Михась отворил дверь и, щурясь от утреннего солнца, вышел из здания. Хлопнула дверь и ржавая дверная пружина, выполнив своё предназначение, задребезжала за спиной.
- Я последний что-ли? - Михась огляделся. Вокруг него стояли или сидели прямо на земле его друзья. Семен курил и смотрел на него.
- Да задолбались ждать, честное слово, - Семен глубоко затянулся в последний раз и щелчком отбросил в сторону искорку бычка, - ну, пойдем что-ли?
И он, подняв с земли рюкзак, рывком набросил его на плечо. Остальные тоже зашевелились. Кто-то начал отряхивать штаны от налипших прошлогодних травинок, кто-то запихивал вещи в рюкзак, и вскоре вся группа направилась вдаль от одинокого здания. Они шли молча, глядя, как встает солнце, заливая лучами аллею с множеством параллельных дорог, ведущих в бесконечность. Никто не знал насколько широка эта аллея, есть ли у нее начало и конец. Они просто шли вместе, одной группой, причем Михась не мог вспомнить как давно он познакомился со своими друзьями. Они все, в принципе, были неплохими людьми, им было комфортно вместе, но границы памяти терялись в какой-то непонятной дымке. Временами аллея пересекала небольшие аккуратные рощицы, статуи и мраморные фонтаны органично украшали их, и тогда дорога превращалась в множество гравийных тропинок, петляющих между деревьев. Михась всегда улыбался, когда видел это разнообразие ландшафта - он любил окружающий эстетизм. Временами справа от дороги появлялся склон, засеянный аккуратно подстриженной травкой, и внизу, справа, тоже была дорога, равномерно разбавленная цветастыми клумбочками и фонтанами.
Они не были одни на дороге. Временами Михась видел группы, такие же как и они, отдыхающие по сторонам или неторопливо бредущие тем же курсом. Но что больше всего удивляло Михася, так это то, что очень далеко слева, в рассветном тумане, он видел крохотные цепочки подобных групп, которые шли обратно. Это никак не укладывалось в цель смысла их движения, хотя точно он не мог сказать в чем была их цель. Скорее всего, разгадка должна была появиться позже.
- Слушай, а аппарат в метро, ну - там, выдает сдачу бронзовыми долларами, никогда не видел раньше таких, - Михась решил нарушить тишину, доставая из кармана блестящий кругляш доллара.
- Да ну! - одна из девушек взяла из его руки монету и начала вертеть её, разглядывая с обеих сторон, - Нифига себе, а я думала у них только бумажные.
- Неа, - Михась достал еще монеток, - у них и 50 центов есть тоже металлические и я, кажется, два доллара тоже видел одной монетой, правда у меня сейчас нет с собой.
Они все с интересом стали разглядывать на ходу металлические деньги, передавая друг другу.
Вскоре аллея превратилась в небольшие изогнутые улицы. По бокам стояли невысокие здания этажей в пять-семь и друзья остановились возле одного из них. Оно немного отличалось от своих собратьев, этажи здания уходили вверх полукруглой лесенкой. Михась уже где-то видел такое строение, но не мог точно вспомнить где именно. Семен вытащил из пачки очередную сигарету и, звонко брякнув крышкой зажигалки, закурил.
- Бьюсь об заклад - это кинотеатр, - сказал он, - зайдем?
Семен не ошибся, это действительно был кинотеатр с рядами кресел уходивших вверх. Сбоку от проходов стояли небольшие столики с аккуратно нарезанными бутербродами. Подкрепившись, друзья начали подниматься и рассаживаться в комфортные кресла.
- ...Семен, я конечно согласен, но я бы аккуратнее выбирал дома. Надо поспрашивать сначало людей вокруг, что-ли, - Михась продолжил свою мысль, положив руку на подлокотник и почувствовал заусенец на деревянной поверхности. Он, не глядя, аккуратно погладил его пальцем, пытаясь почувствовать насколько он острый. В принципе, заусенец был основательно закрашен синей краской, которая сглаживала неровности, но вся стена выше краски была побелена известкой, как это было принято во всех этих государственных учреждениях. Сверху заусенца было много известки, поэтому Михась откинул одеяло и присел, чтобы дотянуться до нее и отковырнуть, как следует. Семен с интересом наблюдал за экспериментом с соседней раскладушки, косясь иногда на воспитательницу детского сада. Михась поморщился, так как угасающее молочное сознание младенца мешало ему вжиться в тело.
- Подвинься, малыш, - сосредоточился Михась и первичное сознание, затрепыхавшись, как огонек угасающей свечи, растворилось в небытие.
* * *
- Кушай, кушай, сынок, - мать подкладывала Михасю на тарелку только что испеченные пирожки.
Дембельнувшийся Михась, уминал выпечку за обе щеки, роняя крошки вокруг. Неожиданно для него, мать достала старый альбом с фотографиями.
- Вооот. А вот ты в первый класс пошел, помнишь? - мать перелистывала страницы наоборот.
- А вот тут тебе два годика, помнишь, мы тогда только что в новую квартиру въехали, еще даже ремонт не закончили, - мать вопросительно посмотрела на сына.
С фотографии на Михася смотрел розовощекий карапуз своими ничего непонимающими глазами.
- Неа, ма, не помню ни черта, я же маленький тогда был, - Михась, работая челюстями над предыдущей порцией, разламывал очередной пирожок, чтобы посмотреть с капустой он или с мясом.