбодрить себя она набрала в телефоне Свету.
    - Без пяти четыре, - вяло пожаловалась Екатерина, - может быть, он не придёт?
    - Он всегда точно приходит, если не залипнет, - веско ответила Света. – Боишься? Он больно делает!
    - Почему обязательно больно? – оживилась Екатерина.
    - Он мастер. Только-только кости не ломает.
    - Почему же тогда не в каком-нибудь салоне работает, а ходит на дом?
    - У него лицензии нет.
    - Откуда же умеет?
    - Мать научила. Она раньше в какой-то правительственной здравнице работала.
    Екатерина, держа у уха радиотелефон, подошла к бару и одной рукой налила из початой бутылки шампанского.
    - Только не спрашивай его про войну, мать и дочь, - наставляла Света. – Залипнет.
    - Что ты всё «залипнет-залипнет»? – обиделась Екатерина на загадочный жаргон.
    - Значит, замолчит, уставится в одну точку, и хоть бей его, бесполезно.
    - Что за война?
    - В Чечне. Он там, говорит, женщину ел.
    - Живую? – возмутилась Екатерина, выронив из губ сигарету.
    - Как живую?.. – споткнулась о сложный вопрос Света. – Сначала мы все живые.
    - Меня-то не съест?
    - Меня же не съел.
    - Так ты старая, - вырвалось у Екатерины.
    - Чего? – закашлялась Света, видимо, тоже что-то выпивая или евши.
    - О! Он идёт! В окно вижу!
    Екатерина поспешила с третьего этажа по винтовой лестнице, а Света бросала ей в трубку советы:
    - Он сразу, как придёт, моется. От него пахнет. Денег не плати, пока все двадцать сеансов не проделает. Грудь женская, говорит, как коровье вымя…
    - Ладно, всё! – рыкнула Екатерина и отключилась. – У тебя самой вымя.
    За калиткой стоял, нет, не костолом. Ниже и моложе Екатерины, щуплый. Удивляло, что в глазах его отсутствовал взгляд. Хотя он улыбчиво щурился, но чёрные щёлки не источали эмоций.
    - Добрый день, Екатерина Сергеевна! – сказал он проникновенно, будто мечтал о встрече и был влюблён.
    - Роман? – отступила Екатерина, смутившись. – Сначала ополоснёшься?
    - Обязательно.
    Она повела его в тренажёрный зал на нулевом этаже. Не в джакузи же пускать. Хватит с него душевой кабинки.
    - Чуть не опоздал, - говорил он по пути. – Читал. Я, когда читаю, могу забыть про всё. Правда, бывает, что также забываю, о чём читал.
    - Зачем тогда время тратить? – густо нахмурилась Екатерина.
    - Нравится.
    - Так-то я тоже начитанная натура, - вежливо поддержала она разговор. – Книги помогают отвлечься от нашего мира, в котором деньги, деньги, деньги…
    Оставив Романа в душе, Екатерина вышла на улицу и снова набрала подругу:
    - Слушай, а ты мне не дурачка прислала?
    - Да, - прямо ответила Света. – Он контуженный. Его поэтому жена бросила. Кстати забыла сказать! Вином его не пои. Он становится болтливым, не унять.
    После душа Екатерина провела его в свою комнату. Хотя он был помыт, но всё равно резко пах чем-то враждебным. Екатерина втягивала носом и вспоминала этот запах. С тех пор, как она обосновалась в трёхэтажном доме с бильярдом и кинозалом, подобные враждебные запахи её не преследовали.
    - Где будем? – спросила она.
    - На полу, - ответил он.
    Екатерина приготовила свежую простыню, взмахнула ею, чтобы постелить на пол, и снова уловила струйку запаха. Вспомнила! Пахло псом. Псиной.
    Раздевшись до трусиков и покрываясь мурашками страха, Екатерина легла на живот. Роман щёлкнул колпачком пузырька, и его влажные, в масле, руки легли ей на спину.
