Здорово, салажата. Чо-как? Чихаете, соплей наружу?  Бывает, бывает, емана. Я по первому годе тоже чихал, потом все прошло. Потому как морской дух, он целебный. Опять же медицина. Медицина самая передовая на судне. Какая медицина? Отвечаю, на судне медицина это солидол и теплые слова боцмана. Смазал легошко, выслушал наставление и все, готов к труду и обороне.

На Адене у нас кок заболел. Мошонкой. Неприятное заболевание скажу. Жопа в ракушках. Болел, болел. А потом выздоровел. Тока солидолом и спасся. Времена были тогда беспощадные. Чуть как слабина, сушите гири на морозе. Руки ноги голова присутствуют на туловище, и ты рад и счастлив. Это потом уже все эти фильдеперсы с бланманже ввели. Тут тебе и вежливость, тут тебе и простынь белая, трусы на байке стали выдавать. Я вот труханы на байке люблю. Они не натирают, емана. То вот был случай, тока трусами этими и жив остался. На полюс ходили, на зимнюю значит, на леща. Кто в ситцевых был, тому абзац наступил на яйца. Колокольный звон, жопа в ракушках. А я ничего. Левое только взопрело. Но то лечится, салажата, не боись. Говном крачки тока пару раз смазать. Сейчас вот хера найдешь говно это стоящее природное. Тьху и растереть сейчас все это. А тогда и люди другие были, и говно было строго по госту.

Еще вот помню. Вся жизнь трагедия у меня. Гаргулья житуха, емана. На Балтике дело было. Девяностые лихие наши жиганские. Гуляй рванина по живому мертвому. Потому как свобода наступила на нас неожиданно. Стали в Клайпеде, жратвы нет, соляра с боем у чухни доставалась. Клеша постирать нечем. Тайда тогда не было, а мыло хвойное, как я люблю, кончилось. Оно мыло хорошее. Со слезой вспоминаю запах родимый. Точка всему короче, жопа в ракушках. Делать нечего, сидим, последнего баклана доедаем, Григорич, мастер наш говорит – давайте на пиратство уйдем?! Роджера намалюем, значит. На вольные хлеба. А море оно как? Море оно мудрость впитало. Советскому моряку соли в мотню не одну тонну сыпануло. Соленая мотня у маремана, не портится, значит, мудрость народная. Флаг подняли художественно и на поиск.

Ходим, ходим. Каааак выскочим да на абордаж! Тельник рвешь на себе аккуратно. Даешь! Кричишь себе. Немчура разбегалась ей-ей, емана! Все бросали! Матрацы надувные, жратву с сухариками к пиву. Зонтики от солнца. Вам, кстате, не нужен зонтик?  За пару рейдов на пляжу магазин можно открыть было. Матрасами этими барыжыли. Очки у меня еще есть фрицевские, тока я в них ни черта не вижу. Они с диоприями на изоленте.

Тока не то это. Не нравилось мне в пиратах.  Душу мне рвало в них. Ногу подгибать приходилось, на деревяшках этих прыгать. Не набегаешь то много, жопа в ракушках, по песку. Поломаисси. Крестец болит, а надо, говоришь себе, потому как советский моряк. Нога моя ,толчковая левая, в мозолях вся. Беспощадное время было, да. Попугаев, опять же не хватало на всех. Дефицитные они, попугаи эти оказались. А пеликаны срут много, емана. Терпилы смеются. Все левое плечо у меня обосрано было. Пока тельник застираешь, опять –ногу надевай, пеликана устраивай удобно. Треуголку на клей посадить не забыть надо, емана.  Маета, одним словом. Потом, правда, катамаран взяли. Ну, такой, хороший, вроде как велосипеда педального. Вот тогда зажили! Было время-то! «Святой Варсонофий» - вот где мудрость седая, еманандей! В названии  она.

То потом трагедия произошла, без слез не муго говорить. Скупые такие жиганские. Болит душа морская. Кровоточит по живому.  «Маерск» контейнеровоз взяли. Длиннющий, падла. На абордаж взяли, емана, с носу. Топчемся, команда то не знает, что абзац уже, жопа в ракушках! Захвачено уже судно –то. Пошли до рубки, значит, захватывать. Что б честь по чести было. Пока дошли, он в Копенгаген на рейд стал. Тут нас, всех советских моряков, менты- то и приняли. Как нелегальных иммигрантов. А Григорич, тот уплыл на «Ворсонофии» нашем, ушел красиво за горизонт. Волнами гонимый одинокий странник, жопа в ракушках. Плавает сейчас где-то последний советский моряк, стережет рубежи Родины нашей. Богатырь Григорич, тепло его вспоминаю иногда. Скорбность по тем временная такая в теле. По полтешку примешь с ребятами и плачешь.

Мы потом в участке батареи подрезали у местных –то. В скупку сдали. Десять батарей сняли. Уж как тащили то. Скупка у них на другом конце города, жопа в ракушках. Неудобно все устроено. Вроде как гальюна на потолке. А ты подумай сначала, ты барыгу то поближе поставь, еманандей. Для людей надо все делать, чтобы мыло было хвойное, благость в теле. Потели конечно.. Но дошли.. Нам дай наказ мы тебе не только дойдем. Мы тебе перейдем. Семьдесят пять крон взяли. Денжыщи не малые по тому времени. Паспорта выправили, я себе сделал Вануатский. Не знаю где, что, но удобно. Вроде как книжечка такая с павлином и банановой пальмой. Я вообще красоту уважаю. Художников там всяких, поэтов тоже читаю. Такая вот морская душа у меня, салаги. Карасем не испугаешь.  Ну да ладно, прощевайте, емана, а то у меня пеликан не кормлен с утра.. Гулять с ним опять же.