МОКРОЕ ДЕЛО

Мой младший шестилетний братишка пришел домой с десятком тускло-золотых карасей за пазухой. Батя же мой был заядлый рыбак и сразу спросил брата, где и как он наловил таких красавцев. Братишка  сообщил, что это он с соседом  Ванькой Рассохой  намутил в Кругленькой ямке (озерцо такое пойменное). Для непосвященных поясняю, что значит "намутить". В не¬большой водоем - как правило, ложбину в пойме, в кото¬рой после весеннего половодья остается рыба, когда Ир¬тыш возвращается в свои берега, - залазят несколько че¬ловек, и ну давай вздымать ногами донный ил. Через не¬которое время задыхающаяся рыба высовывается из воды, чтобы глотнуть свежего воздуху, людей посмотреть, себя показать. Вот тут-то не зевай, знай, хватай ее и выкиды¬вай на берег. Сам я так никогда не ловил рыбу и не ви¬дел, как это делается. Но рассказывали. Вот и отец поверил.
-А ну, сынок, пошли! - воодушевленно сказал отец, хватая ведро. - Сейчас мы карасиков-то натаскаем.
-Папка, я устал, и живот чего-то болит,  - заныл бра¬тишка.
-Пошли-пошли, покажешь, в каком месте мутить надо! 
Отец не любил, когда ему возражали. А тут его еще охватил азарт. И братцу ничего не оставалось делать, как подчиниться. Они вдвоем долго прыгали и ползали  по Кругленькой ямке, пока вся вода в озере не стала коричневой. На поверхность всплыли пара дохлых лягушек да возмущенные жуки-плавунцы, водоросли. Карасей же не было. И только тут до отца, когда он уже весь покрылся тиной, а от холода у него даже лысина посинела и он стал похож на водяного, -  начало что-то доходить.
-Сынок, - сказал он ласково. - Скажи, где взяли ка¬расей, и тебе ничего не будет.
Братан выбежал подальше на берег, на всякий слу¬чай заревел и признался, что карасей они с Ванькой на¬трусили из чужого вентеря («вентиля», как говорили у нас в деревне) и совсем на другом озере. А правду сказать он забоялся.
-Засранец! - сплюнул ряской отец и захохотал. Так его еще никто не проводил. Ну вот. Я взял и написал на эту тему  юмореску и отправил  в родную районку. А рассказик этот взяли и напечатали! Нетрудно догадаться, как я ликовал – ведь это была моя первая публикация! Газету на всякий случай с прихватил с собой на работу, на полевой стан –  здесь я, совсем недавно вернувшись из армии, работал сварным. 
Газета мне жгла карман, но я ее пока никому не показывал. А в  бри¬гаде между тем никто и словом не обмолвился о моей публикации. «Вид¬но, еще не читали» - решил я. В обеденный перерыв пер¬вым ушел из столовки в вагончик, где механизаторы обыч¬но отдыхали: забивали "козла", читали свежую прессу, просто валялись на жестких лавках и полках. Еще никого не было, я быстренько развернул районку и положил ее на стол так, чтобы юмореска с моей подписью сразу бро¬силась в глаза. А сам скромненько уселся в сторонке и за¬курил.
Первым в вагончик зашел тракторист дядя Саша Горн. Я затаил дыхание и стал отстраненно смотреть в маленькое оконце, о треснувшее стекло которого с гром¬ким жужжанием бились мухи. Дядя Саша с кряхтеньем умостил свое грузное туловище за столом, подтянул к себе газету и... шмякнул - прямо на мой очерк! - жирного под¬вяленного леща.
-Подвигайся ближе, - доброжелательно сказал дядя Саша.  – Тебе со спинки или хвостик будешь?
А с коротких толстых пальцев его, которыми он пло¬тоядно раздирал рыбину, на газету стекал янтарный жир, под которым расплывалась моя подпись.
Обида спазмом сжала мне горло.
-Спасибо, не хочу! – процедил я сквозь сжатые зубы  я и выкатился из вагончика.
Но писать не бросил. В итоге осенью того же года меня пригласили на штатную работу в эту районку, носящую гордое название «Ленинское знамя», где я и отбарабанил корреспондентом, завсельхозотделом и заместителем редактора несколько  лет. Пока не перебрался в областную газету.  За эти годы  стал свидетелем и был участником различных забавных и приключений, случавшихся с нашим братом газетчиком. О  некоторых из них рассказываю    сегодня по случаю Дня печати.
    

