Работая, в бытность свою, в нефтеразведке, был один эпизод, который оставил глубокий след в душе. Как эталон преданности и предательства.

В то время стали поступать новые силовые установки на электростанции в поле. Дизеля те же, но начинка управления и защиты уже электронные, а потому дизелисты уважительно называли эти блоки «компьютером». Поначалу было трудно. Машинисты с трудом находили контакт с новым оборудованием. Они привыкли больше работать на запредельных характеристиках и нагрузках и исправлять неисправности посредством лома и кувалды.  А потому приходилось часто мотаться по тундре с наладкой и просветительскими лекциями. Приходилось объяснять, что – «Если правильно использовать оборудование, то это же вам во благо, можете спать спокойно на смене…»

Это был февраль месяц, и очень холодный в том году, мороз не поднимался выше –50 градусов и потому работы прибавилось. Я тогда находился на нашей базе, когда по рации вышел мастер с соседней, и запросил помощь. У них на пике нагрузки, по ночам, срабатывала защита, и отключался генератор. Народ уже дровами топился. Как назло прихватила поясница, да так, что с трудом горизонтальное положение выдерживал, а тут по зимнику ехать двести километров. В балок зашел водила, мой тезка, и сказал, что поедем часа в четыре утра, и идем одни, так что запасайся там чем, на всякий…

К назначенному сроку собрался. Само собой больше продуктов, теплого белья, на дорогу напился горячего крепчайшего чая. А тут уже и рев подъехавшего к балку турбированного УРАЛа. В такие морозы, как правило безветренные, все звуки, как через усилитель, становятся оглушительными, со звенящими нотками и ревущими обертонами.

Любая поездка в это время, всегда в ночь. Небо чистое, но звезд не видно. Стоит тяжелый морозный туман, дышать трудно, пар густой валит, сразу покрывая слоем льда все меховое вокруг лица, не хватает кислорода, что нам, что машинам, да и дышать приходится только через нос, закрыв его маской, у нас называемой «намордник». Я особо не беспокоился, Саша был опытный бродяга, уже не одну тысячу километров наездивший по тундровым зимникам. Да и мне самому не впервой мотаться в качестве пассажира. Еще одно замечательное свойство его характера, его молчаливость. Ну, это больше отпечаток профессии.

Погрузились, поехали. Проехали двадцать метров, как исчезли в тумане, огни базы. В свете фар, только густая дымка, в которой с трудом различается колея зимника. Музыку Саша не включал, «слушал» машину. Проехав километров пятьдесят, мы вынырнули из глубокой низины, по которой был проложен этот участок зимника, и выехали на чистое место. Тут уже не было тумана, и взору открылась та убийственная красота зимней, ночной тундры, что завораживает, делает из тебя зомби, которому хочется выйти к ней и остаться там навечно. Необъятный горизонт. Редкие лиственницы, укутанные в плотную изморозь, и в тусклом, рассеянном свете луны и звезд, далеко видны абстрактные белоснежные фигуры, которые, как кажется, двигаются, когда вдруг цепляешься за них боковым зрением. Нам тепло в кабине. Из освещения только бледный свет приборов. Такая зыбкая грань между жизнью и смертью.

Проехав довольно безжизненный участок тундры, нас ждал поворот и затяжной подъем. УРАЛ, загруженный под завязку, взвыл турбиной, да так, что мы сами непроизвольно напряглись, в неосознанном желании помочь трудяге. И тут, на вершине подъема все стало с ног на голову. Только ехали по голой арктической тундре, а внизу стоит лес. Настоящие строевые сосны, перемежающиеся редким березняком. Есть у нас такие места, когда лес длинными языками заходит в безраздельное владение арктической тундры. 

Мы ехали в окружении спящего леса. Зимник то и дело пересекали следы зайца, а параллельно с ними строчки следов не то песца, не то лисицы. Показалось даже, что вижу росомашьи. Уже скоро база. Она стоит на берегу речки с песчаным пляжем, в окружении сосен. По сравнению с другими, просто райское место. Доехали без проблем, если не считать, что Саша помогал мне выбраться из кабины, спину совсем заклинило.

Нас встретил мастер. Он сразу повел меня в гостевой балок, жалуясь, по дороге, на всю эту «умную» технику, что житья не дает. Вот, мол, по старинке, все было лучше. Ни тебе электроники, ни каких проблем. Спина болела, и слушать его трескотню, было через силу. Я сразу спросил, где дизельная. Он махнул рукой, добавив – «А там услышишь». Закинув вещи, сходил в столовую, где местная повариха накормила вкусно и от души, узнав попутно, что я по электрической части, тут же засыпала жалобами на сгоревшие чайники и прочую мелочь. После сытной еды показалось, что мороз попустил.

А место действительно замечательное. База стоит на низком берегу, а там, на другом, через лед речки, большой косогор, как амфитеатр с растущими на его ступенях деревьями... Как-то пустынно, народ по балкам. Я пошел на звук работающей «двухсотки».