    После недолгого нежного разогрева, он вдруг принялся рвать на Екатерине кожу.
    - Ой! Полегче там! – возмутилась Екатерина.
    - Хорошее тело! – без жалости приговаривал Роман. – Вам, тридцать? Самый вкус! Но раньше вы были полнее, потому что много кожи. Килограмм десять сбросили?
    - Девять, - поражаясь боли, выговорила Екатерина. – Что ещё видишь?
    - Делали аборт и не один.
    - Кто сказал?
    - Вижу. Раньше друзья, когда собирались загулять с какой-нибудь, просили меня издалека посмотреть на неё на пляже, и я никогда не ошибался. Всё равно у вас хорошее тело. Таз аховый. Спинка ровная. Мышцы эластичные. Прелесть!
    Он переключился на позвоночник, и Екатерина закричала.
    - Терпите! – усмехнулся он. – Здесь запущено, гибкость страдает. Но исправим.
    - Хватит! – взмолилась Екатерина. – Я слышу, как хрустит!
    - Это сейчас больно, а к двадцатому сеансу станете, извините, кончать.
    Хруст и крики длились час. Пот с лица Романа сыпал на её раскалённую спину.
Счастьем Екатерине казались секунды, когда Роман отрывался, чтобы полить на руки масла.
В заключение сеанса он принялся избивать её ладонями, отчего Екатерина взвыла до слёз и укусила себя за кулак до крови.
- Всё! – победно произнёс он.
Екатерина встала, пошатываясь.
- Ещё! – сказала она и упала в кресло.
- Что?
- Ножки.
Ползая по полу, он массировал ей ступни, а она сквозь дрёму шептала:
- Божественно…
Спустя вечность он спросил её:
- Что теперь?
Она открыла совсем пьяные глаза и тихо-тихо сказала:
- Там.
Он быстро понял, стянул с неё трусики и приник лицом.
Спустя несколько вечностей Екатерина оттолкнула его голову.
- Больше не могу! А то умру.
На третий этаж она поднималась, держась за стены. Там из бара взяла шампанское.
- Вам нельзя! – сурово высказал Роман. – После сеанса нельзя!
- Тогда пей ты. Заслужил! – вручила она ему бутылку и бокал, а сама легла на софу.
- Ты мастер. Сильный. Умелый, - бормотала она несвязно. – У меня ведь никаких удовольствий. Думаешь, я хорошо живу? Да что ты! Фитнесс, тупые подруги и муж гей, у которого платьев больше, чем у меня. Детей, наверное, так и не заведём… - она смолкла и внимательно глянула на Романа.
От жажды он выпил всю бутылку и игрался пустым бокалом.
- Ты давно для Светы работаешь? – спросила Екатерина.
- Полгода, - охотно ответил он. – Добрая женщина, только платит мало. Очень мало.
- Не переживай. Я не как эта старуха, не жадная. А что ты ей массажируешь?
- Она любит, когда голову. И любит жёсткий секс. Слишком жёсткий. Плети, кровь чтобы.
- Иди! – оборвала его Екатерина. – Завтра также к четырём!
Выпроводив Рому, она металась по дому, плевалась и кричала:
- Ну и стерва! Шпиона ко мне подослала! Выведать обо мне решила!
Несколько раз она хваталась за телефон, но в итоге разбила его о стену.
- Ладно, Светик! Я у тебя его перекуплю!
Душ её ещё больше разозлил. Ей захотелось большего, и сегодня.
Она взяла другую трубку, благо телефоны имелись едва не в каждой комнате. Где-то в книге вызовов должен был быть Павлик. Екатерина знала, что её муж, перед тем, как начать с кем-либо денежное дело, сначала звонит Павлику и спрашивает одно и то же: «Надо пробить человечка», вслед за чем ему становится известно, чем человечек питается и во сколько встаёт ночью в туалет.
Ага, нашла.
- Павлик?
- Да, я.
- Это супруга Мики.