ГРИГОРЬИЧ

В  «Ленинском знамени» собственного фотокорреспондента тогда не было. Редакция пользовалась услугами фотографов местного быткомбината (конечно же, это не могло не сказываться на качестве снимков – многие из них были иконоподобными). Снимки нам делали кудрявый балагур Саша Кириков  и добродушный пьяница Леонид Б. Звали мы его просто Григорьичем.  Пьяницей он стал, уже будучи фотографом – появились левые деньги, которые заначивал от своей суровой жены, а тратя их, не проявлял особой изобретательности. До переезда в Казахстан Б. жил на Украине в Горловке, работал на шахте и не пил вообще. Пока его не оскорбила любимая девушка, к которой он бегал на свидания в городской парк культуры и отдыха.
-Ты понимаешь, - жаловался мне Григорьич. – Все же было хорошо сначала. В кино сходим, мороженого поедим, поцелуемся, потом я ее домой провожу. У меня были серьезные намерения, хотел ей предложение сделать. А она в один теплый августовский вечер пришла  на свидание, я еще удивился – от нее вроде как винцом попахивает, -  и как шарахнет мне в лоб: «Надоел ты мне, зануда, - говорит. – Не пьешь, не куришь, молчишь все время, борщом воняешь. Не мужик! Прощай!». Вильнула бедрами и ушла. Вот тогда я в первый раз напился…»
Потом Григорьич напивался много раз и часто влипал в разные истории. Самая скандальная произошла с ним во время одной из отчетно-выборных районных партийных конференций. Григорьичу поручили наделать  снимки для иллюстрации  отчета об этом важнейшем в жизни района событии (все равно, что партийный съезд для страны). Первые полчаса работы конференции Б. был еще трезв и скромно щелкал своим «Киевом» где-то в середине зала. Потом он пару раз ненадолго отлучился, после чего в глазах его появился демонический блеск. Григорьич очень твердой походкой выходил прямо к трибуне,  за которой все еще читал ужасающе огромный отчетный доклад первый секретарь райкома, и раз за разом  сверкал ослепительной фотовспышкой прямо ему в глаза. После каждого такого блица секретарь непроизвольно дергал головой, потом с минуту, не меньше, заново привыкал к тексту. В конце концов, он не выдержал, и после третьего или четвертого захода извергающего молнии Григорьича раздраженно закричал:
-Да уберите вы этого дурака!
Зал зашушукался, раздались смешки. К фотографу быстро  подошел заворготделом райкома,  и цепко взяв его за локоть, повел к выходу. Б. исчез. Секретарь успокоился и, опустив голову, продолжил свой нескончаемый доклад. Но минут через пять его опять ослепило вспышкой и он буквально подпрыгнул за трибуной. Это неугомонный Григорьич, где-то снова пригубивший винца, пробрался в зал через другой выход и опять стал «щелкать» докладчика. При этом он зачем-то взобрался на одну из батарей отопления.  Сделав несколько кадров, Григорьич пошатнулся и с грохотом свалился в проход. Из хохочущего  зала его уже не вывели, а вынесли.
Разозленный редактор, которому быстро доложили, каков был его нештатный корреспондент при выполнении редакционного задания, хотел было отказаться от его фотографий с этого злосчастного пленума. Но никто другой в этот день партийный форум районного значения, кроме Григорьича,  не снимал, а без снимков целый газетный разворот  с отчетом  выглядел бы  сплошной портянкой. Скрепя сердце, редактор снова принял снимки своего непутевого внештатника.
- Ты бы… это,  хоть на такие задания ходил трезвый, - сдержанно попросил он Григорьича.
- Ладно, - легко согласился фотограф. И конечно, ненадолго.
После сорока лет Григорьич заболел тромбофлебитом, ему отняли ногу, и хотя на костылях передвигаться он мог, с постели почти уже не вставал.  Григорьичу было нельзя курить, и он жестоко страдал от этого. Когда его навещали друзья и, пропустив «по маленькой», порывались выходить покурить на улицу, он останавливал их и просил дымить при нем, жадно поводя при этом носом. Как-то он сходил в баню к соседям, хорошо там попарился, а приковыляв домой, лег на кровать и… умер. Его убил оторвавшийся тромб. По-моему, Григорьичу не было еще и пятидесяти.  Сейчас в том райцентре  уже мало кто помнит, кто был такой Леонид Б.  Хотя при этом, наверное,  почти в каждой семье есть сделанные им фотографии, навечно остались они и в подшивках районной газеты «Ленинское знамя».     


