Стучать в армии вроде бы считается делом не очень хорошим, неловко как-то барабанить на боевых позициях, и вряд-ли кто-то во время традиционной пьянки, посвящённой 23-му февралю, станет много пиздеть на тему ”Как я стучал в армии”.

Нет, пиздеть о том, как до обеда ловил шпиёнов, а после обеда расстреливал, да жену ротного выебал пока тот в наряде был -это всегда пожалуйста. А вот о стукачестве даже в бессознательно-пьяном состоянии говорить как-то не принято.
Но, однако, стукачество стукачеству рознь: иной раз этот самый процесс стукачества, равно как и его конечный результат-просто святое и благородное дело, которого ”нам ли стыдиццо-нам етим делом нааадо гордицца”...
Ведь многое зависит от того-где стучишь, на кого, и по какому, собственно говоря, поводу изволишь подло барабанить...
Вот ежели закладываешь товарища, свинтившего в самоход поточить шпагу-это одно дело, а вот если к примеру написал докладную на прапора, поломавшего твою любимую игрушку-то это уже совсем другой калинкор получается...

В тот день старшина первой роты прапорщик Дементьев был, что называется не в духе-мож с бодуна не успел захмелицца, а мож другая кака кака приключилась по дороге на службу, но вот только появился он в расположении батальёна в состоянии крайнего раздрожения, и тут же направился обходить свои владения (туалет, кубрики, КБО и сушилку) с целью конкретно доебаться до дежурного наряду.
Минут через несколько мучительных поисков он обраружил-таки то, чево хотел- в сушилке, в которой положено быть только сапогам, шинелям и прочим подмоченным солдатами предметам воинской службы, он увидал музыкальный инструмент, а конкретно ”гитару шетиструнную производства фабрики Луначарского” по цене 17 рублей 85 копеек за штуку.

Тут следует сделать небольшое лирическое отступление в сторону армейского уставу, согласно которого музыкальному инструменту (будь то гитара, домбра, боян или даже самая что нинаесть занюханая отечественная балалайка) положено находицца в строго определённом месте, а именно в ленинской комнате (ну на крайняк может ещё в клубе или оркестровой яме, но только нихуя не в сушилке).
Однако в этой самой ленинской комнате солдату запрещено курить и сидеть в распоясавшемся виде, а какая может быть игра на гитаре без курева и в сапожыщах?
Да никакой...Да и обстановка там, честно говоря, к интиму ни хуя не располагающая-подрочить можно разве что на на бюстик Ленина (а хотелось бы на ленин бюстик) и на членов политбюро (на члены которых в те далёкие времена дрочить никто бы не отважылся). Кароче в туалете ( в смысле умывальнике) песни звучали горазно увереннее, а тем паче в тёплой, напоминающей родимый дом, сушилке...

Всё это прапорщик Дементьев прекрасно понимал, потому как сам был не из пионерской зорьки и институтов разных там не заканчивал, а оттянул уже немалый срок в родной советской армии. Но в то утро настроен он был решительно, и ухвативши за горло грифа ни в чём неповинную гитару, немедленно охуярил её о каменный пол сушильного помещения.
Издав последний в своей жизни ми-минор, гитара фабрики Луначарского приказала долго жить, а мы (я и мой товарищ по прозвищу Гнус) в этот же день настрочили докладную замполиту батальёна по поводу порчи прапорщиком Дементьевым личного солдатского имущества, акцентировав замполитово внимание на том, что наше солдатское жалование на тот момент составляло чуть больше трёх рублей, и на покупку нового инструмента соответственно придёцца копить полгода (практически до самого дембеля).
Новую гитару подтянули уже через пару дней, поскольку служба моя происходила в культурном городе Ленинграде, а не где-нибудь в Монголии, где из щипковых инструментов только домбры, а из ебабельных существ- самцы верблюдов.  Мы с Гнусом вскоре начали забывать о нашем доносе, как вдруг однажды...
Однажды недельки через две подходит к нам прапорщик Дементьев и шлёпает об стол семнадцатью рублями восьмьдесятьюпятью копейками, прокомментировав свои действия репликой типа-”Подавитесь суки!”...

Ох и было радости в тот вечер в батальёне связи.
Не на свои пьём-на старшинские!!!-радостно визжал Гнус. Дружно пили водку с ”Изабеллой”, курили ”Беломор” и ”Балтийские”, орали ”Машину Времени” вперемежку с ”Воскресеньем” и рассуждали о реальной пользе справедливого армейского стукачества.