Проживая в гостинице после охоты в Тверской области мне что-то захотелось женской ласки… Позвонил знакомому охраннику:
- Саша, меня в номер 1817 заселили, пришли туда девчонку.
- Не вопрос.
Я залез под душ. Помылся, как следует, а потом промыл гениталии с пеной для бритья «Gillette». Бабам запах этот очень нравится, когда минет делают. Советую, кстати.
Вылез из ванной, только треники успел надеть – стук в дверь. Я бегу открывать с обнажённым торсом, а вернее c большим голым животом. На пороге стояла симпатичная блондинка. Как увидела меня, произнесла – «ага, всё ясно». И ушла.
Не, я поддатый был немного, хуле скрывать, но виагру принял заблаговременно, за себя поручиться мог на все сто.
Звоню охраннику:
- У тебя там что, принцессы одни? Ты кого мне прислал?
- Петь, не ссы, щас другая подойдёт.
Быстро майку надел новую, что в Cabela’s по сейлу брал за $9.99. И жду. Минут через пятнадцать – стучат. Дверь открываю - и чуть не ёбнулся! Гляжу - коротышка, чернявая вся, а нос, то ли греческий, то ли армянский, вперёд неё в номер заходит. Я спросил спокойно так, для прикола, девушка, а сколько вы за час берёте?
- Четыре тысячи рублей плюс премиальные.
- Я извиняюсь, премиальные дают тогда, когда девушка понравиться может. А как вы себе представляете это? Ну-ка, иди нахуй отсюда!
Попал я, конечно - хуй стоит, опуститься не может. Пару раз передёрнуть пришлось. Потом успокоился и забылся сном.
А в восемь утра гость ко мне ломится – Виктор Иванович Мунистов. Он наставником моим был двадцать лет назад, когда я категорию по охотничьему собаководству получал. Ему  семьдесят пять почти, но рожа гладкая, без морщин, лет на пятьдесят смотрится, и голос, как у тридцатилетнего. Живот только побольше моего. Как водки  вмазали – стихи стал читать.
Я говорю:
- Витя, заебал ты меня своими виршами, давай попездим лучше за жизнь. А он, ну всё.  Вот это последнее. И начал:

                                            Глухарь.

Века каменного ровесник
На кондовой, могучей сосне
Распевал глухарь свою песню
В мягкой утренней тишине.
И не ведал артист дремучий,
То – захлёбываясь, то – точА:
Всех  глухарок в округе измучил
Ожиданием по ночам…
А под утро, слетев на мшару,
Полукругом хвост волоча,
Допевал, с особенным жаром
Копалух любя и топча.
И рассвет, проявляя заботу,
Чтобы род их вовек не иссяк,
По инстинкту, как на работу,
Гнал на ток глухарей косяк.
Не грешно ли – под песню века,
Что намного древнее нас,
Подсылать на ток человека,
Чтобы род глухарей угас?
Ну, послушай, ну, сердцем дрогни,
Не дыша, тайну тайн подгляди…
Отпусти их своей дорогой,
У них Вечность ещё впереди.

- Ни хуя себе! Витя, вот это стих! А то люблю – не люблю… Они же с динозаврами обитали вместе. Ты в курсе, что у глухарей нет языка?
- Нет, не знаю. Хотя стрелял их много.
- А я после твоего стиха больше на ток не пойду. Торкнуло меня что-то. Я тут в подарок своей бывшей виски «Double Black» привёз. Хуй с ней, давай по маленькой.
За глухарей!