ГЕРОЙ СТРАДЫ

Занятный случай произошел с нашим нештатным корреспондентом агрономом М. Александром . Мужичок он был еще тот: выпивоха, а вследствие этого еще и забияка.  Но ценился у себя на работе как  специалист,  и к тому же был не лишен литературного дара. Александр  нередко писал в нашу газету не только рядовые сельхозные материалы, но зарисовки, очерки, порой даже на эссе замахивался.  То есть был человеком, о каких обычно говорят: пьян да умен – два угодья в нем. Мы его любили за живость характера, за то, что нередко выручал редакцию, пополняя ее портфель своими  материалами, и привечали у себя в конторе.
  Как-то М. ошарашил нас, подъехав к редакции на новеньком блестящем «Москвиче»: ведь еще недавно жаловался, что в очереди на машину числился аж под трехзначным номером и что купить ее сможет только к глубокой старости. А тут на тебе: всего через полгода, как поставили на очередь, заявляется на новой, в смазке еще, машине. Как, откуда?
      Александр рассказал нам почти невероятную историю (как мы потом проверили по своим каналам – не врал). Был самый разгар уборки. М.  угораздило нажраться в тот злополучный вечер, и он, непоседа, чуть тепленький, выехал на поле с одной из машин, отвозящих намолоченное зерно от комбайнов на совхозный ток. Прицепился к комбайнеру за то, что у того якобы очень высоко поднята жатка и он сбивает лишь колоски, оставляя тем самым совхоз без соломы. Слово за слово, и оппоненты подрались. Комбайнер был трезв и поздоровее агронома. Надавав М. хороших пиздюлей, он закинул его в копешку соломы и погнал свой комбайн дальше. Агроном в этой же копне и заснул.
  Разбудили его… первый секретарь райкома партии и первый секретарь обкома. Первое лицо области приехало в наш район посмотреть за ходом жатвы: в тот год на Павлодарщине была засуха и урожай удался только на севере области. Рано утром они выехали на машине нашего первого и наткнулись при объезде полей на М.: тот спал в копешке, волею судьбы оказавшейся прямо у полевой дороги.
  - Что это с вами, Александр Андреевич? – недоуменно спросил наш первый секретарь (он хорошо знал М., поскольку тот работал в «пригородном» совхозе – то есть при районном центре). – Почему это вы здесь спите, да еще в таком виде?
  Впрочем, зная некоторые особенности характера М., мог и не спрашивать: вид агронома красноречиво свидетельствовал, что он неспроста спит в копне соломы за два десятка километров от райцентра.
  Другой на месте М., может, и растерялся бы, застань его рано поутру, похмельного и со следами побоев на лице в копне соломы,  первые лица района и области. Но  М., хитрый и изворотливый мужичок, был на своем месте.
  И его понесло.
  - Ну, вы же знаете, товарищи,  какой у нас нынче богатый урожай – в области такого нет, - вдохновенно сказал он, одновременно обращаясь к обоим первым. – Приходится дневать и ночевать в поле, чтобы собрать весь урожай до зернышка, чтобы комбайнеры не халтурили. Служебная машина у меня давно сломанная и списанная, личной купить не могу, хотя и стою в очереди. Поэтому оседлал на время уборки молодого жеребца, сам объездил его, вот на нем верхом и мотаюсь по полям. А вчера Карька мой что-то сдурил, сбросил меня с седла, вон даже лицо все побито. Всю ночь ходил вот по полям, искал Карьку. Притомился и заснул в копешке. Спасибо, что разбудили. Может, довезете до бригады? Там найду какую-нибудь машину да поеду, отыщу коня. Что касается уборки, то докладываю: мы ее нынче завершаем на неделю раньше обычного и практически без потерь.
  - Ну, не знал, что у тебя есть такие замечательные агрономы, - сказал первый-областной первому-районному, довольный услышанным. - Коммунист?
  - А как же! – гордо ответил М.. И скромно добавил:
  - Кроме того, нештатный корреспондент районной газеты.
  - Вот что, дорогой, - тоном, не терпящим  возражений, произнес первый секретарь обкома. – Проследи, чтобы товарищу М., в качестве поощрения за его самоотверженный труд, нынче же вне очереди продали легковую машину. Пусть ездит по полям на собственной, раз хозяйство не в состоянии обеспечить его служебной…
  И первому  секретарю райкома партии ничего не оставалось, как выполнить распоряжение первого секретаря обкома. Впрочем, он и сам не остался обиженным: по итогам уборки того года район был признан победителем республиканского социалистического соревнования и районного секретаря наградили орденом…


