Мой дед умер в марте 17 лет назад. Никогда никого я не любила так сильно, как его. Даже своих родителей, брата и бывшего мужа.

Мои яркие детские воспоминания связаны с дедом и бабушкой – родителями моей мамы: дед меня водил по паркам, выдумывал всякие удивительные истории про те места, где мы с ним гуляли, покупал мне мороженое, когда я сопливила – мол, если хочешь я куплю тебе мороженое, но ты хорошо подумала – оно тебе надо? Мне тогда казалось таким восхитительным то, что я ела мороженое, когда я была простужена. То есть, с дедом для меня запретов не существовало.

Сам факт пожирания мороженого, когда НЕЛЬЗЯ, будоражил мое воображение, появлялось ощущение, что я обдурила маму – и мне не может быть от этого стыдно, потому что это сделано было с разрешения деда. Он мне позволял лазить по мосту над водоёмами, куда не пускала мама, опасаясь, что я упаду. Дед говорил: «Ты можешь упасть, я тебе разрешаю туда залезть, но подумай – если ты упадешь, виновата будешь только ты сама. Если очень хочешь – полезай!»

Иногда я лезла, а иногда нет – когда «подумала». У него была астма, и когда быстро и долго ходили, ему нужно было остановиться и отдышаться, но когда я хотела бегать в парке наперегонки, он бегал вместе со мной. В один из таких вот дней было уже поздно, сумерки, людей в парке не было, дед рассказывал мне про медвежонка, который в сумерках выбирается из своего домика и гуляет по парку – мы с дедом ходили и искали этот домик медвежонка и даже нашли его.

Когда я ныла по типу: «Ну когда мы пойдем в музей паравозиков, ну когда, ыыыыы?..», дед спокойно говорил: «Я сказал, что сегодня, я не сказал «сейчас». Аня, было хоть раз, чтобы я не исполнил того, что пообещал? Потерпи немного». На это не было что возразить, и я сразу переставала плакать и раздражаться.

С ним всегда было просто, его доводы меня всегда убеждали. Если я клянчила что-то, а мне это не покупали, я начинала реветь, тогда дед показывал мне мою неправоту: «Перестанешь клянчить как базарная нищенка, тогда я подумаю – покупать ли тебе игрушку или нет».

  С дедом было интересно все: и музей паровозиков, и простые прогулки по зеленому парку, и даже поход «смотреть экскаватор» - мы просто выходили с ним из дома и шли через улицу, где шла стройка, и где орудовал огромный экскаватор. Я даже представить себе не могла, чтобы пойти «смотреть экскаватор» с родителями – сразу эта прогулка представлялась какой-то убого-бессмысленной, а с дедом по степени интересности это было равносильно походу в зоопарк.

До определенного возраста я была уверена, что дед мой волшебник. Он всегда что-то придумывал, и от этих штук у меня кружилась голова от восторга. Например, захожу я в комнату, тут он говорит: «Стой! Не шевелись! Сейчас ты обернешься - и на столе появится то, что ты хочешь. Ну, оборачивайся!» Я не успевала даже толком сообразить, чего же я хочу, и что там сейчас появится, я оборачивалась и на столе под скатертью замечала какой-то предмет, откидывала скатерть, а там оказывалась плитка шоколада. Ну конечно же! Я же хотела шоколада! И как дед узнал об этом?

  И это было еще не все с фокусами про шоколад. Дед мои восторги про волшебство воспринимал невозмутимо и продолжал удивлять меня: «Съешь половинку шоколадки, а другую половинку положи на то место, где ты её взяла, а завтра с утра придешь – эта шоколадка опять вырастет до размера целой!» И кто бы мог подумать – шоколадка вырастала за ночь!!!

    Или еще – подтверждение того, что дед волшебник… Я очень любила грызть ногти, мне это казалось чем-то очень интересным – ведь нужно было умудриться грызть ногти так, чтобы родители не заподозрили меня в этом занятии, то есть аккуратненько и ровненько, и как-то я решила попробовать погрызть себе ногти на ногах.

Девочка я была совсем не гибкая, кое-как умудрилась дотянуть себе ногу до рта, зубами зацепилась за ноготь, куснула, и тут у меня нога сработала по принципу пружины – она САМА резко встала в свое обыденное положение. Я себе криво куснула ноготь, до крови, стала реветь, все рассказала маме, а она – нет, чтобы пожалеть меня, - стала хохотать.

От этого я обиделась на маму и взяла с нее слово, что она НИКОМУ не расскажет об этой моей постыдной попытке погрызть ногти на ногах. Мама пообещала. Я отправилась умываться от слез, потом спустилась к деду (они с бабушкой жили двумя этажами ниже в  том же доме), захожу в комнату, а он мне:

- Аня, ты знаешь, у меня была знакомая, у которой дочка грызла ногти на ногах и случайно откусила себе палец! Так что я бы не советовал тебе впредь грызть ногти на ногах.
- Но откуда ты узнал?!- я поняла, что дед намекает на меня, но не догадалась, что мама успела ему рассказать всё.

И дед ответил так, что я ни на секунду не засомневалась в том, что он волшебник:
- По телевизору видел.
- Как по телевизору?! Он же выключен! И, значит, все видели?
- Нет, не все, только я. Я могу и через выключенный телевизор всё видеть.

Тут уж фантазия моя разыгралась, я испугалась, что меня могут показывать по телевизору деду, когда я в ванной или в туалете, но он уверил меня, что ванную и туалет ему не транслируют…

Тогда я немного успокоилась, но осознание того, что в любую минуту дед может знать, что я делаю, меня напугало. Я сразу попыталась прощупать почву, не в курсе ли он того, что пару дней назад я плевала на ковер, когда мама вышла из комнаты  и того, что папиным полотенцем вытерла пыль…

Оказалось, что не в курсе. Тогда я поняла, что дед не всегда может наблюдать за моими проделками…

…Иногда думаю о том, что человек – это то, что о нем думают другие. Для кого-то мой дед, быть может, был неинтересным человеком, а для меня – самым добрым волшебником. Я очень надеюсь, что люди, умирая, не исчезают в никуда, а переходят в иное качество. Не может же человек прожить жизнь, насыщенную, качественную, накопить мудрость - и просто исчезнуть… Мама говорит, что люди живы, пока о них помнят другие. Я много чего помню о своем деде и надеюсь, что, может быть, какая-то остаточная энергия от него живет сейчас в данный момент возле меня…