Однажды в понедельник от Колбасевича ушла жена. Без объявления войны с оставлением записки, где говорилось, если в двух словах, что Колбасевич - чмо. В смысле, что Колбасевич неудачник, мало зарабатывает и у него пахнут ноги. И она уходит к Григорию, у которого ноги хоть и пахнут, но гораздо мужественнее и есть у него два ларька и он может обеспечить ее либидо своим.
Колбасевич запил. Безжалостно и беспощадно. Пил долго, часа три. До падения с табурета.

Пришол Хлебский.

- Чо это за унзерецайт? – спросил беспощадный Хлебский.
- Меня бросили! – возопил Колбасевич, грызя нижней «семеркой» ножку стола производства Бузулукской мебельной фабрики 1987 года рождения.
- И пинками затолкали под стол?
- Я для нее – всё! А она со мной - так! – слезился невнятно Колбасевич, вяло пытаясь оттолкнуть ногой упорного Хлебского,
- Так, потный носитель перегара… ща будем тебя лечить!
Хлебский вытащил из-под стола вяло брыкающегося конечностями Колбасевича. Не глядя, потянулся за чайником… Чайника не было. Вероломная жена Колбасевича забрала электрическое приданое, дабы усладить носителя правильно пахнущих ног правильно пахнущим чаем из совместно нажитого имущества.

- Угу… - сказал Хлебский, и был, в сущности, прав. – Нашатырь! Сидеть и под стол не заползать, ща приду!

По дороге к себе домой, Хлебский встретил соседку сверху. В соплях и слюнях.
- Сука! – сказала соседка, рыдая от неразделенных чувств.
- Я – кобель! – гордо вскинулся Хлебский
- Жене своей скажи, идол!… но какая он сука! Собрались сегодня в цирк идти, я билеты купилаааа… а у него соващааааниееее! Врет, сукаааа!
- Врет! – в голове у Хлебского созрел коварный план. – а дай мне твои два билета, а я к тебе тогда зайду. Завтра. Отблагодарить! Может быть даже два раза. За себя и за того парня…
- Вот ты дурак, Хлебский! Да для тебя – да на тебе билеты, не обжуйся! Заходи, если не с кем нечего некуда делать.

- Фактыч! Мы идем в цирк! Будем тебя лечить культурой в массы! – Хлебский пришел к Колбасевичу без нашатыря, но с билетами в шапито.

В цирке было грустно. Облезлая обезьяна обреченно скакала на не менее облезлой пони, облезлый медведь ездил на облезлом велосипеде. Грустные клоуны пытались веселить трибуны. Трибуны солидарно грустили.

В перерыве Колбасевич и Хлебский кушали спиртное. Рядом сидели грустные клоуны и делали то же самое, размазывая грим по лицу.
- Сука! – сказал рыжий клоун белому.
- Я – кобель! – возразил белый.
- Дежавю – подумал Хлебский, но ничего не сказал. Просто пригласил клоунов в гости.
Выпили с клоунами. Второе отделение было гораздо веселее. Правда, смеялись над клоунами только Хлебский и Колбасевич. Клоуны тоже смеялись. И смешно падали на облезлых пуделей. Облезлая дрессировщица была очень недовольна.

Вечером на холостятской кухне Колбасевича товарищи кушали спиртное… Пришли грустные клоуны.
Все плакали друг другу в жилетки. Хлебский к тому же, боялся идти домой. Дома жила жена… А Колбасевич все-таки почуствовал себя лучше.