Помещение дизельной, не обычное типовое, а настоящий сруб, с широким, деревянным, грузовым пандусом, просторным предбанником, и уродливыми, кривыми выхлопными трубами, как корявые рожки, торчащими из стены. Захожу. В свете тусклой лампочки, в предбаннике, на полу, что-то большое загораживает проход. И это что-то повернуло в мою сторону голову. Волосы дыбом встали. В таком освещении показалось, что это арктический волк. Я замер и посмотрел в пристально уставившиеся на меня глаза. Нет… Глаза карие, собака. И судя по окрасу и формам, немецкая овчарка. Но таких крупных овчарок, мне не приходилось видеть. По самым скромным оценкам, она весила далеко за восемьдесят кило. Очень тяжелый взгляд, и она его не отводит, как это делают нормальные собаки. Ни лая, ни рыка. Никаких эмоций. Что делать не знаю. С мыслью перешагнуть, а при этом пах окажется как раз в районе этой морды, распрощался сразу. Крикнуть, что бы кто-то вышел, тоже бесполезно, в местном-то реве дизеля.

- Дружище, я свой. Может, подвинешься?

Пес, кажется, понял. Молча встал, и уже не глядя на меня, тяжело бухнулся, со вздохом, ближе к стенке. Аккуратно боком, я прошел дальше.

- Здорово, мужики. Я Саша, наладчик, по душу вашего генератора. Это что там у вас в тамбуре за зверюга?
- Здорово. Володя. Тот, что с бородой Капитан. Если захочешь с ним поговорить, кричи в правое ухо. А зверюгу кличут Полкан. Он с прибабахом, не обращай внимание, съесть не должен.
- Угу, волкодав?
- Скорее кошкодав, в первый же день удавил кота мастера. Уладили литром спирта.
- Ну, так что тут у нас?..

В комнате дизелистов, тепло и светло. Уже шумит чайник. Из старого кассетника звучит такая знакомая, и всегда в радость, музыка Агаты Кристи. Володя небольшого роста крепыш, юркий мужичок лет под сорок. А капитан, тот действительно капитан, ходивший летом на катере и развозивший грузы по базам, а зимой, когда его кормилец отдыхал в ледяном отстойнике, подрабатывал дизелистом. Эдакий просоленный мореход из моих детских сказок. Здоровенный, высокий дед, с седыми коротко стрижеными волосами, и такой же седой бородой. В тельнике, только без пиратской серьги в ухе. Сидит на нарах и чинит сеть. Мы быстро определились с проблемой. «Мое» оборудование оказалось не причем. Дизель новый, и машинисты еще не демонтировали заводской расходный бак. А в нем приемный топливный фильтр, который просто засорился. И когда нагрузка по ночам подходила к пределу, не хватало топлива дизелю, он начинал задыхаться, сбрасывал обороты, а тут уже срабатывала защита генератора по частоте. В общем, все решилось в течение часа, а вот то, что теперь ближайшую неделю не будет ни попутной машины, ни вертолета, несколько угнетало.

- Да ладно тебе! Куда торопиться? Завтра по прогнозу потеплеет до двадцати. У нас тут петли стоят, ружье есть. А места просто шикарные.

Володя, сразу понял, чем можно подсластить пилюлю. Даже спина ойкнула, и боль куда-то уходить стала. Пили чай, а у меня из головы мысли про пса не выходили.

- Слушай, Ваван, а Полкан ваш, откуда взялся? Кто додумался? Ведь собака не из охотничьих. Тяжко ему тут, наверное.
- Ну как сказать. Он тут местная развлекуха. Долбанутый на голову. Его по весне один машинист с собой привез, новенький. Прилетел на вертолете, а с ним и псина. Правда забухал сразу, недельку в запое, и мастеру это надоело. С первой же попутной вертушкой, погрузили его и отправили. И больше его никто не видел. А Полкан, был тут пристегнут, забыли. Так и остался. Подожди, завтра должна вертушка быть пролетом, посмотришь шоу. Для Полкана вертолет, как красная тряпка на быка. Такого стукнутого пса еще свет не видывал. Все зверье под себя делает при виде ревущего вертолета, заходящего на посадку, а этот кидаться начинает, еще когда машина в воздухе. Даже на колесе зубами повисал, пытался порвать. Когда садится с подвеской, так он на «паука» кидается! А ведь если статику не снять, коснувшись «пауком» земли, он же бьет как электрошокер, на повал. Так этот, уже который раз получал, а все без толку. Одно слово стукнутый. Летчики после посадки сперва выходить боялись, но потом заметили, что когда вертушка садится и глушит движки, он сразу успокаивается. И нелюдимый какой-то. Не видел ни разу, что бы хвостом вилял, или другие какие собачьи проявления преданности. Так, живет сам по себе. Ну а нам, что, жалко? Пусть живет, всегда накормим, а он нас развлекает время от времени.
- Ну, лады. Пошел я обустраиваться, раз тут завис. Завтра зайду, покажете, где тут у вас угодия.