ПО ТУ СТОРОНУ ГРАНИЦЫ

Наш район,  граничащий одновременно с Новосибирской и Омской областями России, в семидесятые- восьмидесятые годы имел обширные  поля. Урожайность их была предметом особой заботы как районного руководства, так и сельхозотдела редакции, который несколько лет возглавлял ваш покорный слуга. Одновременно, на общественных началах, я также входил в состав районного комитета народного контроля и довольно часто выезжал в хозяйства с рейдами. Разумеется, организатором подобных серьезных мероприятий, заканчивающихся, как правило, большими неприятностями для директоров совхозом, специалистов, механизаторов (что это за рейд без денежного начета?), выступали чины от комитета, моя же задача сводилась к освещению этих рейдов  в газете.
  Вот так однажды в конце апреля, в разгар весенних полевых работ мы выехали с председателем районного комитета народного контроля Адамовым, суровым на вид  казахом, в отдаленный совхоз. Выбрались из райцентра поздно и попали в распоряжение намеченной тракторной бригады уже на закате дня.
  Еще издалека заметив корячившегося на конце поля одинокого «дэтэшку», Жолат Назымбекович приказал шоферу ехать к нему. Но, не доезжая до трактора, вылез из машины и палочкой замерил глубину пахоты. Помрачнел, замерил еще в одном, другом месте: тракторист явно халтурил, лемеха его глубокорыхлителя входили в почву едва на половину заданной глубины.
  К трактору Адамов подъехал уже туча тучей. Властно махнул рукой трактористу. ДТ-75М завершил круг и покорно остановился. Из кабины его вылез и пошел нам навстречу невысокий щупленький тракторист-казах, совсем молодой парнишка.
  - Ты что же это делаешь, вредитель? – загремел Жолат Назымбекович. – Что тут вырастет после твоей пахоты? Как твоя фамилия? А ну, давай сюда талон качества – рублем будешь расплачиваться за свой брак…
  Переминающийся с ноги на ногу перепуганный тракторист молча протянул замасленную книжицу. Сердито пыхтя, Адамов водрузил на нос очки, полистал книжицу, подумал и вернул ее парнишке:
  - Ладно, смотрю, она у тебя пока нетронутая. На первый раз прощаю. Но еще раз попадешься мне на халтуре – шкуру спущу, понял?
  - Понял, ага, понял, – сконфуженно сказал тракторист. - Я сейчас все мигом исправлю, ага.
  Он тут же полез с ключами регулировать плуг. А мы поехали дальше.
  - Что-то это на вас не похоже, Жолат Назымбекович: взяли и отпустили бракодела без наказания, - сказал я председателю.
  - Да, понимаешь, заехали мы с тобой черт-те куда: попали в соседний российский совхоз, - сконфуженно сказал Адамов. – Как я мог оштрафовать не нашего тракториста? Но, я думаю, он все равно здорово напугался  и халтурить больше не будет.
Тогда  что в России, что в Казахстане порядки были одинаковые: так же по полям и весям носились рейдовые бригады, так же изымались талоны качества у бракоделов. А что касается того, что нам на российском поле попался казах-тракторист, так их тогда было полно в приграничных районах России. Как и русских в Казахстане…