Однажды осенью, примерно в среду, Хлебский возвращался из армии в плацкартном вагоне, в аксельбантах, галунах, в погонах со вставками, в морщинистых сатиновых трусах синего цвета с благородным отливом и в расстроенных чувствах. Дембель такой весь из себя.

Начиналась новая жизнь. Новая жизнь поймала Вована прямо на платформе родного вокзала, ухватила его за переполненные нерастраченной страстью парные половые причиндалы и повлекла в неведомую даль, где исполняются все желания, даже если они не твои.
Этот абзац написан как бы эзоповым языком, для тургеневских барышень.

Сходя с подножки родного вагона, Хлебский увидел ЕЁ. Она стояла и грустила. Аксельбанты зашевелились, эполеты вздыбились, погоны напряглись.
Чуткая и ранимая душа Хлебского, у которого не было настоящей женщины два года, не могла пройти мимо горя такого неземного создания. «Видимо, что-то случилось!» - подумал Хлебский, и как обычно, оказался прав.
- Девушка, а что это вы такая грустная на перроне и как вас зовут? – спросил Хлебский, яростно подавляя эрекцию усилием воли.
- Ах! – сказала девушка – Меня зовут Элоиза! Я провожала команду велосипедистов, следующих литерным поездом на ралли Париж-Даккар! Они все такие душки!
- Как я Вас понимаю! – Хлебский закивал, как токующий журавль, изобразил вселенскую грусть на лице, прикрывая пах дембельским чемоданом…

Дальнейшее развитие событий мы пока оставим за кадром. Любовь нахлынула на Хлебского, как девятый вал на Айвазовского.

Потом была свадьба. В народе это называют - «по залету», Хлебский называл это в последствии - «по истечению обстоятельств» или «не вовремя стравил конденсат».
Все было, как у людей. Свекровь с тещей рыдали друг другу в лифчики. Про гипотетического тестя мы пока ничего не знаем, по причине его отсутствия на торжестве. Свекор благополучно по истечении часа торжества надувал носом радужные пузыри в туалете и мило улыбался писсуару.

Женщина Хлебскому досталась удивительной красоты. Если у всех женщин есть три измерения (ну, там, в идеале, 90-60-90), то у Лизы было четыре. (100-100-100-100). Включая плечевой пояс.
Если бы она позволила отрубить себе голову, ноги и руки, то остальной полуфабрикат можно нарезать поперек с любым шагом нарезки – все периметры стейков будут равны 100 сантиметров.
Только Элоиза скорее из вас нарубит стейки, чем позволит вам заняться с ней такой занимательной геометрией.

Такая вот красота появилась у Хлебского. На всю жизнь. Потому что разрушить такую идиллию можно было только путем суицида.