Недавно я устроился на работу в небольшую фирму. Контора с виду вроде ничего так, довольно солидная. Ну, сначала вроде все шло нормально, даже хорошо. Познакомился с новыми коллегами, в частности с Толиком. Его должность и обязанности никто в фирме толком объяснить не смог, даже он сам. На работе Толик постоянно сидел, уставившись в монитор, и гнусно хихикал в потную ладошку. Выглядело это странновато. Еще заметил, что он постоянно какую-то клавишу надрачивает с периодичностью примерно секунд в двадцать. Целый день так может ебашить, как дятел. Я ближе всех к нему сижу, – реально заебывает. Втайне я мечтаю атхуярить его за это. Но, как новый человек в коллективе пока терплю. Тем более, что Толян в остальном нормальный поцан, мы даже вместе на обед в столовку ходим. Кормят там отлично. Борщ можно покушать, катлеты разные, пюре с подливой, – все очень вкусно. Я заметил, что повариха в столовке всегда улыбается Толику, и побольше хавки накладывает. Видимо, ей нравится этот веселый розовощекий бутуз.

На старом месте работы я очень любил срать в офисном туалете. Он был просторный, светлый. Всегда имелась в наличии халявная туалетная бумага, да и на душе становится как-то тепло и радостно, когда осознаешь, что ты в рабочее время гавном испражняешься, а тебе еще за это деньги плотють. Я всем советую так делать.
Офис моей новой конторы оказался с весьма значительным недостатком, – в нем имелся всего один очень тесный одноместный мужской сортир. Возле вожделенного помещения постоянно образовывалась очередь из желающих как можно скорее абассаться, а некоторые даже мечтали дрестануть. На этой почве часто возникали конфликты и ругань.

Однажды, после обеда, дождавшись своей очереди в заветный толчок, я уже было собрался как следует просраться, но неожиданно кто-то оттолкнул меня в сторону со словами: «А ну, брат, посторонись-ка, а то у меня щас днище вынесет нахуй!». Это оказался Толик. Стоящий рядом со мной толстый усатый мужичок сказал: «ну все, пиздец…», и огорченно поплелся восвояси. Еще один страдалец, программист Иван остался, и мы вместе стали ожидать, когда Толик абдрестается. За дверью было слышно его блаженное бормотание, похожее на молитву. Ивану, очевидно, стало совсем невтерпеж, потому что он начал переступать с ноги на ногу, и даже изредка засовывал руку в карман брюк, нервно теребя свой писюн. Когда Толик, наконец, высрал из себя все гавно, и открыл дверь сортира, оттуда пахнуло такой вонью, что я тут же съебнул в сторону. Ивану, видимо, отступать было уже некуда. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, как ныряльщик перед погружением, затем задержал дыхание, и исчез за дверью туалета.
Конечно, я был немного шокирован таким поворотом дела. Дрестать сразу расхотелось. Толик задержался и поблагодарил меня, виновато объясняя, что он обычно с похмелья срет очень вонюче, за что искренне извиняется.

В конце рабочего дня, улучшив момент, мне удалось таки оказаться у туалета в одиночестве. Войдя, я обнаружил, что сидушка от унитаза наполовину сломана. Этот факт вверг меня ненадолго в раздумье. Но срать очень хотелось, поэтому было решено не пасовать перед трудностями. Спустив брюки с трусами, я в воздухе навис жопой над очком, держась руками за ручку входной двери. Стал тужиться. Вначале гавно пошло мягко, лапидарно. Но заключительная кокажка остановилась на полпути, и никак не хотела вылезать. Я бросил ручку двери, схватился руками за ягодицы и раздвинул их пошире. Кокажка чуть продвинулась, но не до конца. Энергичными движениями я стал сжимать и разжимать булки, надеясь таким незатейливым образом помочь организму выделить из себя гамно. Увлекшись, я потерял равновесие, качнулся вперед и, сука, сильно боднул лбом входную дверь. Блять, к счастью, кокажка при этом не упала, потому что я очень испугался, что придется ее потом подбирать с пола. Отпрянув назад, я планировал усесться на унитаз, уже хуй бы с ним что сломанный. К сожалению, получилось не очень удачно: размазывая гавно по жопе, я угодил сральником прямо в сидушку, окончательно ее доломав.
Тихо матерясь, мне удалось, наконец, кое-как подтереться, помыть руки и осмотреть в зеркале набухающую на лбу шишку. Открыв дверь, я вздрогнул, потому что передо мной стоял наш директор Петр Федорович. Он поморщился от запаха кала, с любопытством заглянул мне через плечо, обозревая поломанный и перепачканный гавном унитаз.
– Ты зачем это сделал? – прищурился директор, хватая меня за предплечье.
– Петр Федорович, я случайно… так получилось… – с трудом выдавил я, чувствуя себя крайне неловко.
– А освежитель воздуха не ты спиздил случайно? А в дверь нахуя долбанул? Что ж вы за люди то такие, а? Посрать – и то не можете нормально, я уж не говорю о профессиональных обязанностях. Ремонт будет за твой счет, понял?
– Понял…
Директор отпустил мою руку, и я пошел прочь, огорченно размышляя:
– Вот ведь, блять, в блудняк вписался, как бы не уволили…
А на следующий день туалет отмыли и починили, и я опять в нем посрал.