Когда проходил через тамбур, и увидел пса, спокойно сказал ему – «Ну что дружище, вот ты значит какой тут Полкан кошкодав, ну бывай». Овчарка встала, и молча, последовала за мной. Шла сзади в шагах трех, даже как-то неуютно стало, но я решил не оглядываться. Володя, вышедший следом, крикнул – «Ого, да он тебя в кореша записал!»

- Да что-то я себя больше подконвойным чувствую…
- Да не, он так вообще никого не провожал...

Так и шли до балка. Когда я заходил, он остался на улице, рядом с тамбуром. В комнате было сильно натоплено, и когда захотелось покурить, решил выйти наружу. Выхожу и вижу, что Полкан все еще сидит там же. Закурил, и что-то меня толкнуло изнутри, захотелось его просто погладить. Пес, так же молча, резко отодвинулся от моей руки.

- Да ладно, тебе. Что я зверь, какой? И ржать над тобой не собираюсь, мало ли чего там у тебя за терки с вертолетами. Чего смотришь?

Полкан сидел и смотрел мне в глаза. Очень красивая собака. Такой бы точно не прошел по своим размерам на собачьей выставке, но вся его красота, в его природной мощи, умных глазах, чувстве собственного достоинства и независимости. Мне он сразу понравился.

- Кстати, дружище, постой тут еще минутку. Вынесу кое-чего.

Быстренько сбегал в комнату, достал из мешка банку тушенки, открыл и вынес на улицу. Вывалил перед ним на снег.

- На вот тебе, за знакомство.

Пес, как оскорбленный самурай, повернулся ко мне спиной.

- Ну и понтуйся, тут. Подумаешь, цаца. А я спать.

«Вот ведь засранец» – подумал еще разочаровано…
На следующий день действительно стало намного теплее. Когда утром выходил по нужде, увидел, что пес все-таки принял подношение. Мяса не было, банка до блеска вылизана. Я решил побродить по базе. И вижу, что мой кореш уже тут. И следует как обычно сзади. Так и гуляли. Я шел и с ним разговаривал. Говорил откуда я, что сам как пес одиночка, вот так живу, сегодня здесь, завтра там. Даже его спрашивал за жизнь. У того в этот момент поднимались уши, взгляд начинал выражать недоумение. Только собрался идти в дизельную, как что-то в глазах Полкана заставило меня оторопеть. Он смотрел куда-то вверх и в сторону, и в черных зрачках застыла бешеная ненависть. Ненависть животная, идущая откуда-то из глубины его собачей души. И тут я услышал далекий рокот вертолета. Загривок собаки вздыбился, раздалось глухое утробное рычание, он страшно оскалился и с места рванул в сторону вертолетной площадки. Я пошел следом. До вертолетки было далеко, и еще издали слышал гогот, подначивания, шум садящегося вертолета, страшное рычание пса, его вой. Потом вертушка пошла на взлет. Навстречу мне тяжелой трусцой бежал Полкан. Над ним стоял пар. Из пасти текла слюна. Голова низко опущена, он не видел никого. Весь как-то съежился. Он пробежал мимо меня.

- Полкан! Стой, дружище!

Тут я увидел Володю.

- Эх, ну ты пролетел!! Вот он сегодня выдал! Мы забились, какое колесо он нынче рвать будет. Все продули! Он на переднем умудрился повиснуть! Летуны подвисли спецом в метре, делали шоу. Не, ну точно долбанутый пес! Сейчас завалится в дизельной, день выходить не будит. Стыдно, наверное, дураку… Кстати, тебе повезло, завтра будет борт, домой полетишь, и заодно посмотришь на это чучело.

Мне почему-то не хотелось разговаривать с человеком, который, понятно, что с тоски тут смертной, ищет хоть какое-то развлечение, хоть и не вполне нормальное в моем понимании. Но у меня в голове появилась догадка, которая не давала покоя. Не ответив Володе, я развернулся и быстро пошел в дизельную. «О, еще один…» - услышал я тихое бурчание его вслед.

Зайдя в тамбур, я сел на корточки рядом с Полканом. Сразу положил руку на его голову. Он стряхнул ее и отвернулся.

- Да брось ты! Думаешь, я ничего не понимаю? Пусть идиоты ржут! Ты настоящий пес, каких мало. Я ведь понял, почему ты так ненавидишь вертолеты…

Да, я действительно все понял, что-то было у нас с ним схожее. Наверное, это умение без остатка любить и ненавидеть… Когда-то ты жил у себя в доме с хозяином, где вырос. Ты думал, что так будет вечно – теплый дом, щемящие душу запахи, любящие тебя люди. И вот однажды, это оранжевое, гремящее чудовище, вырвало тебя и хозяина из твоего волшебного мирка, и унесло, черт знает куда, а потом и его забрало совсем. Вертолет, для тебя, корень зла, а не предательство хозяина…

Полкан сник, ткнулся лбом мне в колено. Я стал гладить его большую голову, говорил ему что-то, а сам с горечью думал – «Ну вот, а с завтрашнего дня, наверное, ты начнешь ненавидеть вертолеты, еще больше…»