- Да, Катюша, что случилось?
- Мне человечка пробить.
- Называй.
- Роман Сотнев.
- Местный?
- Да.
- Что хотим? Связи, источники дохода, компрометирующие данные?
- Да мне где живёт и больше ничего.
- А, ну тогда пять минут. Подождёшь?
Павлик обманул. Адрес он назвал через две минуты.
- Что с ним сделать? – весело поинтересовался Павлик. – Свозить на зелёную? Дадим лопату, чтоб сам себе копал.
- Нет-нет! Мне для другого.
- Смотри. А то всегда обращайся.
Хорошо, что она взяла джип, а не спорт-кар, потому что посёлок, где находился дом Романа, просто-напросто не имел дорог, а не то чтобы они были плохие.
У дома с нужным номером Екатерина вышла, и досада сжала её томившееся сердце. Дом выглядел нежилым. Половина его когда-то обгорела. Забор стоял и лежал, как вздумается.
Екатерине стало жаль себя, зря спешившей, и она решила пойти к дому из одного лишь детского любопытства.
Однако, вступив за калитку, она почувствовала то самое – враждебный запах. Двинулась дальше и запнулась. Посмотрела, за что, и чёрная обморочная волна едва не уронила её. На земле лежала оскалившаяся собачья голова.
Дверь в дом была не закрыта. Она просто имелась, криво прислоненная к косякам. Екатерина отодвинула её, и попятилась.
Внутри громоздился мусор, в таком количестве, словно бульдозеры загнали сюда уличную свалку. У самого порога стояло ведро, полное разноцветных кошачьих голов.
- Екатерина Сергеевна! Вы ко мне?
Екатерина пошатнулась, хватая руками воздух, и увидела Романа. Он шёл к дому, ведя на верёвке серую лохматую дворнягу.
Войдя во двор, он деловито привязал дворнягу к вишне и поднялся на крыльцо, где стояла Екатерина.
- Пойдёмте в гости, - пригласил он. – На мусор не смотрите, я скоро уберусь. И голов тоже не бойтесь. Я раньше их выбрасывал, но люди увидели и подожгли дом.
Не веря происходящему и себе, Екатерина прошла за Романом, высоко поднимая ноги, чтобы переступать завалы.
Он провёл её в комнату, в которой кроме свалки находились табурет и две кровати. Одна кровать была завалена ворохом ватных одеял, а другая показалась Екатерине странной, но сил, чтобы уяснить, в чём странность, не осталось.
- Видите, сколько у меня книг? – горделиво спросил Роман и обвёл рукой горы мусора.
Екатерина пригляделась и различила, что добрая половина свалки состояла из старых, грязных книг. Вот торчал корешок Бунина, вот распласталась отдельно от страниц обложка Толстого.
- А это мама моя, - показал Роман на странную кровать.
Екатерина минуту смотрела, пока не угадала под покрывалом контуры человека.
- Она, кажется, не дышит, - хрипло произнесла Екатерина.
- Да. Полгода уже, - согласился Роман. – Я получаю за неё пенсию.
Ещё минуту промолчав, Екатерина выговорила:
- А куда ты деньги тратишь?
- На дочь, - с готовностью ответил Роман. – Всё до копейки отдаю жене на дочь. На одну дочь.
Он сел на табурет и добавил:
- Больше ни на кого.
Екатерине срочно требовался воздух. Она сказала:
- Я пойду.
Роман не ответил.
- Слышишь?
Он не шевелился. Залип. Только медленная слеза текла по его щеке.
Екатерина выбралась из дома и хотела сунуть в рот пальцы, но испугалась собственных рук, трогавших недавно дверь.
Широко шагая, чтобы быть устойчивей, она направилась прочь от дома, однако остановилась около собаки.
Та прыгала и плясала, счастливая оттого, что перед ней человек, который освободит её от верёвки. Но если отвязывать, думала Екатерина, собака испачкает лапами одежду.